Я расскажу здесь историю своего отца. Рядового морской пехоты, который, по документам, вроде как и не совершил особых подвигов, но, тем не менее для меня всегда был героем и образцом жизни, любви и служения Родине.
Итак, с самого начала. 20 июня 1940 года девятнадцатилетний паренёк в брюках-клёшах, рубашке-бобочке и с вещмешком за плечами пришёл в военкомат и впервые в жизни поехал куда-то далеко от родной деревни. Сначала на машине до Пскова, потом куда-то на поезде, а потом на корабле. Дорога закончилась на острове Сааремаа в Балтийском море. Оказалось что он попал в учебную часть морской пехоты Краснознамённого Балтийского флота. Как человека, имевшего в то время очень неплохое среднее образование, его определили на обучение на водителя.
Через полгода с правами в кармане отец служил уже на военно-морской базе на полуострове Ханко. Сызмальства приученному к тяжкому крестьянскому труду, служба ему была не в тягость, наоборот она ему очень нравилась новизной впечатлений, налаженным бытом, отменным питанием. Но больше всего ему нравилось то, что появилось много друзей с всех концов большой страны. Учитывая недюжинную силу отца, его спокойный и покладистый характер, крестьянскую рассудительность, в части очень быстро стали относиться к нему с большим уважением.
22 июня 1941 года. О начале войны отец узнал не из газет или с чьих-то слов. Рано утром его подняла с кровати бомбёжка. Кругом творился ад: гремели взрывы, горели казармы, валялись убитые и кричали раненые. Через час после начала войны, в их автобате, в живых остался один офицер – политрук Гужва. Всех, кого удалось собрать он отправил а автопарк для эвакуации автомобилей. Из горящего парка удалось выгнать только четыре машины. Одну из них, получив серьёзные ожоги, выгнал отец. Так началась для него война. Об аде, который творился на Ханко написано очень много, поэтому я писать не буду. Просто скажу, что учитывая стратегическое положение полуострова, который, фактически был ключом к Финскому заливу и Ленинграду, немцы и финны полгода пытались уничтожить гарнизон, после оккупации Эстонии проводили массированные артиллерийские обстрелы с эстонского берега, непрерывные бомбёжки, до десяти атак в день мотопехотой. Но гарнизон выстоял.
После замыкания кольца блокады вокруг Ленинграда было принято решение об эвакуации базы Ханко. Отец покидал полуостров в числе последних на военном транспорте БТ-521, бывший дизель-электроход «Иосиф Сталин». Спустя три часа после отхода транспорта от Ханко Транспорт подорвался на букете мин и начал тонуть. Отец находился на верхней палубе, рядом с ним ранило капитан-лейтенанта. Он схватил офицера и прыгнул на палубу тральщика, подбиравшего людей около борта транспорта. На тральщике он и прибыл в Кронштадт
О блокаде отец не любил вспоминать. Из всех его рассказов запомнились только как на его глазах погиб друг, как мылись в бане с женщинами-блокадницами, да как на Карельском перешейке старый финн показал ему безопасную дорогу к передовой, куда отец вёз снаряды. К слову сказать, до отца на открытом участке дороги, который предстояло преодолеть и ему, было расстреляно немецкой артиллерией уже не менее десятка машин, и если бы не финн, отец был бы следующим.
После снятия блокады, отец, который до войны весил около 90 килограммов, весил всего 42. Десять дней блокадников подкормили, а после пошли они по побережью Балтики на запад. Я не знаю подробностей этого периода, поскольку отец никогда о нём не рассказывал. Говорил только о том, как было плохо в Польше, что поляки были очень злые и частенько стреляли в спины нашим солдатам, и особенно офицерам. Победу отец встретил в Германии. Поэтому в военно-учётных документах записано: «Участие в боевых действиях: с 22 июня 1941г. до 9 мая 1945 г.». После окончания войны отец ещё больше года служил в Германии и 15 июля 1946 года был демобилизован.
Приехав домой, он не увидел деревни, стояли только печные трубы. Её сожгли в феврале сорок четвёртого. Люди жили в землянках. Отца своего тоже не нашёл, тот пропал осенью сорок первого, когда возил продовольствие партизанам. Семья, в общем уцелела, не было только мужских рук. И в землянке не было практически ничего: ни постелей, ни посуды. Ели по очереди двумя ложками из одного котла, а спали на тряпье, которое удалось сохранить после оккупации. Так что сэкономленные на пути домой три банки тушёнки и пять буханок хлеба были сказочным богатством.
Вы спросите: - А причём здесь часы? А вот причём. Сейчас некоторые…нет это не люди, распространяют бредни о том, что наши солдаты грабили бедных немцев и мешками везли трофеи домой. Что мародёрство в Германии поощрялось командованием. И мой отец привёз трофеи: старинные настенные часы и отрез шёлка. Вот только у него была ещё и справка, подписанная военным комендантом полевой комендатуры 1558 о том, что данные вещи были приобретены в магазине. Без такой справки, с такими вещами, отец был бы расстрелян в течение 15 минут. Так тогда каралось мародёрство.
Эти часы висят дома, в Пскове на стене. Они давно не ходят, от них дано потеряны некоторые детали декора, но они будут висеть в домах потомков отца до тех пор, пока будет существовать род Козловых. А нам известна его история с середины 18 века, и я надеюсь, что она продлится ещё долго. А если найдём хорошего реставратора, то может удастся подарить им вторую жизнь