Наше родное

               
               
Главы из одноимённой повести (печатаются в сокращении).




  Гордиться славой своих предков не только можно, но и должно,   не уважать  оной,  есть постыдное малодушие.
                А.С.Пушкин
               
                И где бы я в жизни не был
                Забыть я никак не могу
                Родное  рязанское небо,
                Цветок голубой на лугу.

                Виктор Николаевич Жильцов                               
               


 

               
                ПРЕДИСЛОВИЕ


         На необозримых просторах Земли Русской  испокон веку  жили  и не покладая рук трудились  ее заботливые чада и рачительные хозяева - мои  деды и прадеды.  Они создавали большие, крепкие семьи,  подавая   пример   трудолюбия  и  долготерпения  своему   многочисленному  потомству.  И были счастливы, уверенные в правоте своего труда, гордясь и любуясь его плодами. Когда же наступала лихая година, в грозный час, по зову набата,  как один, вставали  они на защиту Земли-Матушки и сражались за неё, не жалея живота своего.   С честью исполнив свой сыновний долг,  они  возвращались к родным берегам, чтобы  жить и работать  на  отчей земле,  сохраняя и приумножая её богатства.
         Корни моей семьи глубоко уходят в Рязанскую землю.   Мои деды и прадеды,  Жильцовы, Максимкины, Барановы, Кочетковы  в полной мере разделили  судьбу   родного  Отечества.  Вместе со Страной, пережив войны, революции, голод, репрессии, забвение, они не ожесточились, ни на что не жаловались, никому не завидовали, всегда были деятельно добры,  и оставили о себе светлую память знавших их людей.
         Благодаря живому примеру моих предков, с самого начала моей сознательной жизни и по сию пору, на извечный и для многих неразрешимый вопрос: «Что делать?», я всегда знала ответ: «Делать добро».  Ибо добродетель – основа существования тысячелетнего российского семейного и государственного уклада, которая, на мой  взгляд, не забыта в  народе  и поныне.   Есть у меня ответ и на другой вопрос: «Кто виноват?».  Вот он  – «Бегущие от добродетели».

         Отдать долг благодарной памяти предкам,  передав собранную воедино Летопись рода потомкам  –  вот, полагаю, главный нравственный и интеллектуальный труд  моей жизни.  Постепенно  приводился в порядок семейный архив: документы, письма, дневники, нотные издания, книги, семейные реликвии.
         Обретало зримое очертание и  Родословное Древо, ветви которого являют собой причудливое, во многом и по сию пору загадочное, переплетение  человеческих судеб.   Корни этого Древа прочно вросли в родную землю.  Об истории моей семьи,  и  о  наиболее значимых, дорогих семейных реликвиях  я  и хочу рассказать.   

         


                Часть первая



                МАКСИМКИНЫ
               

                МОЙ  ПРАДЕД  УНТЕР-ОФИЦЕР ИЗ КРЕСТЬЯН
                ГРИГОРИЙ СТЕПАНОВИЧ МАКСИМКИН
               
   «Служи, Григорий, Царю и Отечеству верой и правдой! Знаю, не посрамишь род наш! Храни тебя Господь!». Такими словами проводил  на службу в царскую армию  своего  сына  крестьянин, житель  села Морозовы-Борки  Сапожковского уезда Рязанской губернии,   Степан Аристархович Максимкин. И провожая сына, повесил ему на шею  оберег - монету чекана 1704 года с пробитым в ней  для тесьмы отверстием.
         На монете  отчеканен образ  Святого  великомученика Георгия Победоносца, вонзающего копье в тело поганого чудовища – змия. Со времен принятия христианства на Руси Святого Георгия почитали как покровителя земледельцев и воинов. Именно он становится одним из важнейших национальных символов Российской Державы, ее государственной эмблемой, небесным покровителем Москвы. Русские крестьяне носили такие копейки-обереги рядом с нательным крестом, как нагрудную икону.   В нашей семье столетиями  из поколения в поколение  передавался  этот  семейный  оберег  витязям,  вставшим на защиту Отечества.

         Попрощаться с Григорием вышла вся деревня. В толпе провожающих раздавались рыдания. Кровоточили  незаживающие раны в сердцах  матерей, жён и детей, чьи  сыновья, мужья и отцы   сложили головы на фронтах   Русско-турецкой войны, недавно закончившейся победой русского оружия.
         Не скрывала слез и молодая супруга Григория,  односельчанка   красавица Дарья, дочь зажиточного крестьянина Семёна Феодуловича Баранова.  Предстоящая разлука  пугала  неопределённостью.

         ВЫПИСЬ  из метрической Книги   часть вторая о бракосочетавшихся  за 1881 год, выданная причтом Покровской церкви села Морозовых-Борков, Сапожковского уезда, Рязанской епархии»   свидетельствует о том, что  жених,  сын  крестьянина собственника* Степана Аристархова  Максимкина Григорий  православного вероисповедания бракосочетается  первым браком  с дочерью крестьянина собственника Семена Феодулова Баранова Дарией  православного вероисповедания  первым браком.  На  момент бракосочетания    «лета жениха - 18,  лета невесты - 17».


        * После  отмены в 1861 году  крепостного права, заключив выкупную сделку и выплатив первый взнос за землю, крестьянин приобретал статус  крестьянина-собственника и получал все права сельских свободных обывателей. В его обязанности входило несение рекрутской повинности и уплата подушной подати.

                ______________________________
      
         За годы службы солдатский путь Григория Максимкина был отмечен множеством наград, полученных им за героизм, проявленный при охране Российских рубежей. Одним из многочисленных  знаков признания его заслуг перед Отечеством, было присвоение моему прадеду звания унтер-офицера, с почетным переводом для дальнейшего прохождения службы в Санкт-Петербургский Артиллерийский полк Петропавловской Крепости.   
        Только теперь, в 1888 году, через семь лет после свадьбы, Григорий смог вызвать к себе в северную столицу из Морозовых-Борков свою бесконечно любимую супругу, Дарью Семеновну Максимкину.

         В Санкт-Петербурге появились на свет Божий тринадцать их детей, семеро их которых, к великой скорби родных, скончались ещё в младенчестве. Супруги поначалу проживали  на служебной квартире, на территории Петропавловской крепости. За тридцать лет жизни в северной  столице  семья Максимкиных  дважды переезжала на новое место жительства. По мере увеличения количества детей,  семье  унтер-офицера   Максимкина  предоставлялись  благоустроенные  служебные   квартиры:  на Пушкарской улице, а позже на Большой Белозёрской, дом 15/17.
          Шло время. Дети подрастали, заканчивали петербургские  реальные училища и гимназии. Учились на добрую совесть, радуя своими успехами родителей и  наставников.  В стенах уютного родительского дома царили покой, взаимоуважение и любовь.
         Каждый год, в  летнюю пору, с наступлением каникул,  всей семьёй  приезжали  в Морозовы-Борки, в ладно срубленный главой семьи пятистенок.  В Санкт-Петербург Дарья с детьми возвращалась только  с наступлением осени.
         Передо мной прекрасно сохранившиеся фотографии начала  двадцатого века, выполненные в столичных фотоателье Стуколкина и Гершуни. На одной из них,  Дарья  Семёновна и Григорий  Степанович в окружении шестерых своих детей. Младшей дочери Марусеньке  только  три месяца, средней  дочери Людмиле (моей будущей бабушке) – девять лет, старшей Наталье – девятнадцать;  сыновьям: Борису - семнадцать, Ивану – пятнадцать, Александру – тринадцать лет.
         Эта последняя фотография, где вся семья вместе.  Глава семьи, мой  прадед Григорий Степанович Максимкин,  был  уже  тяжело болен.  После увольнения со службы он каждый год, с весны и  до осени,  жил в Морозовых-Борках  вместе с супругой и младшими детьми.   Здесь, на родной земле его больному сердцу   становилось легче.  Незадолго до смерти Григорий  завещает семейный оберег  своей младшей дочке, Марусеньке,  передавая  дитя  под  покровительство Святого Георгия.
         Григорий Степанович отошел ко Господу  летом 1911 года.    Проводить односельчанина в последний путь вышла вся деревня.   Отпевание  проходило в церкви Покрова Пресвятой Богородицы, где три десятилетия назад Господь навечно соединил восемнадцатилетнего Григория Максимкина узами священного брака с  семнадцатилетней односельчанкой Дарьей Барановой. Похоронен  мой прадед  на сельском кладбище близ Покровской церкви. Его земного жития было сорок семь лет.


                НА СТРАЖЕ СЕМЕЙНОГО УКЛАДА

               
         Смерть главы семьи положила начало жестоким испытаниям, павшим на долю всех  её членов.  На плечи старших детей легла забота о  матери и младших сестрах. Старшие братья, выпускники реальных училищ,  Борис и Иван, много  работали,  материально поддерживая семью. Старшая дочь Наталья – выпускница петербургской гимназии, трудилась на Центральном телеграфе и давала уроки французского и немецкого. Моя будущая бабушка Людмила и младший из братьев - Шура учились в  столичных гимназиях.
          Между всеми членами семьи были строго распределены обязанности по ведению домашнего хозяйства. Марусенька любила наблюдать, как её  рукодельницы-сёстры, Наталья и Людмила,  ведут хозяйство: шьют, вяжут, готовят,  убирают дом. В дальнейшем умения и знания, полученные в стенах родного дома и в столичной  гимназии,  помогли  сёстрам   жить и выживать в родной Стране,  сотрясаемой хаосом войн и революций.
          Дарья Семеновна   «поднимала» Марусеньку с особой любовью, жалостью и тревогой.  В младенчестве Марусенька перенесла тяжелое заболевание ног.  Кроме рекомендованных лекарств, врачи советовали вывозить ребёнка в летнее время на песчаные пляжи и зарывать ножки в  прогретый солнцем песок. С первого  же года жизни малютки заботливая мать  каждое лето вывозила  Марусеньку   из холодного, сырого Петербурга в родное село,  в Морозовы-Борки, где на песчаных отмелях реки Пары девочка проводила большую часть   дня.   Постепенно болезнь стала отступать.
          Подросшей  Марусеньке, было поручено ухаживать за  цветами, буйно растущими на широких подоконниках  их  уютной петербургской квартиры.   «Как большая» отправлялась она по хозяйству  за молоком в находящуюся в соседним доме молочную лавку,  держа в руках  купленный ей  специально для этой цели  кувшинчик.
          Рядом с домом  дежурил городовой, по долгу службы осведомлённый о жизни семьи покойного унтер-офицера, фельдфебеля, Григория Максимкина. Блюститель порядка  приветствовал маленькую хозяюшку, отдавая ей честь.
          Младший из братьев, гимназист   Шура, стал  для  Марусеньки  первым учителем. Он взял на себя  труд подготовить сестрёнку к поступлению в гимназию.  Марусенька старательно выполняла домашние задания. От своего учителя она часто слышала  одобрительные  слова  -  «похвально», «превосходно».
          Превосходно   учился и  сам Шура.    На  него возлагались особые надежды родителей. Он лучше всех учился в гимназии, был  добрым  и мягким  со всеми, и люди платили ему тем же. Отдавая дань его способностям и трудолюбию, преподаватели прочили  Шуре большое будущее.   
          Но этим планам не дано было свершиться.  В России  назревали события, через несколько  лет  сокрушившие весь  уклад Русской жизни. По воспоминаниям моей бабушки,  Людмилы Григорьевны, тревога витала в самом воздухе северной столицы, в злом ветре надвигающихся перемен.

                ПРИШЛА БЕДА …

          1914 год. Первая Мировая война полностью разрушит домашний уклад  нашей семьи,  после смерти  её главы -  Григория Степановича Максимкина,  с такими трудами поддерживаемый  его вдовой и  осиротевшими детьми.  В народе говорят «Пришла беда – отворяй ворота»…   
          Старшие сыновья, Борис и Иван,  один за другим  ушли на фронт.  Долгое время об их судьбе ничего не было известно.  Но они вернутся.
          Не вернется домой Шура.  Призванный на фронт в 1917 году,  он погиб как герой, ведя сражение с превосходящими силами  противника.   В 2017 году исполнилось 100 лет со времени его гибели.   Мы бережно храним последнюю открытку, присланную  им с  фронта из-под Ржева, в сентябре 1917 года и  фотографию  Шуры  в военной форме.
          Уходя,  Шура  оставил свет и добрую память в сердцах всех, знавших его людей. Гибель  Шуры потрясла нашу семью и на всю жизнь нанесла  глубокую, незаживающую  рану   Марусенькиной  душе.  Рассказывая мне о брате, она вновь и вновь переживала его гибель и до конца своей жизни не могла с этим  горем смириться. Когда я была в ожидании  рождения ребёнка,  она,  60-летняя пожилая женщина, никогда не имевшая своих детей, попросила меня назвать  моего малыша  именем брата.   Её просьбу я выполнила. А через 21 год  моя дочка Александра  подарила  мне внучку, назвав ее Марией.

