В сонном небе луна печальная,
Еле видима, маломальская.
Только звёзды горят нахальные,
Раззадорились в ночь купальскую.
А Ивану в ту ночь наградою
Лишь одна, что главнее прочего:
Дева Марьюшка ненаглядная,
Знать, самой судьбой напророчена.
Дорожит этой дивой тонкою,
Хоть в костёр за своею суженой.
Не страшны даже искры колкие,
Коли знает, что очень нужен ей.
Марья — глаз не отвесть — красавица!
Брови дугами, губы алые.
В ночь Купалы мечты сбываются,
Все ликуют, как дети малые.
Только нечисти не ликуется,
Лихорадит её, проклятую.
То погасит огни на улице,
То тенями грозит горбатыми.
С Марьей нечисть шутить удумала —
Голос вмиг задрожал обидами.
Стала строгою и угрюмою,
Гонит в лес за цветком невиданным.
Глухо филин в ночи агукает,
Звёзды спрятались — не помощницы.
Отправляется парень глупенький
В тёмный лес, что за дальней рощицей.
Но твердят старики упёртому:
«В ночь Купалы плутает по лесу
Чудо-чудище двоемордое,
Отзывается зычным голосом.
И покрыто густой щетиною
Толстобрюхое, свинорылое.
Будто морда одна-звериная,
А другая пригоже-милая.
Ухмыляясь пригоже-милою,
Манит Чудище в даль бессветную.
Там клыки обнажит звериные
И ухватит когтями цепкими».
До рассвета не видно милого,
А когда заплясало солнышко,
Вышел из лесу, обессиленный,
Вся в сединах его головушка.
И в очах пелена туманная,
Нет ни памяти и ни разума.
Чудо-чудище окаянное
Счастье Марьи с Иваном сглазило.
Марью совесть корит неистово,
Из плакун-травы варит снадобья.
Век страдать теперь, да не выстрадать.
Так, дурёха, тебе и надобно.