Дорогая моя - немая
Лиля,
Почувствуй-те
Как обнимают
Тебя - или дальше - Вас
В последний раз
Руки - мои - слова.
Ту, которую я не знаю,
Которую так любили,
С которой были,
Были, Лиля,
Покуда крылья
Под слоем пыли
Не схоронили.
Когда их,
Побитых молью
Пресытясь болью,
Из не-бытия достали,
Они уже перестали -
Не станем лгать -
И себе - летать.
Их можно латать
И штопать,
Иголкой логики - наживую,
Губами шлепать,
Переходя на шёпот,
Когда хочется заорать,
Ошую и одесную.
Давай же не будем врать.
Пройдёмся ядом,
Вытравим насекомых,
Чтобы в других нарядах
Дыры не расплодились,
Чтобы сутулые распрямились
Плечи.
Время, Лиля,
Не только лечит,
Но позволяет слабость
И разрешает силу.
И то, что мне -
И тебе - осталось,
Не будет таким, как было.
Я - высплюсь,
Не беспокоясь
Об общем благе,
То есть
О том,
Что жизни моей - суть,
Для тебя же - жуть
Мещанства.
О том, что не теперь, потом,
О том, что в последнем шансе,
Как в первом же - налажал.
Пока ещё блажь свежа,
Ты сможешь уехать в Троицк,
Не строя планов,
В Литву, в Тарусу,
Мы перестанем трусить,
Ну - или я - не стану.
Я тоже, Лиля,
С душой в квартире
Переживал,
Что в мышеловке душно
И что тепло и сыро
Как под подушкой,
И мне казалось,
Что задыхаюсь,
Что сложенное в подвал
Быльё
Запах имеет затхлый,
Но всё ещё не гниёт.
И списывал - я не первый -
На нервы
Сороколетья.
Лелеял верность -
Семья ж и дети.
Если по Юнгу -
Подход совковый.
Совсем уж честно -
Грех подростковый,
Имевший место,
Ничем не лучше
Визитов к юной
Или влюблённой деве.
На самом деле -
Кому что нужно.
Мой друг Коровин
Был тих и ровен,
Имел с замужней
Дюма-роман,
Их нежной дружбе
Вредил стакан,
Но мать-тереза
Главней жены,
Усиленные дубль-диезом,
Любые чувства обострены.
Я ж, Лиля,
Тобою был тоже выбран
Больным и слабым,
Хлебнувшим,
Как мне казалось - горя,
Взрастившего баобаба
Страха, впившегося в пески
Саванны сухой тоски,
Смотрящим в корень,
Никак не в горы -
Боящемуся пожаров
Не нужен Килиманджаро.
Но жалость мощней огня
И ты позвала меня,
Плачущего о минувшем,
Того, кто вырван
Собою же из контекста
Своей же жизни.
Немного тепла и секса -
И я, как рекрут,
Поставленный под ружьё,
Занял вымышленный твой Париж
И реальность - тире - жильё.
После - был этим горд,
Впахивал как верблюд,
Чтобы дать то, чего не клюют
Куры, и нажил горб:
На накопленное рыжьё
Делал клетки,
Для диких птиц,
Чтобы пели у алтаря,
Возведённого в твою честь,
Впрочем, честь - фетиш,
У любых богинь
Жизнь в других краях,
Вне земных границ.
Я старался зря,
Якоря,
Принося бакшиш
И слагая гимн.
Прощай же, Лиля,
Моя - ничья.
Мы скажем - были.
Мы, а не ты, не я.
Ревновать -
Душу рвать.
От стыда
Тычу пальцем я в грудь свою,
Как стволом - туда
Где стучит мотор,
Затихая на до-люблю,
Завывая на до-си-х-пор.
За четырнадцать разных лет
Соли высохло до черта
На такыре рук,
На чертах лица.
Был бы дворник, ей
Я б посыпал лёд,
Прямо от крыльца,
Чтобы не упасть уходя,
Чтоб смотреть вперёд,
Зная что из окна следят -
Может быть - в слезах...
Чтоб не вырвалось: «Пожалей.
Ну по-жа-луй-ста!»