                *   *   *

  1918 год.  Обстановка в  Петрограде   накалилась до степени совершенного безумства. Спасаясь от  революционных погромов, грабежей и насилия, Дарья Семеновна принимает решение  навсегда покинуть столицу, в которой  прожила  ровно тридцать лет, и вернуться с двумя младшими дочерьми - девятилетней Марией и  восемнадцатилетней Людмилой в отчую деревенскую глубинку,  в родное село Морозовы-Борки. Старшая дочь, Наталья  Григорьевна, осталась в Петрограде, где служил её муж Эдуард,  и носила его фамилию – Кусина.
   Страшным было это возвращение, вернее, бегство…. Чтобы очутиться  в вагоне  спасительного поезда, нужно было каким-то невероятным образом прорваться сквозь обезумевшую, ревущую по-звериному толпу людей. Людей, таких же несчастных, как и мои родные, согнанных  в эту дикую стаю одной, на всех общей Бедой.
   По воспоминаниям бабушки, лето  1918 года  в северной столице было аномально  холодным.  Но, благодаря этому, беглянки,  зная по рассказам очевидцев, что предстоит им пережить в пути,  надели на себя максимальное количество  вещей.   Ведь на сохранность ручной клади почти не было надежды. И не ошиблись.
   Когда Дарья с дочерьми ступили на родную  землю, на них односельчанам было больно смотреть: верхняя одежда порвана в клочья, от немудреного скарба не осталось и следа. Бабушка  мне рассказывала, как  по возвращении,  у  них, обессиленных в пути беглецов, как будто пропал дар речи: все трое почти не разговаривали.  В счастье возвращения  верилось с трудом.  Прошлое, настоящее и будущее  казались нереальными.
        И только жизнеутверждающее  приветствие односельчан:  «Здравствуешь, Дарья!»    и соседствующий с нательным крестом  образ Святого Георгия  на худенькой  шейке девятилетней Марусеньки   давали понять, что всё  у нас было, всё есть и всё ещё будет!
       Жизнь приходилось начинать заново, с нуля. Чтобы не умереть с голоду, в самое краткое время   надо было научиться выживать,  вспоминать и осваивать  навыки  тяжелейшей крестьянской жизни,  напрочь  лишенной прежних  столичных удобств.
          И мои родные без ропота принялись за дело.

                ВСЕМ МИРОМ

          Был раньше у русского Народа   добрый  обычай – помочи. Всей общиной выходили люди, дабы потрудиться бескорыстно на благо ближнего, оказавшегося в беде.  «Всем миром и чёрта осилим!» - с  такой  глубокой  верой во всепобеждающую силу Единства  и Добра  столетиями жили наши предки.
          Вот и  моим  родным   крестьянская община оказала  скорую помощь. Бабушка и Маруся вспоминали,  с какой заботой и пониманием приняли односельчане  столичных беженцев-земляков.
          Перво-наперво, привезли запас берёзовых дров, чтобы протопить отсыревшую избу, снабдили  недостающей в доме  и необходимой в  крестьянском быту хозяйственной утварью. Спустя некоторое время, на подворье появилась живность.
          Мой низкий поклон и светлая память тем,  давно почившем  добрым людям и крепкого здравия и помощи Божией их потомкам.
          Помимо огорода и домашней птицы семью кормил лес, раскинувшийся на десятки километров.   Его от села   отделял   мост    через  красавицу  реку Пару,   торжественно  несущую   свои воды   в Оку.  В самих названиях огромного лесного урочища заключены великая мудрость и высочайшая нравственная культура  нашего Народа.
          Ендова (Яндова). В добрые времена и в тяжёлую годину  щедро одаривала эта лесная чаша-овраг честной народ ягодами, грибами, орехами, да мёдом диким.
          А Заклятка…  Если ты добрый человек, то этот сказочный дремучий лес-великан  примет тебя с добром:  напоит живой водой родниковой, да отпустит с миром…
          Но, ежели на уме, да на сердце   твоём недоброе, то, не ровён час, заплутавшись, останешься в нём  навсегда…
          Щедрые дары леса на предстоящую долгую зиму селяне готовили загодя. Грибы  сушили, солили, мариновали.  Вклад Марусеньки в общий котел не ограничивался  приносимыми ею  в дом дарами леса.  Она с  любовью заботилась о курах, утках, гусях.  На огороде трудилась наравне со взрослыми - матерью и сестрой Людмилой.   Весной сажали картофель, свёклу и турнепс, пропалывали грядки от сорняков, а, начиная с середины лета, собирали созревшие плоды.
          Уборка дома, по деревенским меркам, считалась работой легкой и была поручена маленькой хозяйке. Всё  за что бралась Марусенька, она делала с душой, не по детски ответственно, на пределе своих сил. По-другому не могла. Как и её покойный брат Шура,  Марусенька  всеми силами души старалась быть полезной и своим родным, и всем нуждающимся в помощи,  даже мало знакомым людям. Её доброта и простота часто использовались непорядочными людьми. Но она продолжала до последнего дня верить людям, ни на кого не держала зла, всем прощала обиды.


                ВСЁ ЭТО БЫЛО

          Древнее  село Морозовы-Борки   впервые упомянуто, как Борки, в окладной книге в  1676 году.  Вот каким  оно было в  последней четверти XIX  века. В центре села, на большой площади, возвышался величественный храм  во имя Покрова Пресвятой Богородицы, отстроенный  в начале XIX века на пожертвования владельцев села графа Д.А.Зубова, майора П.Г.Щепочкина и коллежского регистратора Н.М.Савинова, на месте сгоревшей в 1805 году деревянной Покровской церкви.
          Село являлось волостным центром, в нём работали два кожевенных и два механических паровых крахмальных завода, двенадцать маслобоен - сливочного и растительного масел. В лавках велась оживлённая торговля. В селе было налажено производство кирпича и горшечных изделий.  В селе было открыто почтовое отделение, работала школа. В каменном "учительском доме"   ежегодно обучалось  до 150 мальчиков. При выпуске ребята получали свидетельства об окончании сельской школы.  Через село Морозовы-Борки был проложен дорожный тракт от железнодорожной станции Вёрда до уездного города Сапожка.

               
                МОЯ БАБУШКА -
                УЧИТЕЛЬНИЦА МОРОЗОВО-БОРКОВСКОЙ ШКОЛЫ
                ЛЮДМИЛА ГРИГОРЬЕВНА МАКСИМКИНА
 
          В 1918 году о прежнем благополучии Морозовых-Борков напоминала  грациозно парящая в облаках над опустевшим селом колокольня Покровской церкви. Не прекращали  работу  почтовое отделение и школа,  преподавать в которой стала моя будущая бабушка – Людмила Григорьевна Максимкина, выпускница Санкт-Петербургской гимназии.
          В гимназии особое внимание уделялось воспитанию у девушек трудолюбия. Гимназисток учили всем необходимым для жизни навыкам: шить, вязать, готовить, вышивать, ухаживать за больными. Бабушка  с благодарностью вспоминала свою классную даму. Аккуратная, подтянутая, безукоризненно причесанная, она всегда была сдержана и спокойна. Никогда не повышала голос, но в то же время умела так сказать, что воспитанницы прислушивались к каждому слову своей наставницы.
          В течение учебного года для своего приданого гимназистка обязана была успеть приготовить какую-нибудь необходимую в быту вещь: искусно вышить скатерть или полотенце, или обшить простынь самодельными кружевами. Эта сложная, кропотливая работа подготавливала девушку к её высочайшему предназначению в жизни – стать матерью, хозяйкой, хранительницей домашнего очага. А это потребует от неё привычки к ежедневному тяжёлому труду  и огромного терпения.
          И по сей  день бабушкины рукоделия украшают мой дом, придают квартире особый уют, тепло, вселяют в душу умиротворение. «Терпение и труд всё перетрут!»  - любила повторять моя бабушка. Она же,  за проявленное мною усердие, видя мои старания, называла меня «терпухой».
          Судьба распорядилась так, что вскоре после окончания учёбы, все  с таким трудом полученные  в гимназии и в петербургском родительском доме знания и  навыки, пригодились бабушке и в личной  жизни, и в работе в качестве учительницы морозово-борковской сельской школы.  Ребята очень любили свою молодую, но такую образованную и, как  им представлялось, знающую всё на свете учительницу.
          В нашем семейном архиве хранится   учебник,   по которому бабушка преподавала в сельской школе -  «Наше родное».  Автор учебника  Баранов А.Г. Книга для классного чтения в сельских начальных училищах. Москва, Издание  наследников автора, 1914 года.
          Простым языком, с искренней любовью к детям и изучаемому предмету, автор рассказывает ученикам о Родине, о родном селе, об отчем доме, о долге перед Отечеством и родителями.  Прочтём  вступительную  статью к учебнику.   Думаю, она никого не оставит равнодушным:
          «Родина. Много на свете мест, где жить привольно, а всякого тянет туда, где он родился и жил с родными своими. Там всё ему знакомо и дорого. Дорог ему всякий угол в родном доме, тут его ещё малым ребёнком мать в зыбке качала. Дорог ему всякий кустик в отцовском саду. Мила ему родная речка: там он с товарищами летом купался. Мил ему лес, где знает он всякое деревце и всякую прогалину. Любы ему поле и луг: в них каждая тропинка с малых лет ему памятна. Дорого ему и кладбище, где схоронены его родные.
           Кто живёт на чужой стороне, тот помнит родину свою крепко, а когда вернётся домой, то, словно, оживает. На родине и воздух будто другой, и люди будто лучше. Выйдет он на улицу: всякий человек ему родня или знакомый, а то и приятель. Вместе старое вспомнят. Свой своему поневоле брат: он лучше поймёт его заботу и охотней из беды выручит».

          Вот на каких учебниках воспитывалась у ребят любовь к Родине в дореволюционной России.  И в советской России любовь  к Родине  для многих  начиналась и  осознавалась  «с картинки в твоем букваре, с хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе»,  да «с песни,  что пела нам мать, с того, что в любых испытаниях у нас никому не отнять»…  А попытки   врагов   русского народа  «отнять»  у нас Любовь к Родине  предпринимались весь двадцатый век,  продолжаются  они и по сию пору.
               
                *   *   *

          Ежедневный путь на работу восемнадцатилетней учительницы  проходил мимо дома наших  родственников  –  Максимкиных.   В то злое время они, как и большинство жителей села, едва сводили концы с концами. Но выручала корова. Молодая хозяйка Наталья, едва  завидев  Людмилу, окликала её: «Людя,  подь сюды!», - и наливала  учительнице  стакан молока.  Люда поначалу отказывалась, но милосердная  Наталья  отказов не принимала.
          Я не ошиблась, именно Людей называла Наталья мою бабушку и когда они обе были молодыми, и когда  обе состарились. А бабушка обращалась к всегда держащей себя с гордым достоинством  Наталье, произнося её полное имя.
          Помню неожиданный приезд Натальи к нам в Москву.  Мне тогда было  десять лет.   Раздался звонок. Я открыла дверь, увидела Наталью и так ей обрадовалась, что очень громко от радости  и удивления закричала: «Наталья!!!».  Она не ожидала такой встречи, обняла, поцеловала меня и прослезилась. Наталья меня любила и долгие годы вспоминала  эту нашу  радостную встречу. Это ведь так важно, когда тебе рады и тебя  в любое время ждут! И я любила Наталью, и была ей благодарна за бабушку и за  себя.
         А Бабушка  в течение всей  своей долгой жизни  с благодарностью вспоминала Наталью  и жителей села Морозовы-Борки, не давших умереть с голоду трём, вернувшимся в  родное село  беженкам, в то роковое лето 1918 года.
         В дальнейшем, где бы ни жила моя семья – в Ленинграде на Кронверкской улице, в Горьком на улице Минина, в Москве на Большой Серпуховской, двери  дома  Жильцовых-Максимкиных   всегда были широко открыты всем, нуждающимся в нашем участии. У нас  останавливались и подолгу жили и родственники, и односельчане.   Михаил Фёдорович Брысин, Владимир Иванович Максимкин, Наталья Ивановна Янкина  и многие другие наши гости  вспоминали наш гостеприимный дом,  который  на время становился и их домом.  Мы были рады каждому.




