В числе первых, кто на станции Анзёба получил автограф знаменитого борца против советской власти, был Геннадий Лебедев - редактор газеты «Братский металлург»
________________________________________
СОЛЖЕНИЦЫН В БРАТСКЕ
Писатель Александр Солженицын ехал из Америки в Россию. Его путь по родной земле начинался на Дальнем Востоке, и по пути писатель побывал во всех городах, которым по тем или иным причинам он придавал весомое значение. Одним из таких городов был и Братск.
В 1994 году, возвращаясь в Россию из Вермонта после вынужденной эмиграции, Александр Исаевич Солженицын был полдня в Братске. Путь возвращения на родину лауреата Нобелевской премии вышел продолжительным. Стартовал в конце мая на Дальнем Востоке, прошёл через всю Сибирь, по всей России до самой Москвы. В Братске писатель побывал 17 июня. В числе тех, кто встречал писателя, был и ваш покорный слуга.
Это было триумфальное возвращение некогда опального писателя-диссидента, которого читающий народ России любил с такой же силой, как власти ненавидели. На станции Анзёба Солженицына встречала огромная толпа почитателей писателя, которого общество считало пророком, духовным наставником поколения 60-х. Ни митингов, ни речей на перроне скромного вокзала. Огромные букеты цветов над головами, которые протягивали писателю. Тот смущённо брал их в руки и тут же вздохнул:
- Куда же мне девать столько цветов! Рад вас видеть, братчане! Сердечно благодарю!
А в руках многих встречающих уже появились книги писателя. Прямо на перроне они просили автора подписать их. И Солженицын охотно это делал, смущённо слушая слова восторга братчан. Порой останавливался и внимательно рассматривал книги, которые ему раньше даже видеть не доводилось. В числе первых, кто получил автограф знаменитого борца против советской власти на станции Анзёба, был Геннадий Лебедев - редактор газеты «Братский металлург».
Солженицыну по дороге с вокзала из окна автомобиля тогдашний заместитель мэра Людмила Рященко показала все малые и большие городские достопримечательности. Жаль, но наш Братск писатель увидел из окна машины, которая сделала остановку только перед воротами музея под открытым небом «Ангарская деревня»... Музей и стал главной точкой пребывания писателя в Братске. Кстати, как мне потом сказали, он сам жаждал увидеть этот сибирский музей больше, чем промышленные достопримечательности социалистического Братска.
Александр Исаевич вместе с экскурсоводами торопко, без задержек, сразу прошёл по музейной деревенской улице, заглядывая по пути в избы. Мы шли за ним следом, прислушиваясь к вопросам писателя. Они были не праздными, всё, что рассказывали экскурсоводы, он старательно записывал в свой блокнот. Позже мы узнали, что ежедневно он вёл путевой дневник, который был опубликован впоследствии в газете «Труд»*. Не обошлось, конечно, без описок и смысловых ошибок, «уловленных на слух», но тогда для всех нас было важно, что Солженицын две страницы дневника посвятил Братску, который мы, несмотря ни на что, любили.
Вместе со мной сопровождал гостя знаменитый братский фотограф Альфонсас Уникаускас, поминутно делая снимки писателя в окружении сибиряков. После войны Олег Иванович (так его на русский манер звали друзья) был сослан из Прибалтики в Сибирь, пришлось хлебнуть гулаговского лиха, о чём на ходу успел поведать писателю. Тот пожал Уникаускасу руку как страдальцу по отсидке. Тут и вспомнилось, что до сих пор в Братске живёт бывший начальник «Озерлага» Сергей Кузьмич Евстигнеев (умер в 2007 году), которого он коротенько в примечаниях помянул в своей самой знаменитой книге-исследовании «Архипелаг Гулаг». Но писатель отнёсся к этому сообщению равнодушно, и лагерную тему Александр Исаевич больше не поддержал, интереса к персоне отставного полковника НКВД не проявил, а тут же переключился на истории и судьбы старинных сибирских деревень, осколки которых были собраны в музее под открытым небом в Братске.
