Как будто на хлебную мякоть медовый поток,
закат перелился на землю - кончается вечер.
Витает над полем невидимый глазу Ван Гог,
наносит по капле ко времени мороси млечной
едва различимо сквозь облачный пух и перо...
А ниже, с ветвей, долгожданный полёт обретая,
осенние листья становятся вдруг на крыло,
по-птичьи хлопочут: им кажется, что улетают;
торопят друг-дружку - спешит листопад-караван,
шурша о несбыточно-сладком, что ветер навеял.
Ван Гог улетает вдогонку - полёт рисовать,
оставив эскиз недописанной ночи на небе.
Навстречу им хочется выйти — глубинно вдохнуть,
всю соль новоявленных звёзд ощутив, прослезиться
светло и торжественно - здравствуй, весёлая грусть
прощального бала на волю слетающих листьев!
Ах, ветреный праздник! Восторгам подсчёт ни к чему,
но знаю иное - предзимний бухгалтер не дремлет:
Ван Гогу оплатят бессмертьем — довольно ему,
а листьям довольно полёта - отпущено время,
где каждый по ветреной воле в предзимье несом -
мелькают миры в пестроте, проносящейся мимо...
Теряют по осени кроны неверных «птенцов»,
к рукам приберёт и сочтёт их бухгалтер предзимья.