                Часть вторая


                ЖИЛЬЦОВЫ

               
                МОЙ ДЕД  - РЯЗАНСКИЙ БОГАТЫРЬ,
               
                НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЖИЛЬЦОВ

        Учительствуя,  Людмила  ещё подрабатывала на сельской  почте.  Однажды, в начале мая 1922 года,  на почту зашёл крепкого сложения, статный  молодой человек, и, увидев в почтовом окошечке Людмилу, промолвил: «Как картиночка в рамочке!». Этим молодым человеком был  уроженец села Михеи, Сапожковского уезда Рязанской губернии, Николай  Васильевич Жильцов, несколько дней назад приступивший к руководству  Морозово-Борковским совхозом.  Фотографии встретивших друг друга в начале жизненного пути молодых людей сейчас передо мной: обоим чуть больше двадцати. В конце августа 1922 года, обвенчавшись в сельском храме, молодые сыграли свадьбу.
        Некогда  род Жильцовых был многочислен. Глубокие корни пустил он  в центральных губерниях России и на Рязанщине -  в уездном городе Сапожке,  деревнях и сёлах  Михеях,  Морозовых Борках, Собчакове.
        Мой прадед, Василий Лукьянович Жильцов, до революции 1917 года служил у лесопромышленников десятником, приказчиком, работал лесником.  Был женат на уроженке села Собчаково Кочетковой Евдокии Сергеевне. В 1910  году  Василий Лукьянович  с семьей переезжает  в Петербургскую губернию, где  служит  приказчиком  на Лемболовском  лесопильном  заводе.
       Николай с юных лет проявлял особый интерес   к естественным наукам. После окончания Лемболовского  двухклассного Земского Народного училища,  в 1915 году он  становится студентом сельскохозяйственного училища им. Веймарна,расположенном в селе Беседы Петроградской губернии, по окончании которого в 1918 году, получает специальность «агроном-зоотехник».
       До мобилизации на Польский фронт  молодой специалист работает  уездным полеводом  в Петроградском Уездном Земотделе. С фронта  Николай вернулся  на родину, в Рязанскую губернию.
       В январе 1921 года он становится одним из членов коллегии  Сапожковского Уездного Земотдела,  получает назначение на должность  Заведующего  Уездным Агрономическим отделом, а в  январе 1922 года  -  Управляющего делами  Сапожковского Уездного комитета партии.
       Успешно  справившись с поставленными перед ним задачами, 24-х летний специалист сельского хозяйства  в апреле 1922 года  приступает к работе в должности  Управляющего Морозово-Борковским совхозом,  где  работает до  конца  мая 1923 года.
       В первые десятилетия XX века на фронтах Русско-японской, Первой Мировой и Гражданской  войн погибли   тысячи   молодых, здоровых и работящих  тружеников-крестьян. Поднимать село  приходилось их вдовам, осиротевшим подросткам, старикам и чудом вернувшимся из  пекла войн крестьянам, по большей части,  инвалидам.
       Руководя Морозово-Борковским совхозом, Николай  Васильевич Жильцов зарекомендовал себя как высококвалифицированный работник сельского хозяйства и  талантливый  организатор.
       К этому времени Иван и Борис, пройдя круги ада двух войн, вернулись в Морозовы-Борки к ждавшим их  матери и сёстрам.  В отчем доме, в окружении  родных,  братья впервые за долгие годы  обрели душевный покой. Ведь дома и стены помогают. Выпускники столичных  реальных училищ,  они нашли применение  своим  глубоким знаниям, трудясь в совхозе счётными работниками.

      
        В мае 1923 года Николай Васильевич Жильцов получает назначение  на  должность Управляющего совхозом «Гостилицы»,  в Гатчинский район Петербургской губернии. Молодая семья  готовится к отъезду из Морозовых-Борков на новое место жительства. Вместе со старшей сестрой переезжает и Маруся.  Дарья Семёновна благословляет  дочек и зятя в путь. В  июле этого же года  у  четы Жильцовых рождается дочка Вера. А в следующем, 1924 году,  дочка  Рая, моя  будущая  мама.
        Из Морозовых-Борков приехала навестить своих родных  дочек, внучек и зятя  Дарья Семёновна. В этот приезд  ей каким-то  чудом удалось  в одной из деревенских церквей тайно окрестить малышек.  Родители такой возможности  уже не имели. Атеистическая пропаганда в те годы  стремительно набирала силу. Данные дочкам имена, на мой взгляд, стали  скрытым выражением  протеста  родителей  бездуховной вакханалии.
        Тем же летом гостила у своих  младших  сестёр и  старшая Наталья с двумя сыновьями-погодками:  четырёхлетним  Георгием и трёхлетним Игорем. Сохранилась фотография, на которой глава семьи,  Дарья Семёновна, в окружении трёх своих дочерей: Натальи, Людмилы и Марии,  четырёх внуков: Игоря, Юры, Веры и Раи  и зятя Николая. В дальнейшем Людмила и Наталья с детьми и мужьями  часто  приезжали  в Морозовы-Борки навестить Дарью Семёновну  и  нашу многочисленную родню.

        В последующие полтора десятилетия, с 1923 по 1937 гг., Николаю Васильевичу Жильцову   предстояла работа  в Ленинградской области по  руководству совхозами:  «Гостилицы»  Губсовхозтреста в Гатчинском районе, «Беззаботное» в Стрельне, «Приютино-Щёглово» во Всеволожском районе и совхозом  им. Дзержинского   в  Лужском районе. Работа этих социалистических хозяйств проходила в зоне неблагоприятного земледелия.


                "ВСЁ ДЕЛО В ЛЮДЯХ"


            


         Совхоз им. Дзержинского Лужского района, директором которого  Н.В.Жильцов работал с 1931 по 1937 гг., по праву считался образцовым хозяйством, одним их лучших в Российской Федерации.  В совхозе работала электростанция, мощность которой составляла 235 лошадиных сил, была оборудована собственная телефонная стация, открыто почтовое отделение, построены баня,   столовая,   клуб, ясли,   лодочная   станция,   амбулатория.   В  таких условиях люди трудились  с полной отдачей.

         В нашем семейном архиве  хранятся фотоальбомы и материалы периодических изданий тех лет, рассказывающие о достигнутых успехах тружеников совхоза. А так же, уникальная, ставшая  библиографической редкостью книга, «Всесоюзная Сельско-хозяйственная Выставка»,  изданная в 1939 году, в связи с открытием ВСХВ. На её страницах  представлены достижения передовых колхозов и совхозов СССР. В их числе -  совхоз им. Дзержинского.         
         Неожиданно в конце ноября 1933 года без предупреждения в совхоз приезжает Сергей Миронович Киров.  Сразу же, не заходя в дирекцию, он принялся с интересом осматривать все его службы.  С.М.Киров  высоко оценил работу руководства совхоза и его тружеников, которые, по его словам, верят в своё дело и любят его.         
         О посещении  С.М.Кировым  совхоза им. Дзержинского  дедушка написал статью «Всё дело в людях»,  опубликованную  в сборниках   «Наш Мироныч»   и   «О Сергее Кирове»*.

          Привожу выдержки из этой  статьи:
          «В 1933 году я работал директором совхоза имени Дзержинского Лужского района. Однажды в конце ноября совершенно неожиданно к нам приехал Сергей Миронович Киров. Он заехал специально, чтобы посмотреть наш совхоз, который уже в то время всерьёз занимался производством овощей, картофеля, молока.  Дружески поздоровавшись с нами и не заходя в контору, Киров сразу попросил показать ему наше хозяйство. Он осматривал его в течение четырёх часов, проявляя исключительный интерес к каждой детали.
          Осмотр совхоза он начал с электростанции, мощность которой составляла 235 лошадиных сил. Сергей Миронович очень одобрил то, что электростанция не только обеспечивала  освещение совхоза, механизацию многих процессов производства, но и  снабжала электроэнергией соседний с нами колхоз.
          Затем Киров направился в овощехранилище, в котором десятки тысяч пудов продуктов были уложены на  зимнее хранение. Сергей Миронович отметил образцовый порядок в овощехранилище, чистоту, отсутствие сырости.  Он брал в руки свёклу, морковь, обращаясь ко всем присутствующим, говорил:
         - Посмотрите, какие замечательные овощи растут у нас в Ленинградской области!
        …Киров подробно расспрашивал заведующего овощеводческим хозяйством совхоза, замечательного мастера-овощевода Якова Яковлевича Примета, каким путём мы добились больших урожаев. Внимательно выслушав овощевода, он заметил:
         - Ничего такого сверхобыкновенного у вас не применяется, выполняются лишь агротехнические правила, которые вполне доступны любому колхозу и совхозу. Значит, всё дело в людях, которые верят в своё дело, любят его, стремятся работать по большевистски.  У вас эти люди есть. В этом  секрет ваших неоспоримых успехов.
          Сергей Миронович выразил большое удовлетворение, узнав, что с 35 гектаров посева овощей совхоз в тот год уже отправил в Ленинград около тысячи тонн продуктов.
         Сергей Миронович побывал на скотном дворе, осмотрел молочный скот, которого насчитывалось тогда в совхозе до трёхсот с лишним голов.
         Запомнился интересный момент. Киров остановился возле коровы Веги, которая давала в то время до семи тысяч литров молока в год.
         - Надо добиваться, - заявил Сергей Миронович, - чтобы у нас становилось всё больше и больше подобных коров. Ведь одна такая может заменить десять плохих…  Нужно всячески улучшать породность скота, повышать его продуктивность – это наша основная задача…
         Киров остался доволен и осмотром наших мастерских – кузнечной и слесарной, которые были уже тогда оснащены в значительной степени новым оборудованием.
         Особо интересовали  Сергея  Мироновича  культурно-бытовые условия жизни рабочих нашего совхоза.  Он похвалил нас за то, что мы радиофицировали свой совхоз, дали в дома электроосвещение, оборудовали свою собственную  телефонную станцию, почтовое отделение, клуб, ясли, амбулаторию».


  * Жильцов Н.В      Всё дело в людях. /Наш Мироныч. -  Л.: Лениздат, 1969. – с.315-318;
  * Жильцов Н.В.  Всё дело в людях. /О Сергее Кирове: Воспоминания, очерки, статьи современников.  -  М.: Политиздат, 1985, с.162-163.

                *   *   *
            В письме, адресованном  сослуживцу по работе  в совхозе, Ивану Карловичу Пурмалу,  дедушка делится  с коллегой воспоминаниями о годах работы в совхозе:
         «Лучшие годы жизни были и прошли в совхозе Дзержинского.  Да, глубокоуважаемый Иван Карлович, хорошее, прекрасное мы прожили время в Луге. Я ведь, кажется, немало на своём веку видел. Занимал большие посты, бывал в красивых местах, но Луга – совхоз «Дзержинского», оставил самое лучшее воспоминание. Работали хорошо и красиво жили. А, главное, в работе чувствовалось большое удовлетворение. Там была творческая работа. Надумали полезное мероприятие провести – и тут же немедленно проводим. А народ какой был замечательный! В  два дня превращали десяток гектаров леса в пашню. Помните, на горе, против Львова,  знаменитый воскресник?
           Какие урожаи были – корнеплоды, клевера, зерновые.   А  удои?  Ведь стадо-то, по существу, было сборное, а от 300 коров в 1937 году удой приближался уже к 5000 литрам… Перечитывая Ваше письмо, которое Вы прислали вместе с фото, и в котором так тепло  отзываетесь о Луге, я вполне разделяю Ваши чувства».


