Эта история где-то по осени отболит: кофе чернее всего, что у тебя в груди. Снегом поверху падает мишура, уходя, не забудь погасить
то, что гасить пора.
Старый лесник на косматый Йоль ходит проведать деревце, что растет.
Лето его целует, оденет его весной, пока же, наверное, мерзнет,
гроб шелестящий твой.
Поленья искрят в камине, подкинь-ка еще одно: здесь не было и в помине рождественского кино. Никто не несет подарков в носок одинокий твой, и, открывая окно контакта,
напишешь: все ок, я как Добби, в носках,
и пока живой.
Пока живой. А так бы хотелось - не сдохнуть, просто не это вот оливье,
гирлянды виток на ели, свет лампочек на коте;
мы, вроде, другое ввиду имели,
когда задували свечки на детском своем торте.
(раскусили, эта история
тоже будет о пустоте)
Гирлянда висит, воспаленно мигает, стоглазая,
нет, я все еще не согласен рядышком повисеть.
И, оставаясь верен молчанию и Хагалазу*
бреду по полярной ночи
к погасшей моей звезде.
*руна разрушения