                ВЗОРВАННЫЙ РАЙ
            Украшением и достопримечательностью  территории совхоза  был дворцово-парковый  усадебный комплекс «Рапти»,  взятый в 1918 году под  государственную охрану,  с приданием  этой территории  статуса памятника местного значения.
           Шедевр дворцово-парковой архитектуры  в стиле барокко был возведён в 1886-1892 гг.  по проекту И.А.Стефаница и Л.Х.Маршнера в усадьбе, принадлежавшей статскому советнику, графу Александру Половцеву.
           Ко дворцу от Череменецкого озера  поднимались террасы с водными и зелёными партерами, через  которые  были устроены мостики и каналы.  На берегу  озера находилась пристань, курсировал первый в Лужском уезде колёсный пароход.   Возведённый талантливыми  строителями, скульпторами  и ландшафтными архитекторами дворцово-парковый усадебный  комплекс,  получил неофициальное название – «Маленький Версаль».
            В 1917 году на территории  усадьбы создали совхоз.  Здание  дворца   использовалось  под санаторий для работников НКВД.  Позже деревня Рапти стала называться посёлком имени Дзержинского.
   
            Во время  Великой Отечественной войны, с 1 августа 1941 по 31 января 1944 г.г., поселок Рапти  находился в оккупации. В усадьбе разместился немецкий штаб и санаторий для высших армейских чинов. При  отступлении фашисты   заложили во дворце две бомбы. Взрыв повлёк за собой катастрофические разрушения.
 
           Из письма  Н.В. Жильцова   И.К.Пурмалу: «Когда я приехал в совхоз после освобождения его от немцев,   народ – рабочие, служащие, буквально, сбежались, окружили меня, а когда мы пошли к развалинам дворца – то почти все, в том числе и я, заплакали».               
          Летом 1961 года моя  мама  осуществила свою давнюю мечту. Мы отправились в поездку по дорогим её сердцу местам,  туда,  где прошли годы её счастливого  детства и юности -  в Ленинград,  Гатчину, Стрельну, Приютино,  Щёглово, Лугу,  посёлок  имени Дзержинского.
         Рапти. Совхоз имени Дзержинского. Мама не была здесь четверть века, с тех пор, как  в 1937 году  семья  переехала на новое место жительства  в Лугу, в связи с назначением Н.В.Жильцова на должность  председателя  Лужского Райисполкома.
         В посёлке  нас тепло встретили местные жители, бывшие дедушкины сослуживцы и мамины подруги-одноклассницы.  Старожилы вспоминали о том, каким образцовым хозяйством  был  совхоз  в  30-е годы, когда  у его руководства стоял Н.В.Жильцов.    Вспоминали, как самые счастливые годы их жизни  и работы…
          Но всё перечеркнула война. Пережившие  три с половиной года оккупации, «дзержинцы»  стали свидетелями вандализма  европейских  цивилизованных варваров, сравнявших с землёй  «Лужский Версаль».
          Мы с мамой подошли к руинам  дворца. И по сей день не стёрлась в моей памяти страшная, гнетущая картина запустения, представшая тогда  перед нашим взором. После войны прошло уже 16 лет, но  её  зияющие, обезображивающие  землю следы,  со временем  не исчезли.
          На месте уничтоженного фашистами дворца громоздились изуродованные камни.  Великолепный парк, окружавший дворец, полностью зарос и потерял свои прежние очертания.
          Атмосфера фатальной обречённости  и бессилия перед злом давила на сознание при взгляде на  руины дворцовой  лестницы, напоминающие о  величии и красоте уничтоженного  врагами   неповторимого  дворцово-паркового ансамбля.
          Мама несмело  приблизилась к разбитым, искорёженным ступенькам лестницы, наклонилась…  и подняла маленький кирпичный  её осколок – свидетель  счастливых лет жизни нашей семьи, проведённых  в этом, некогда  сказочно прекрасном, райском  уголке лужской земли.  И  мы  не сдерживали слёз.

                ___________
      
          В сентябре 1937 года  Н.В.Жильцов избирается  председателем Лужского  Райисполкома.  В 1938 году  -   депутатом Верховного  Совета  РСФСР.
          С августа  1938 года  по апрель 1941 года -  занимает пост  Первого Заместителя председателя  Ленинградского  Облисполкома.
         В 1939 году за многолетний самоотверженный труд  по подъему народного хозяйства  Н.В.Жильцов  награждён  Орденом Трудового Красного Знамени.


               
                РЫЦАРЬ БЕЗ СТРАХА И УПРЕКА

               
           За два месяца до начала Великой Отечественной войны,  в апреле 1941 года, Н.В.Жильцов  получает назначение на должность Наркома земледелия РСФСР. Семья переезжает из Ленинграда в Москву.
           В Москве в течение всей войны находились: Государственный комитет обороны, в чьих руках была сосредоточена вся полнота власти в стране; Ставка Верховного Главнокомандующего, осуществлявшая высшее военное руководство; Совет Народных комиссаров СССР; ЦК ВКП(б); Президиумы Верховного Совета СССР и РСФСР; Союзные и Российские Наркоматы.
           С первого и до последнего дня  войны на плечах сорокатрёхлетнего  Наркома земледелия РСФСР Н.В.Жильцова  лежала ни с чем не соизмеримая по своей тяжести ответственность за обеспечение продовольствием фронтов, городов и
населенных пунктов РСФСР.
           В условиях военного времени Н.В.Жильцов неделями не покидал стен руководимого им  Наркомата.  Дома, в своей  квартире на Большой Серпуховской улице,   он бывал редко.   До декабря 1942 года жена  с детьми: восемнадцатилетней  Верой,   семнадцати летней Раисой  и трёхлетним сыном Виктором,  находились в эвакуации в Омске.  До Омска добирались по железной дороге, в теплушках. Эшелоны двигались на восток под обстрелом немецких самолётов.

          В самые тяжёлые месяцы, когда решалась судьба Москвы и Страны, с  сентября по декабрь 1941 года, Нарком земледелия РСФСР присутствовал на оперативных совещаниях  с московскими руководителями, ответственными за оборону и  основные направления жизнедеятельности города Москвы - Артемьевым П.А., Щербаковым А.С., Прониным В.П., Журавлёвым М.И., согласовывая  действия  Наркомата земледелия по  обеспечению  прифронтовой Москвы и Московской области жизненно необходимой сельскохозяйственной продукцией.
          Как о былинных богатырях  Земли Русской, отзывался  о  людях, осуществлявших руководство  в годы Великой Отечественной войны, современник и очевидец   событий писатель  А.Фадеев:   «… Всё время войны, от первого её дня до нынешнего, было слито для этих людей в один беспрерывный день труда такого нечеловеческого напряжения, какое под силу только закаленным богатырским натурам…
          Они трудились на протяжении всех дней войны, как если бы это был один день. Они забыли, что у них может быть своя жизнь: семьи их были на востоке. Они  жили, ели, спали не на квартирах, а в учреждениях и предприятиях, - в любой час дня и ночи их можно было застать на своих местах…
          Но до самого конца они поддерживали в людях это  титаническое напряжение сил, чтобы вынести все,  что война возложила на плечи народа. И если уже ничего нельзя было выжать из энергии других людей, они вновь и вновь выжимали ее из собственных душевных и физических сил, и никто не мог бы сказать, где же предел этим силам, потому что им не было предела».
          Перейдя от обороны к наступлению, 5 декабря  1941 года в битве за Москву, Красная Армия одержала первую стратегическую победу в ходе Великой Отечественной войны.

          В 1944 году Решением Верховного Совета СССР   за работу в области сельского  хозяйства Н.В.Жильцов   удостоен высшей награды Родины  -   Ордена  Ленина.
          В победном 1945 году он награждён Медалью  «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
                *   *   *
          В июне 1946 года  Н.В.Жильцов получает назначение на должность Председателя Горьковского Облисполкома депутатов трудящихся, которую он занимает до марта 1950 года.
          Теперь, когда завеса секретности снята, стало известно, что в эти годы  на нижегородских землях, в Сарове, в одном из крупнейших в СССР  научном центре - "Арзамас 16", шла работа по созданию ядерного щита Родины.
   С руководителя  Горьковской области  спрос был особый. От Арзамасского депутатского округа в 1947 году Н.В.Жильцов избирается депутатом Верховного Совета РСФСР.


                *   *   *
          1949 год. Набирает силу «Ленинградское дело» - серия показательных лживых судебных процессов против партийных и государственных руководителей РСФСР и СССР, ознаменовавшая  собой наступление послевоенной волны репрессий.
           Руководителю Горьковской области  «ленинградцу»  Н.В.Жильцову,  в довоенные годы, с  августа 1938 по март 1941 гг.  занимавшему должность Первого Заместителя Председателя  Ленинградского Облисполкома,  создаются невыносимые условия для продолжения работы.
            В  марте 1950  года  семья  возвращается в Москву,  на  своё  прежнее место жительства.  В течение шести месяцев, пока велось расследование,  бывшему Председателю Горьковского Облисполкома,  освобождённому от занимаемой должности с официальной формулировкой  «в связи с переходом на другую работу»,   в принятии на работу отказывали. Потянулись месяцы тягостного ожидания.    Единственной  опорой  для дедушки в те беспросветные годы  оставалась семья: жена,  дети, внучки  и земля  предков – родная Рязанщина.
      
            В это  смутное время мы с мамой, Раисой Николаевной Соколовой (Жильцовой) жили в Балтийске, где служил мой отец, морской офицер,  С.Н.Соколов.   
            Из  бабушкиного   письма, полученного  нами в апреле  1950 года:
            «Нас всех постигло горе. Одна не ходит беда.  Измотался душевно, морально. Не заслужил он этого за свою  тридцатипятилетнюю честную  и безупречную работу. Он попал в такую волну, ничем и ни с чем не связанный…».
            Из дедушкиного письма, адресованного маме в июне 1950 года:
            «За последние полгода мне пришлось немало пережить. Такая сложилась обстановка. Ты правильно пишешь, что у нас есть ещё дурные люди. Нельзя сказать, чтобы я не замечал и не видел дурных качеств у людей. Я относился честно к делу и к ним, а они пользовались этим в своих выгодах».
            В том  же письме -  о бабушке:
            «Наша Мамка являлась и является тёплым солнышком в нашей семье. Откровенно говоря, для меня она является незаменимым другом, чья моральная поддержка облегчает мне переживать все трудности. У меня теперь забота, чтобы создать ей поспокойнее жизнь. Ведь всю жизнь она отдала для семьи и меньше всего думала о себе. Значит – о ней нужно позаботиться».
            Семья не прогнулась. Мы продолжали  жить,  всеми силами души поддерживая друг друга. Особо замечу. Никаких, так называемых, «кухонных» разговоров в четверть голоса между нами никогда не велось.  Творящаяся в стране несправедливость вызывала у нас  презрение  к страху. Мы  все  были готовы  достойно  встретить  худший финал этой трагедии.

            Когда в августе 1950 года дедушка приступил к обязанностям заместителя начальника Главптицепрома  Министерства мясомолочной промышленности  СССР,  смертельная болезнь уже подтачивала  его силы.  Некогда могучие силы рязанского  богатыря не выдерживают нечеловеческого напряжения последних лет и месяцев. Но дедушка, как истинный рыцарь без страха и упрека, продолжал отдавать все свои силы работе на благо Родины.

 
           А дамоклов меч «правосудия» продолжал висеть над головами «ленинградцев» и членов их семей.     Аресты и судебные процессы продолжались и в 1951-1952 гг.
   

 
               
                ПУТЬ В МОРОЗОВЫ-БОРКИ
               
                Здесь Господь нас берёг от напастей,
                Здесь помог нам осилить беду,
                Здесь я бегала девочкой Настей,
                Даст Бог,  бабкой Настасьей пройду.
               
                Анастасия  Сергеевна Соколова

   Всё это уже на моей памяти.  Детская память способна навсегда запечатлевать  как самые яркие,  так и незначительные события. Воспоминания и впечатления от увиденного и пережитого в  первые годы жизни остаются столь же яркими и отчетливыми и много лет спустя, как будто те или иные события произошли лишь вчера.
   Поездка  в 1951 году на родину предков, к  бабушкиной старенькой восьмидесятисемилетней матери,  Дарье Семёновне  Максимкиной,   проживавшей   вместе с  младшей дочерью Марией и сыновьями Борисом и Иваном,  стала  одним из  самых  незабываемых событий  моего детства.
   Каждое лето, начиная с 1951 по 1953 год,  все свои отпуска дедушка проводил с нами в Морозовых-Борках.  Родная земля и стены родного дома врачевали  его  слабеющие силы и всю нашу, тогда многочисленную  и  дружную  семью.

   
                Что теперь мне это горе?
                В мире нет уже тоски.
                Есть на свете только поле,
                А над полем мотыльки.
                Есть леса, луга и травы.
                Есть холодный, тёмный бор…
                Жизни горькие отравы
                И неправедный укор –
                Всё стерпеть душа готова.
                В час тяжёлый обратись
                К миру светлому, большому,
                В нём спасенье, счастье, жизнь.

                Саша Соколова
      

               

           Я воспроизвожу картину поездки по своим воспоминаниям, и по воспоминаниям моих попутчиков – бабушки и Виктора.     Ранним  дождливым утром  дедушка, бабушка,  Витя и я двинулись в путь. Нам предстояло проехать по российским дорогам не менее четырёхсот  километров на грузовой машине с открытым кузовом. Более удобного транспорта, не смогли найти, были довольны и этим. Своего автомобиля у дедушки никогда не было.  Согласно партмаксимуму,   государственным чиновникам  запрещалось иметь в личном пользовании  автомобиль, дачу и предметы роскоши.   Да и зарплата государственного чиновника не позволяла   совершить такие покупки,  так как  только в разумных пределах  превышала оплату труда чиновника среднего звена.   
           Итак, в кузов  мы погрузили вещи, продукты и, накрывшись брезентом,  в надежде на то, что дождь скоро прекратится,  покинули Москву.  Но надежды оказались напрасными. На протяжении всей поездки нас нещадно, без преувеличения, «как из ведра», поливал дождь.  Машина часто застревала в  размытом дождём скользком  густом  чернозёме - ломались какие-то детали. Мы были вынуждены из-за этого простаивать часами или в деревнях, или  посреди бескрайних просторов Рязанщины, в чистом поле, вдали от населённых пунктов.
           Стена дождя окружала машину со всех сторон, отрезав нас от остального мира. Брезент насквозь промок. Меня пересадили в кабину, но и туда просочилась вода: сиденья и пол были сырыми. Сверкали молнии, тьма сгущалась.  Похолодало. Термос с горячим чаем  был давно опустошён. Да и кто, собираясь в дорогу, мог предположить, что вместо шести-семи часов, мы проведём в пути сутки, застряв на просёлочной дороге.
           Вечерело.  Гроза не унималась. Сияющие в непроглядной тьме зловещим  блеском молнии и оглушительные громовые  раскаты, от которых сжимались  сердца, казалось,  выбрали нас мишенью, и вот-вот  поразят цель.
            И вдруг,  прямо перед нами  возник  худой высокий старик.  Он был облачен в чёрный длинный плащ. Держался он прямо, опираясь на посох. Я  хорошо запомнила его  спокойное лицо и  взгляд – пристальный и строгий.  Наши взгляды на мгновенье встретились. Но этого  краткого мгновения было достаточно, чтобы  навсегда  оставить след в моей памяти.
           Шофёр  не скрыл от  незнакомца  опасения по поводу непрекращающейся грозы, и получил такой ответ: «Вам нечего бояться. С вами ангельская душа едет». Незнакомец  исчез также незаметно, как и появился.   Вскоре  на  его  месте стояла    немолодая,   по-деревенски  одетая женщина. Она держала в руках крынку с молоком.   Что мне особенно запомнилось в её одежде, и уже тогда показалось чем-то необычным,  так это её белоснежный платок, не вписывающийся  в мрачные краски  немилосердной непогоды.
Она протянула дедушке крынку, и  её доброе простое лицо озарилось улыбкой. От предложенных денег, также с улыбкой, покачав головой, отказалась.  И также незметно для всех нас  она пропала из виду, исчезнув в пелене дождя.
            Приближалась ночь. Продолжать путь  уже в кромешной тьме было небезопасно, да и невозможно. Мы остановились на дороге  посреди поля  и стали дожидаться рассвета. Сумрак заставшей нас в пути  короткой  летней ночи  постепенно начал отступать, растворяясь в лучах раннего июльского рассвета.  Дождь  прекратился.  Продрогшие за ночь, мы вышли из машины на луг,  чтобы немного погреться под лучами  ласкового утреннего Солнца.
            Вдали  всё ясней стали проявляться очертания  крыш,  расположенной на возвышенности деревеньки.  В низине, неподалеку   от деревеньки, паслось  небольшое стадо. После перенесённых  нами в ту  ночь  испытаний, представшая перед нами  картина  сельской пасторали, казалась  миражом, сказочным видением. Немного придя в себя, мы продолжили путь в сторону стоящей на холме деревеньки.  Дедушка тогда  нам сказал, что  мы находимся неподалеку от его родины -  села Михеи.
            Мы продолжили путь  в сторону Сапожка по скользкой,  ещё не успевшей просохнуть после небывалого ливня дороге.  Когда вдали, на линии горизонта,   показался купол Покровской церкви, озарённый лучами восходящего июньского Солнца, душа моя замерла от восторга! И  сколько бы раз на протяжении семи последующих  десятилетий я не  возвращалась в деревню, каждый раз при появлении на горизонте очертаний Покровского храма,  это,  исполненное благодати чувство, вновь  посещает меня. В 1939 г. Покровский храм был закрыт  и использовался под склад.  Богослужение возобновлено в начале 90-х.
         В селе нас давно  и с беспокойством поджидали.  Ведь  по дороге в  Морозовы-Борки мы не имели возможности предупредить родных о нашей вынужденной задержке – мобильных телефонов тогда не было,  а от  крупных населённых пунктов, где была телефонная связь, мы были отрезаны стихией.
         Наш грузовик подъехал к морозовоборковскому Базару,  и я увидела, как нам навстречу бежит бабушкина сестра, тётя Маруся,  намного опережая своих братьев-инвалидов, Бориса и Ивана.
         Не смогла выйти нам навстречу только  прабабушка Даша.  Тяжело страдающая  от разбившей её  на девятом десятке лет болезни суставов,  она ожидала нас в избе, лёжа  на кровати и глядя в окошко.  Мы поднялись  на крылечко  и вошли в сени. Переступив показавшийся мне  тогда очень высоким и труднопреодолимым  порог, я  вдохнула кристальной чистоты воздух хорошо протопленной деревянной избы,  и,  осторожно наступая на домотканые разноцветные половички-дерюжки,  приблизилась к  стоящей под  божницей   высокой кровати.
         Прабабушка  Даша с любовью   смотрела на нас, покачивала головой и счастливо  улыбалась.  Моя бабушка  Люда первая  подошла к постели своей  матери,  обняла и  нежно поцеловала  старушку.  Затем, подведя меня поближе для знакомства с прабабушкой, объяснила  ей, что я  - Раина дочка Настенька  и услышала в ответ: «Хорошо…».  Старушка  всех нас осенила крестным знамением.
         Тем временем   младшая бабушкина сестра, я её   стала называть  тётей Марусей,  радостно суетилась у русской печи,  подогревая заранее  приготовленные  к нашему приезду  деревенские угощения.
         Уже несколько лет тётя Маруся жила в деревне, ухаживая за своей беспомощной матерью и двумя  одинокими   братьями-инвалидами   –  Борисом и Иваном.   Забыв о личной жизни, эта красивая сорокалетняя женщина,  разделила со своими родными людьми   все тяготы самого  трудного  отрезка  их жизни  –   в скорбях телесных и душевных  наступившей старости, и долгие годы, до конца их жизни,  была для  немощных стариков незаменимой  главной поддержкой и опорой.
         Весть   о    нашем    приезде    мгновенно    разлетелась по деревне.  К  нашей  избе,  на Церковную  улицу,  стали стекаться  родственники и соседи-односельчане – Максимкины, Барановы,  Брысины, Зябловы, Сачковы, Мишаневы,  Дубачёвы, Симаковы, Лопуховы,гороховы.
         Заняв свои места на  длинных струганных лавках,  вокруг большого дубового стола, мы готовились приступить к трапезе.  За столом, кроме нас и домочадцев, уместилось  ещё не менее десяти человек  –  встретивших нас родных и соседей-односельчан. Им перед предстоящей трапезой  бабушка вручила привезённые из Москвы  гостинцы. А  всех, собравшихся у крыльца деревенских ребят,  мы угостили   конфетами.
         Помню, как прабабушка  подозвала к себе Марусю с просьбой помочь  ей встать с постели.  Поспешили  выполнить просьбу старушки и Витя с дедушкой. Со счастливой улыбкой на устах, превозмогая боль,  прабабушка  встала,  подняла   вверх  тоненькую измождённую  руку, в которой держала белый платочек   и тихим, прерывающимся голоском  запела: «Ба-а-а-ры-ня, ба-ры-ня, су-да-ры-ня-ба-ры-ня…», поводя платочком в такт песне и, слегка приседая.  Это продолжалось  все лишь секунды.  С обеих сторон её поддерживали Витя с дедушкой.   Все  мы встали и,  аплодируя, дружным хором запели, нет,   грянули «Барыню».  Ведь   такого приветствия гостям  от древней, измученной болезнями  старушки  никто   не  мог ожидать!
        Стол ломился от  угощений.   Тётя Маруся  рогачём (ухватом)  достала из печи  чугунный горшок с  картошкой, приправленной  свежей зеленью и подсолнечным маслом.  Я вдыхала  незнакомые мне ранее ароматы засоленных грибов   и  деревенского  светлого  мятного  кваса.   Гостеприимная хозяйка подала к столу  высокие пышки, оладьи, приготовленные  на опаре,  молоко в керамической  крынке и  испечённый в  нашей сельской пекарне чёрный ржаной хлеб с хрустящей корочкой.
        А когда очередь дошла до чаепития, то на стол  был торжественно водружён наш  большой старинный  медный самовар,  уже только от одного взгляда на который становилось  на душе тепло и спокойно.   Из большого заварного чайника  Марусенька  разливала  по чашкам заварку, состоящую их сбора  целебных трав,  ягод и листьев земляники, малины и чёрной смородины.  Изба наполнилась медвяным  ароматом  рязанских  полей,  лесов и садов.
       Мы  наперебой благодарили  и хвалили  хозяйку   за   её  любовь и заботу   обо всех  нас.  И тётя Маруся вся светилась от счастья!

       Разговорам, казалось, не будет конца.   Как вспоминали бабушка и Витя, зашёл разговор  и о  нашей таинственной встрече   со  Старцем и женщиной,   угостившей  нас  молоком.  Некоторые гости посчитали, что это были  просто добрые люди, жители той деревеньки, что оказалась неподалёку.  Но большинство  сидящих  за столом односельчан были глубоко верующими  людьми,  и назвали эту встречу чудом. И сразу же стали наперебой рассказывать о многих чудесах,  издавна и по сию пору   происходящих  в окрестностях  сёл   Михеи,    Морозовы-Борки,    Можары,  Красного,   Собчаково   и города   Сапожка.
Ангельской душой единодушно посчитали меня,  тогда невинного    четырёхлетнего ребенка.   Я  же  не понимала тогда ни смысла, ни глубины произошедшего с нами в ту ночь.   Ничему не  удивлялась и  ничему не придавала значения.
         Однако  с годами  подробности  той  давней встречи   со Старцем  время от времени всплывали в  моей памяти, и в памяти моих попутчиков – бабушки и Виктора,  и,  напоминая о себе, заставляли  нас серьёзно задуматься   над   тайным  смыслом  произнесённых  незнакомцем слов.  Я думаю, что не мудрено в младенчестве  иметь ангельскую  душу.   А вот  сохранить свою душу в чистоте, живя в греховном,  искушающим  соблазнами   мире,  могут   только  единицы, сильные  верой и духом люди.   Таким до конца своих дней оставался мой дед – Николай Васильевич Жильцов.   Репрессии 50-х  подорвали здоровье, но не сломили дух моего деда, простого русского человека,  бескорыстного  труженика-землеустроителя,   жившего по совести христианина.   В последовавшие за его преждевременной трагической кончиной годы никому из нас  не удалось уберечься от вольно или невольно совершаемых грехов.

                Как я жила?
                Между Правдой и ложью
                Жизни пыталась постичь суть.
                По вечному русскому бездорожью
                К вере лежал мой путь.

                Ангел Хранитель мой Анастасия
                Оберегала в пути.
                О здравии души моей глас возносила,
                Дабы мне довелось дорасти

                До осознания значения Храма
                В жизни моей, Народа, Страны,
                И без колебания встать на охрану
                Древнего Духа Святой Старины.

                Пройдено. Познано. Прожито.
                Жизни открылась суть.
                По вечному отчему бездорожью
                К Богу держу я путь.
               
                Анастасия Сергеевна Соколова. Сентябрь 2016 год.

                *   *   *
          Места в окрестностях  Родины моего деда,  села Михеи,  и поныне славны многими чудесами.   Господу было угодно осенить   Благодатью    эти  древние, исконно русские, Рязанские земли.  Промысел Божий в начале 90-х привел монахов  ставропигиального  Свято-Данилова  монастыря    в    село  Михеи,  к  храму    Михаила Архангела.    Почтила братия своим присутствием и сёла – Собчаково, Можары, Морозовы Борки.
          В конце 1992 года   Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II  благословил  «первому на Москве»  ставропигиальному   Свято-Данилову монастырю открыть в  рязанском селе   Михеи      монастырское  Патриаршье     подворье   при    храме  Архангела Михаила.  Братия и местные жители принялись за восстановление  Божьего храма, разрушенного  в годы богоборчества  воинствующими атеистами.  В конце 1993 года в  Божием храме были возобновлены богослужения.   К  монастырскому подворью при храме Архангела Михаила  относится  скит преподобного  Сергия Радонежского, основанный в 1992 году, неподалёку от села Кривель.
          В череде чудес, происходящих в окрестностях села Михеи, обретённая храмом Михаила Архангела  чудотворная икона святого  преподобного  Серафима Саровского,   написанная при его жизни.     По благословению Его Святейшества Патриарха Московского и всея Руси Алексия II  местом пребывания портрета преподобного Серафима Саровского   становится  храм  Михаила Архангела  Патриаршьего подворья в селе Михеи.
          Силами братии и местных жителей  села Михеи был подготовлен  к освящению один из приделов храма   Архангела Михаила -–  предел преподобного  Серафима Саровского.
          Прижизненный портрет Святого Старца   Серафима Саровского – главная святыня храма. Теперь эта чудотворная икона, славная многими чудесными исцелениями.
          Дивны дела Твои, Господи.
   
               
                УРОЧИЩЕ ЕНДОВА

         На следующий день дедушка, я, Витя и дядя Боря,  пошли в лес.   Бабушка с тётей Марусей и дядей Ваней остались дома хлопотать  по хозяйству.    На пути  нам встречались  односельчане,   мы  со всеми обменивались взаимными приветствиями. Поздоровавшись, каждый задавал  один и тот же  вопрос: «Далёко ли?» и, услышав  подробный ответ, одобрительно кивали и желали  нам доброго пути.
         Мы остановились на высоком  берегу реки Пары. Пред нами до самого горизонта    раскинулись  леса,  поля, луга и озёра.    От   увиденного  захватило дух!  Своим чувствам,  я  сразу  же нашла выход, закричав  восторженное  «Ура!».  Все засмеялись.  А Витя, вторив мне, ринулся с крутого берега-обрыва вниз к Паре,   я – за ним. Он первый перебежал мост и ждал нас   уже на другом, пологом берегу реки.
         Миновав большой, зелёный луг, на котором  щипали траву стада гусей, а поодаль от птиц паслось колхозное стадо, мы вошли в Ендову.*  Таинственным, загадочным  было для меня, тогда четырёхлетней девчушки, это первое свидание с лесом.  Всё вокруг одновременно удивляло, настораживало и восхищало:  и обступившие меня со всех сторон деревья, и  с шумом перелетающие  с дерева на дерево птицы, и раздающееся из  овражка, немного пугающее,  кваканье лягушек.
          Мы продолжили путь по едва заметной тропинке, ведущей в глубь леса,  и вскоре вышли к сосновому бору. Гигантские сосны  граничили с полем, на котором ровными рядами росли  крошечные, не более  двадцати  сантиметров  в высоту,  сосенки – посадки. «Посадками» и стали называть эту часть леса. Дедушка тогда объяснил мне, что через несколько лет посадки подрастут и здесь будет настоящий лес.
         Так и случилось. Много лет спустя, мы с дочкой ходили  любоваться Посадками, превратившимися в величественный, густой лес. Казалось,   ещё немного и  кроны  его вот-вот сравняются по высоте со своими  соседями-соснами.
         Но  тогда  я, четырёхлетняя малышка,  смотрела на будущий лес в прямом смысле  сверху вниз.   Его предстоящее величие  мне  трудно  было  представить. Обойдя  Посадки стороной, мы углубились в лесную чащу.
 
         В Ендове я  впервые услышала кукушку.  По  древнему народному  поверью  этой птице  ведомы сроки жизни людей.  И  вдруг, неожиданно для всех нас,  мой несуеверный  дедушка спросил: «Кукушка-кукушка, сколько мне осталось жить?». Птичка в ответ прокуковала трижды…  Все тут же стали опровергать её пророчество, говоря, что всё это ерунда и не стоит этому придавать значения. Конечно, это совпадение,  но кукушка оказалась права.  Ведь  дедушка задал этот вопрос не праздно и не случайно.  Задал  в надежде услышать другой ответ.  Первые признаки неизлечимой болезни, лейкемии,  уже давали о себе знать.  За два месяца до нашей поездки, находясь в командировке в Пятигорске, он нам писал: «Здравствуйте, мои дорогие! Как жаль, что мы не вместе. Я последнее время  совсем от Вас оторвался. Хочется быть рядом с Вами, тем более, что жить-то, видимо, немного осталось»…
         Блуждая по лесным заповедным тропам мы вошли в  Заклятку,  устали  и присели отдохнуть в тени   огромного  векового дуба.   Возвращаться не спешили, уж очень  нам всем было хорошо в гостях у зелёного гиганта.

                Солнце скрылось в дымку голубую.
                А потом на землю ночь пришла,
                Лунным светом в окна заглянула,
                По лугам с фонариком прошла.
                Отдыхали речки и деревни,
                Опустевший город тихо спал,
                А в лесу на дубе, очень древнем,
                Старый филин громко прокричал.
               
                Саша Соколова



                РОДНИК
               
        Наш  обратный путь пролегал через деревню Лупиловку,  славящуюся на всю округу своими яблоневыми и вишнёвыми садами.  На склоне  Лупиловского холма с незапамятных времён бил родник.** Незадолго до приезда в деревню мне бабушка рассказывала, как  мой прадед,  Григорий Степанович, превозмогая недуг,  шёл к роднику, черпая силы от Земли-Матушки и её щедрого дара – святого источника.
        Пробравшись  по узкой тропинке сквозь густые заросли кустарника, мы подошли к источнику.  Дядя Боря протянул мне  наполненный живой родниковой водой кулёчек из свёрнутого в треугольник большого листа лопуха.   Я сделала несколько глотков живой воды  и почувствовала, что теперь, с новыми силами, смогу преодолеть нелёгкий обратный путь. Спустившись с живописного Лупиловского холма, мы, не торопясь,  отправились в обратный путь.

         
         
  *Постановление Администрации Рязанской области от 10 января 2003 года № 5 «О развитии системы особо охраняемых территорий  Рязанской области»: образован памятник природы «Урочище Ендова» площадью 11 га.
  **Ныне родник жив. Народ его бережёт, как святыню. А «Урочище Ендова» - является заповедной зоной,  особо охраняемой природной территорией, памятником природы.
            
                "ЗАПИСКИ ОХОТНИКА"  НИКОЛАЯ ЖИЛЬЦОВА

        Вдали, на лугу, мы увидели двух  лошадей, свободно резвящихся на просторе. Дедушка первый остановился и, как зачарованный,   залюбовался   грациозной  парой  красавцев-животных. Родившийся и выросший в Михеях, он знал и понимал душу животных, особенно лошадей. В крепком хозяйстве отца, Василия Лукьяновича, лошади были  первыми и незаменимыми  помощниками  своим  хозяевам и их верными  друзьями. Об уме и благородстве  этих животных справедливо ходят легенды.  Дедушка говорил, что достаточно встретиться с лошадью взглядом, чтобы она поняла, какой ты человек.
        В одном из писем* сослуживцу  по работе,  опытному охотнику, Ивану Каловичу Пурмалу, дедушка делится воспоминаниями  о своём любимом коне Вузе, о природе и об охоте  на лис в окрестностях совхоза им.Дзердинского, под Лугой:  "Наш умный Вуз весело помахивал своей большой головой, непринуждённо, крупной, размашистой рысью бежал по узкой зимней дорожке по направлению к лесу. В таком деле, как охота, в её благополучном исходе, имеют значение и посторонние, на первый взгляд, предметы. Взять хотя бы лошадей… Вуз, это  конь, прирождённый для охоты. Крупный, сильный, полукровный мерин, умный, добрый – он незаменим на охоте. Благодаря своим крепким, сухим, длинным ногам, он мог легко  идти по целине, по полуметровому снегу, что очень важно на охоте зимой, когда часто приходится сворачивать в сторону или проезжать по лесной просеке, занесённой снегом, без каких либо признаков следов от саней…  Сани, сделанные специально для охоты, с широкими  длинными полозьями, наподобие лыж, также давали ему возможность легко везти трёх-четырёх человек, так как они мало тонули и плавно скользили по глубокому снегу.
         Были ещё незаменимые качества у этой лошади: можно стрелять над ухом, и он глазом не моргнёт; если его привязали к дереву, покрыли попоной, то можно быть уверенным – он будет стоять долгие часы, как вкопанный, спокойно жевать сено, брошенное под елью или сосною и ждать своих хозяев.
         Было около часу дня. Январский день выдался ясный, тихий. Несильный мороз приятно пощипывал и придавал бодрое настроение. Развалившись в санях, бросив свободно вожжи, так как Вуз не нуждался в понукании и охотно бежал по знакомой ему дороге,  мы вели непринуждённый разговор о предстоящей охоте.
         Подъезжаем к месту нашей охоты - к "дубку". От него до лёжки лисицы не более полукилометра. Дубок!!! Какое это замечательное место!
         Представьте себе - среди большого густого леса небольшую, в несколько сот квадратных метров полянку, посреди которой стоит развесистый коренастый дуб. От дуба и полянки веером, как лучи, расходятся шесть прямолинейных белоснежных лесных дорог, вернее, просек, разделяющих на кварталы окружающий лес...
        Стоишь на этой полянке около дуба, как приворожённый  и не оторвёшься от прекрасного, чарующего зимнего лесного пейзажа!
        Январское солнышко как бы рассыпало миллиарды драгоценных камней на ослепительно белую полянку и шесть узеньких, как лента, лесных просек, а также на столетние могучие ели с молодым подлеском, разряженных искрящимися хлопьями-глыбами снега разного размера с пригнувшимися под их тяжестью до земли ветвями...
        Смотришь некоторое время и твоё воображение неизбежно найдёт в этих причудливых формах величественного, сказочного Деда Мороза!!!".

        В том  письме дедушка рассказывает своему коллеге  и об охоте в Морозовых
-Борках:
       «Был, Иван Карлович, я нынешнее лето в отпуске в июле-августе месяцах.Поохотился вдоволь. Решил поехать в деревню, в Рязанскую область, к себе на Родину, к тёще – матери Людмилы Григорьевны. Живёт она с дочкой Марусей в своём домике.Село хорошее, расположено на реке Паре – притоке Оки. Буквально от дома в одном километре замечательные места для охоты на уток.  Ездил всеё семьёй - я, Людмила Григорьевна, Виктор и внучка. Виктора научил охотиться. С большим наслаждением я охотился, никто не мешает, когда хочу, тогда и пойду, охотников мало. Охотился также и на боровую дичь – благо лес рядом.  Нашлись приятели моего отца – старые охотники, которые оказывали мне всяческое содействие».

                Я вспоминаю,  как  по дорожке, идущей от Алешни  -  ручейка, впадающего в Пару,  дедушка  неспешной походкой возвращался с охоты.   Помню, как в нашей избе собирались  местные жители,  и как   каждый из них  старался помочь дедушке  отвлечься от грустных мыслей,  рассказывая свою  правдивую  охотничью историю, непременно со счастливым концом.  И это  помогало, но на очень короткое время...



                ВОПРЕКИ               

           Вопреки царившему мракобесию,  в стенах нашей московской квартиры  по вечерам,  в исполнении всех членов семьи звучали бессмертные стихи поэтов  Золотого и Серебряного веков, а под аккомпанемент фортепиано  исполнялись   русские народные песни, старинные романсы, песни советских композиторов  и даже арии из опер.
          Начало традиции проведения домашних литературно-музыкальных вечеров было положено в дедушкином  родительском доме. Его   отец, братья и сестра  собирались вместе по вечерам,  пели,  играли на гитаре и других народных инструментах, декламировали стихи.
          Сохранились фотографии дедушкиных студенческих лет, где Николай Жильцов – гитарист в оркестре русских  народных инструментов      сельскохозяйственного    училища.    В студенческие годы дедушка старался не пропускать выступлений корифеев русской сцены, дающих концерты  в дореволюционном Санкт-Петербурге:  Фёдора Шаляпина,  Леонида Собинова,  Надежды Плевицкой.
           Позже судьба подарила нашей семье радость от общения со многими самобытными и одухотворёнными людьми.  Знакомыми нашей семьи были выдающиеся деятели культуры и искусства: Печковский Н.К., Мордвинов Н.Д., Нечаев И.А., Иордан О.Г.,  Дудинская Н.М., Чабукиани В.М., Сергеев К.М., Першин Н.Ф., Матусов В.Л.
          О глубоких «не по службе, а по душе» связях  выдающихся  деятелей отечественной культуры и искусства с нашей семьей  говорит переписка, начавшаяся в  40-е годы,  и не прервавшаяся  в  «расстрельные»  50-е,  когда   наша семья была в опале.               
           О наших домашних концертах  и литературно-музыкальных вечерах напоминают  нотные издания начала  и первой половины 20-го века, выпущенные специально для исполнения в  семейном кругу,  и патефонные пластинки с  записями голосов выдающихся мастеров сцены.
          Мне и моей двоюродной   сестре Татьяне  было поручено  заводить патефон. Нам очень нравилось крутить его блестящую ручку и ставить пластинку.
          Песню «Эй, дубинушка, ухнем!» в исполнении Фёдора Шаляпина  мы дружно  подхватывали  всем хором. В этой песне волжских бурлаков  чувствовалась безграничная сила русского народа, неотъемлемой частью которого  мы  себя всегда ощущали.
          Русские народные песни,  старинные романсы и песни советских композиторов мы исполняли под аккомпанемент нашего неизменного концертмейстера, дедушкиного сына Виктора,   в совершенстве владевшего игрой на фортепиано.         
          В 50-е годы по радио часто транслировались  оперы и мы с Виктором, буквально,   прилипали к радиоприемнику.  Я, тогда дошкольница,  часами без устали вдохновенно  дирижировала, а  Виктор, старшеклассник,  имея от природы красивый голос, пел.  Пыталась петь и я. Большинство  транслирующихся по радио песен  и  оперных арий мы знали наизусть.            
           Помню, как дедушка  и все мы с замиранием сердца слушали  арию Ивана Сусанина.  Из  уст  русского крестьянина звучали  слова,  обращённые к Богу:
 «Смерть близка! Мне не страшна она…  Свой долг исполнил я … Господь, в нужде моей Ты не оставь меня…  Закралась в грудь тоска, легла на сердце скорбь…  Мне тяжко умирать, но долг мой чист и свят…».               
           Наши выступления проходили под ободряющие друг друга аплодисменты. И  дедушка радовался тому, что он успел передать нам по наследству свою  любовь к  классическому и народному искусству.    В те страшные годы такое общение нам всем  было жизненно необходимо. В эти минуты  нам  казалось, что  дедушкина болезнь отступает и  счастье возвращается в нашу семью.

               
                ПРОЩАНИЕ
   
         После смерти Сталина началась реабилитация осужденных по «Ленинградскому делу».  «Ленинградцы»  реабилитированы  в 1954 году.   Посмертно.
        «Ленинградцы! Честь, долг Отчизны были для Вас превыше всего!» - эта эпитафия начертана на обелиске, возведённом в московском  Донском Крематории на общей могиле ленинградцев, павших жертвами политических репрессий.
         В Санкт-Петербурге на Левашовском мемориальном кладбище открыт памятный знак в память о государственных и партийных деятелях, расстрелянных по «Ленинградскому делу».
                ___________
   
          Н.В.Жильцов  скончался  8 июня 1954 года в возрасте пятидесяти пяти лет. Его последней земной обителью стало Даниловское кладбище.
          Из лагерей  стали возвращаться  чудом избежавшие гибели дедушкины соратники.  Они приходили к нам домой, чтобы выразить соболезнования семье.
           Помню, как один  бывший узник, задал бабушке вопрос: «Людмила Григорьевна, верил ли Николай Васильевич в мою невиновность?».  И, получив ответ: «Ни на секунду не сомневался», заплакал и сказал: «Ну, вот теперь я могу жить  и умереть спокойно».
          После  нанесенного  нашей семье визита,  дедушкины друзья  шли   на Даниловское кладбище, чтобы поклониться  праху  сына Земли Рязанской,  до конца своих дней  верившего в  торжество справедливости на  земле.
               

                _________________________


                Часть третья


               
                НЕТЛЕННОЕ НАСЛЕДСТВО
               
               
               
                КРАСОТА НЕНАГЛЯДНАЯ

           И по сей день   согревают  сердце воспоминания  о нашей  жизни в   старой деревянной избе, а с середины 50-х – в  достроенном всей семьёй добротном кирпичном доме,  кладка которого была заложена  рядом с нашей избой ещё в начале XX века моим прадедом Григорием Степановичем Максимкиным.  После его ранней кончины семья   долгие годы боролась за выживание и  было не до строительства.
          По вечерам под  переливы гармони  молодёжь   пела задорные частушки и народные песни. На селе народ голосистый. Пели все – от мала до велика и от души!  В руках  Ивана Матвеевича Никулова виртуозно звучала балалайка. А уж когда он со своей  супругой Анной Михайловной  запевал  народные песни, то и мы не могли удержаться и начинали подпевать.
          Звонкой  певицей  и искусницей-мастерицей была и Анастасия Григорьевна Чиканова. Всё ладилось в её руках.  Передовая скотница, ударница труда. Опытом своей работы она
делилась с такими же, как она передовиками,  в Москве, на Выставке достижений народного хозяйства.   Как ни тяжек был её труд на скотном  колхозном дворе, а придёт домой,  отдохнёт и принимается за рукоделие.   На белоснежных домотканых льняных полотенцах и рушниках полыхали  дивной красоты узоры, вышитые крестиком цветы и гроздья  рябины. Фантазия  рукодельницы,  казалось, не имела предела: гладью вышитый ковёр, разноцветные   половички,  связанные крючком подзоры, и даже вышитые картины!
         Не уступали в мастерстве  Анастасии Григорьевне и Александра Павловна Никулова, Екатерина Кузьминична Брякина и Мария Яковлевна Горохова.  Я восхищалась красотой   сшитых  их руками рязанских народных  костюмов, рубах,  поясов, передников  и  вышитых  крестиком рушников.   А  от украшенных бисером шлыков – женских головных уборов, я и вовсе не могла отвести глаз!  Так  вот она какая   -   красота ненаглядная!
         Во многих  избах в середине прошлого века  можно было увидеть   напряхи  (прялки)  и деревянные станы.  Деревенские рукодельницы не спешили  с ними расставаться.  На стане испокон веку на селе изготовляли одежду. На все руки мастерица  Софья Гавриловна  Полякова и её соседка Валентина Фёдоровна Брысина, рассказывали  мне, как  они работали на  деревянном стане.  Хлопковые, льняные, конопляные нитки  натягивались на основы, вдевались в нитченки, начинал работу уток  (челнок) и  другие детали стана - бярдо, подножки, навой, набилка. Готовое полотно  заворачивалось внизу.   На стане  изготовлялись полотно для рубах,  понёвы,  хлопковые полотенца и половички, праздничные разноцветные пояса,  белые вышата,  льняные  онучи, мужские и женские.
         Мужские онучи перевязывались свитыми из конопли оборами, а женские   обвязывались завоями, из тонкой чёрной шерсти. Онучи женские  были значительно тоньше мужских.  В 50-е годы прошлого века  в Морозовых-Борках  можно было ещё увидеть старичков, носивших  плетёные из лыка лапти и  селянок в народной одежде.
         На Паре  и на Алешне  ещё  до недавнего времени стояли  старые портымоищи или портамощи  -  деревянные  настилы, на которых  бабы стирали бельё, отбивая его вальком.  Если погода позволяла, то  выстиранное бельё тут же, у речки расстилали на чистой траве. Оно быстро высыхало, а на жарком солнышке становилось ещё белее. Слава Богу, мне довелось всё это видеть, навсегда запомнить и полюбить.
        Я с радостью и большим интересом  принимала участие в деревенской жизни.  Помогала тетё Марусе по хозяйству.   Носила  воду  из колодца,  ходила в магазин за продуктами,   ухаживала за проклюнувшимися из яиц цыплятами, пропалывала огород.  Вместе с сельскими ребятами  бегала  купаться на речку,  ходила  в лес за  маслятами, подберёзовиками, «красноголовиками»  -  подосиновиками  и  «дорогими» - белыми грибами,  а на паже собирала  мелкие  грибы жаворушки.  Шалила. Однажды за компанию вместе с ребятами забралась в колхозный фруктовый сад,  добросовестно охраняемый   старичком-сторожем. Он нас незлобно поругал, и мне стало  очень стыдно за свой поступок.    По вечерам мы  с ребятами дружной компанией шли в Клуб смотреть художественные фильмы.   Возвращались домой в кромешной темноте – фонарей тогда в деревне не было. Из окон домов  робко пробивался свет от керосиновых ламп и стеариновых свечей, служивших  нам маячками. Электричество в дома провели, кажется, только  в начале 60-х.  В хорошо освещённых домах жить  сразу стало веселей.
        Мне ещё  довелось застать обычай ночного обхода деревни сторожами. Жители  села  устанавливали  очерёдность выхода  сторожа на ночной дозор.  Сторож держал в руках колотушку -  полый деревянный  брусок с ручкой, похожий  на валёк.  На торцевой край колотушки прикреплялся сыромятный ремешок,  заканчивающийся деревянным  шаром.  При движении сторожа шар бил по поверхности колотушки.    Производимый им равномерный глухой звук   разгонял  нечистую силу,  нечестных людей и  лисиц, этих непрошенных лесных гостей, по ночам  опустошавших курятники.  Бывало, ночной сторож становился первым свидетелем начинающегося пожара, будя село тревожным, учащённым биением шара по стенкам колотушки.  В народе  говорили: «Колотушка – сторожам подружка» или «По деревне, как с подружкой, ходит дед с колотушкой. Дед-дед  Передрей, ходи ночью пошустрей, шуми веселей, колотушку не жалей!».
         Колотушку бесстрашные сельские сторожа не жалели, в любую погоду они добросовестно обходили деревню, охраняя наш покой.



                ЖИЗНЬ ПО СОВЕСТИ И ЧЕСТИ

               

                Птичка прилетела, села на веточку и улетела.
               
                Дарья Семёновна Максимкина
               
          Хотя и поговаривали, что в нашем лесу водятся волки, мы с тётей Марусей годами без боязни углублялись в самую непроходимую чащобу и всегда возвращались целыми и невредимыми, ощущая приятную тяжесть  наполненных до краёв «дорогими» грибами плетёных корзин.  Тётя Маруся считалась одной из лучших собирательниц грибов на селе, по-деревенски - «грибниц».  Найдя гриб, она  его осторожно срежет ножичком, возьмёт в руки и, прежде чем положить в корзину, сначала полюбуется им, а то и поцелует.   Щемит сердце от воспоминаний о её последнем свидании с лесом. В 1968 году, в отпуск, я приехала в деревню вместе с  мамой и  Витей.   Как всегда, Маруся была счастлива видеть в своём доме  родных людей. Ранним утром  мы первым делом отправились на свидание с нашим лесом.  Перейдя по деревянному мосту Пару,  мы  продолжили путь  по искрящемуся от росы, пронизанному  лучами  восходящего солнца  огромному лугу, и, наконец, вошли в лес.  Тётя Маруся  вела нас лесными тропинками на известные только ей грибные заповедные места.  И наши кузовки и кошёлки,  сплетённые местными мастерами, быстро наполнялись щедрыми лесными дарами. Марусе тогда было уже под шестьдесят,  из-за плохого зрения она могла видеть  только крупные грибы. А таких, к счастью, в Ендове и Заклятке было множество.  Два огромных белых гриба, росли  на  высоком пригорке, до вершины которого мне, тогда 21-летней  девушке,   добраться не составило труда. Маруся вся светилась от счастья, когда я вручила ей свою находку -  величественную пару стройных лесных гигантов.
          Выйдя из леса, прежде чем отправиться в обратный путь,  мы сели передохнуть на лесной опушке. Витя поднялся на холм, к Лупиловке, чтобы набрать нам родниковой  воды, столетиями  врачующей души  и тела наших рязанских предков. И вот тогда тётя Маруся неожиданно для всех нас тихо и торжественно произнесла: «Прощай, Лес».   Мы не были готовы от неё  услышать такие слова.  Несколько секунд  мы  пребывали в оцепенении.  Но ей было виднее.  Ведь её силы были подорваны ещё с раннего детства болезнями и множеством других,  позже  выпавших на долю  этой женщины  бед.
         Долгие годы не отходила  она от постели тяжело больной матери, ухаживала за ней, как за беспомощным  ребёнком  и, обращаясь к немощной  старушке, называла её своей дочкой.  Маруся вспоминала, как незадолго до  своей кончины, её  восьмидесятидевятилетняя  мать подвела итог  прожитой жизни такими словами: «Птичка прилетела, села на веточку и улетела».   Душой никогда не разлучавшаяся со своим супругом, через сорок три  года после его преставления, она  была погребена рядом с ним, на деревенском кладбище. По пути на погост траурная процессия прошла близ Покровской церкви, где в далёком 1881 году Господь навеки соединил рабу Божию Дарью и раба Божия Григория узами священного союза,  совершаемого на Небесах.
         После смерти  матери  и братьев тётя Маруся  зимой жила с нами в Москве. Как и прежде, старалась всем нам быть полезной. В  меру сил помогала, чем могла, и всех нас любила. А мы любили её.  Летом мы снова собирались в путь – в наши  Морозовы-Борки.  Так же, как и её отец, Григорий Степанович Максимкин, Маруся, в конце жизни всей душой   захотела  вернуться в деревню. И осуществила свою мечту летом 1991 года.  В дороге она простудилась и тихо скончалась в Сапожковской больнице 16 сентября 1991 года,  в возрасте восьмидесяти двух лет, ровно через три года после  смерти своей старшей сестры, моей бабушки, Людмилы.  За сестрой, как и за своей матерью, Маруся ухаживала до последнего её вздоха.   
         Людмила Григорьевна Жильцова (Максимкина), отошла ко Господу 15 сентября 1988 года в возрасте восьмидесяти восьми лет и похоронена рядом со своим мужем, Николаем Васильевичем Жильцовым,  в Москве,  на Даниловском кладбище. Мария Григорьевна Максимкина (Хрипач) похоронена на сельском кладбище рядом со своими родителями - Дарьей Семёновной и Григорием Степановичем Максимкиными и  родными братьями  -  Максимкиными Борисом и Иваном Григорьевичами.

         Земно кланяюсь моим   рязанским дедам и прадедам.  Вечная им память.
И в  радости, и в горе они жили  по совести и чести. Не собирая  сокровищ на земле, они  оставили  нам нетленное  наследство  -  прочный нравственный  фундамент, на котором предстояло строить свои жизни нам  и, в свой час, передать это бесценное наследство своим  детям, внукам и правнукам.
               
                Ни хоромы и ни палаты
                Никогда не желала иметь.
                Сундукам, трещащим от злата,
                Серп, подкову, бердыш и меч,
                Да Креста кровавую медь
                Предпочла, став несметно богатой.
                Постарайтесь наследство сберечь.

                Анастасия Сергеевна Соколова

               
               
                ЭСТАФЕТА ПАМЯТИ

               
                Мне дал Господь всё в полной мере –
                по замыслам моим, делам и вере.
               
                Анастасия Сергеевна Соколова

          Колыбель рода Максимкиных-Жильцовых,  Рязанская земля, щедро одаривала нас своими сказочными красотами и материнской любовью. Здесь все мы были счастливы.    На берегу  реки Пары, в Морозовых-Борках  в летнюю пору прошли детство и юность  и моей дочки Саши.   Следуя примеру  своего прадеда, Николая Васильевича Жильцова, Саша  стала специалистом сельского хозяйства.  Сразу  по окончании школы она поступила на работу  в  Главный Ботанический Сад Академии  Наук СССР, где, учась в старших классах, проходила производственную практику и получила специальность «садовый рабочий».  Работая в отделе «Дендрологии» садовым рабочим, а затем агрономом,  она закончила вечернее отделение Московского Лесотехнического   института по специальности  «инженер лесного хозяйства». От прадеда Саша унаследовала и любовь к лошадям,  с увлечением занималась конным спортом.  Признанием  в любви к  земле предков  звучат  её детские и юношеские  стихи.
               
                Тихо берёзы склонились к воде
                Плещется рыбка под полной луною,
                Иволга песню заводит свою.
                Там над Парой, над моею Парою.
                В этой тиши непроглядной, беззвучной,
                Слышен лишь топот и ржанье коней.
                В этом краю, у деревни моей.

   
                *   *   *
               
               
                Как-то раз под вечер, на закате дня,
                В поле я увидела белого коня.
                Он скакал так быстро, пролетев в лугах,
                Молодость светилась  в огненных глазах.
                Порвана уздечка, вьётся на ветру,
                Хочется свободы белому коню.
                Проскакал он рядом, потоптав цветы,
                И исчез он с солнцем  в дальние кусты.

               
                *   *   *
 
                Встану поутру, выйду на луг
                И прислушаюсь к шелесту ветра,
                К колыханию утренних трав,
                Ожидающих солнца рассвета.

                Я пройду по холодной росе,
                Я сольюсь с этим пасмурным утром,
                Предо мной встанет сказочный мир,
                Полный луг голубых незабудок.

                Вдруг замрёт всё,
                И где-то вдали
                Я услышу знакомое ржанье –
                Красный конь новой летней зари
                Пролетит в предрассветном тумане.
               
                Саша Соколова
 

   
               
          Сашины стихотворения, дополнили поэтическую страницу семейной Летописи, в составлении которой   изначально    принимали участие  многие  члены нашей семьи. Так,  главы  о жизни семьи Максимкиных  в Санкт-Петербурге, о возвращении Дарьи Семёновны с дочерьми  в Морозовы-Борки, написаны  мною по  воспоминаниям тёти Маруси и моей бабушки, Людмилы Григорьевны. Документальные материалы, бережно хранимые Людмилой Григорьевной Жильцовой, Виктором Николаевичем Жильцовым, Верой Николаевной Вагиной (Жильцовой), Татьяной Леонидовной Серовой (Вагиной), ныне составляют основу архивного фонда семьи.
          В работе  с материалами   семейного архива,  моим самым  главным помощником – литературным и историческим консультантом, была моя мама, филолог, Отличник Народного Просвещения,   Ветеран Труда, Раиса Николаевна Соколова (Жильцова).  Её  дневники, это бесценный кладезь знаний о подлинной жизни  родного  Отечества  и нашей семьи в 40-е – 50-е годы.
          Хранящиеся в семейном архиве  документальные и наглядные материалы  помогают мне  в журналистской, литературной  и общественной  работе. Опытом  работы  с  материалами семейного архивного фонда я делилась со слушателями  на волнах Радио России в программе «Семейный альбом России».    Меня радует, что мои книги по отечественной истории,  очерки, статьи и стихотворения  увидели свет и, судя по отзывам,   вызывают у читателей интерес.
           Но, прежде чем отдать рукопись в печать, я прислушиваюсь к советам моих доброжелательных, грамотных и одновременно строгих  читателей  и добрых помощников – дочки и внучки.  В моей работе над повестью «Наше родное» они принимают  самое деятельное участие. Дочка  оказывает мне неоценимую помощь  в процессе поиска и систематизации документальных материалов, связанных с историей нашей семьи.  Внучка Мария закончив Московский Издательско-Полиграфический колледж имени Ивана Фёдорова, стала  специалистом издательского дела. Её профессиональные советы мне помогают в работе над вёрсткой и  техническим  оформлением  семейной Летописи.

               
                *   *   *
 
           Благодарю  моих родных, принимавших участие в работе  над повестью "Наше родное", отдельные главы из которой я предложила вниманию читателей.
           Благодарю читателей, уделивших внимание моему труду.
           Завершая  повествование, я хочу пожелать читателям, проявляющим интерес к истории России и своей семьи, взяться за перо и, отдавая долг благодарной памяти своим отцам, дедам и прадедам,  вписать свою  неповторимую страницу в Летопись  нашего родного российского семейного наследия.
   
           Бог в помощь.


                _________________________________
               
               
 

                ОТЗЫВЫ ЧИТАТЕЛЕЙ

               
               
               
                Здравствуйте, уважаемая Анастасия Сергеевна!
      Вчера начала читать, сегодня продолжила. Никогда бы не поверила, что такое писано в наше время обычным человеком, современником, не классиком пера, не имеющим регалий и званий заслуженных.
Это фундаментальный Труд, не авторского, а исторического значения - яркий, правдоподобно-детальный, и в то же время так просто, интересно говорящий о жизни не одной тысячи русских жителей нескольких поколений. Это Россия наша с её прошлыми, большими событиями, характером, настроением и судьбами! Невероятно просто! Если бы мне предложили поменять всё мое творчество на одну этакую летопись, я бы не раздумывая согласилась. Часто сокрушалась и сокрушаюсь ещё более теперь, что совершенно не знаю ничегошеньки о своих предках. О маме и то, стыдно сказать, помню только вскользь, по своей жизни. Вы -величайшая Умница! Выше всяких похвал! Ради такого фундаментального Труда стоило прожить свою жизнь. Как вам это удалось - не понимаю искренне. Наверное, старые дневники, возможно, публичные исторические справки?.. Не понимаю. Неужели только рассказы, передающиеся из поколения в поколение? Талантливо, значимо, мудро, доходчиво...Я в восхищении! Это память не только вашим потомкам, а потомкам России.
С благодарным поклоном!
Людмила

Иксора   22.09.2019 14:04   
               
               
         Анастасия, прочитал главы из повести. Могу сказать, что это победа. Произведение написано очень талантливо,без излишней патетики, с огромной любовью к земле русской. Очень хороший литературный язык, поэтому произведение,несмотря на свою строгость, не кажется сухим.Чувстуется,что писал профессионал литератор, нет этого самодеятельного дилетантизма. Великолепны почти все стихотворные вставки. Мне кажется, что это главное твоё произведение. Желаю тебе от всего сердца, новых творческих успехов.

Михаил Руушан               
               

        Дорогая Анастасия Сергеевна, читала Летопись Вашего Рода весь вечер, читала неторопливо и вдумчиво... Поражает и покоряет глубина Ваших Знаний... Отличительная и главная черта Ваших предков - любовь... Любовью пропитана и Ваша повесть! Я всегда восхищалась и восхищаюсь Вашим искренним интеллигентным творчеством, прикоснувшись к которому, хочется быть лучше. Многословной быть сегодня не получится, не хочу растратить ощущение тепла после прочтения Вашей повести...
P.S. В душе осталось чувство исполненного Вами, дорогая Анастасия Сергеевна, Великого Дочернего долга! С уважением и сердечным теплом, Надежда.

Надежда Наумова 5

               

                Уважаемая Анастасия Сергеевна!
 Ваш труд вдохновлен и написан Любовью. Только она может быть столь совершенна! Читала с огромным интересом, с чувством благодарности за то, что Вы делитесь столь бесценным сокровищем.
Столько родного я увидела в Вашем Родном, что не хочется расставаться.
Радуюсь за Вас и Ваш род, вписанный силою Вашего таланта в историю народа.
С уважением и самыми искренними пожеланиями добра, радости и воплощения всех творческих замыслов!

Татьяна Гуровская   28.10.2021 23:40
 


                Москва.               
               

               
     Дорогая Анастасия Сергеевна!

Знали бы вы, с каким душевным трепетом , я шла от ступеньки к ступеньке,
чтобы насладиться вашим удивительным, редкостным, по всем литературным
параметрам, Трудом ...

Поражает его не придуманность, а документальность, его чистая , как родник.,
правда о ваших замечательных родственниках - дальнего и ближнего поколений.

Я преклоняюсь перед вами за память о них, за ваш Талант писателя.

И, что меня приятно удивило, это то, что черты вашего лица , те что на
фото, где вы десятилетняя , не изменились до сих пор ...

Вы такая же Красавица!

Спасибо вам, за вашу земную философию - не вычурную, а чистую, настоящую.

Всех вам благ!

Валентина Скопинцева   15.07.2019 05:44