Тут же был дан обед (потом почему-то в СМИ его стыдливо называли скромным чаепитием на берегу Ангары, что не соответствовало действительности). За столом в постоялом дворе музея Александр Исаевич всё время говорил о будущем России всё то, что потом мы читали в его очерках, интервью и статьях. Но живое слово действовало на нас завораживающе. Солженицын словно не замечал, что за столом рядом с ним сидели в основном местные чиновники из компартийного призыва, на совести которых было немало подавленных за мелкие прегрешения местных «солженицыных» нашего города. Но поскольку была дана команда из Москвы встречать хлебом и солью, то встречали – икрой и балыком. И активно поддакивали словам писателя. И я там был, а дальше по пословице.
А я все ждал удобного момента задать ему заранее заготовленный вопрос, который обсуждал с друзьями накануне: а не боится ли он повторить судьбу Горького?
И задал, когда вышли из-за стола и остались один на один с писателем. На что получил гневную и острую отповедь мыслителя. Он сначала заклеймил великого пролетарского писателя, а потом сказал, глядя прямо мне в глаза, что сам никогда не пойдёт его путём, что уже доказал всей своей жизнью. И мне как-то даже стало неловко, что я, мелкий щелкопёр из областной газетёнки, так оскорбил его своим вопросом. Тем более, мы все вскоре узнали, что Солженицын отказался получать Государственные награды из рук Ельцина, тем самым показав, что эту власть, хоть и избранную русским народом и вернувшую его в Россию, он не признаёт законной. Правда, для меня осталось загадкой, почему на склоне лет он принял премию из рук власти, которая вышла из недр госбезопасности и в своё время присягнула Ельцину. Уж надо быть последовательным до конца. Но может быть, не всё знаю. И сегодняшняя вакханалия с юбилеем играет плохую шутку с Александром Исаевичем, порождая протестные настроения в обществе.
На память о той встрече 17 июня 1994 года у меня осталась книга пьес, которую Александр Исаевич подписал «Владимиру Васильевичу Монахову - Солженицын».
Некоторые братские любители автографов просили расширить на своих томиках надпись, на что писатель резко сказал, что личные надписи впопыхах не делает. Такая надпись требует времени, её нужно обдумать, а главное иметь душевную сопричастность друг с другом. А это на ходу не делается. Меня поразило, что даже к автографу Солженицын относился с большой серьёзностью. В знак признательности я подарил писателю свою маленькую книжечку верлибров «Второе пришествие бытия», которую он быстро полистал, поблагодарил за подарок и тут же передал своему сыну. Словно и не было между нами того неудобства с журналистским вопросом. Сын активно собирал подарки, которые дарили ему братчане, и складывал в машину мэра Усть-Илимска, который нетерпеливо ждал именитого гостя, чтобы увезти писателя дальше на север.
Приезд знаменитого писателя всколыхнул сибирскую общественность. Много об этом потом говорили, активно раскупили книги, которых к тому времени было много в местных магазинах. Мы, обученные на истории КПСС, медленно, но бесповоротно меняли свои взгляды, отравленные идеями большевизма. Вот как вспоминал в своем интервью о визите Солженицына в прошлом член КПСС, первый губернатор Иркутской области, бывший генеральный директор Братскгэстроя Юрий Ножиков:
- Он ехал к нам на подъёме. Думал, что сможет помочь. Страна переживала трудный период. Его беспокоило будущее России и Сибири, мы вместе с ним это обсуждали. Обсуждали и реальное положение дел в области, он интересовался всеми изменениями. Вместе с ним я и все первые лица области побывали на месте казни адмирала Колчака. Спустили на воду венок. Это было впервые. В 94-м ещё очень многие искренне верили большевикам.
Вернувшись триумфально в Россию, обустроившись в Москве, писатель не забывал сибиряков. Фонд его имени активно помогал бывшим узникам Гулага из нашего города - высылал одежду, книги, продовольствие, которые распространялись местным отделением «Мемориала». Тогда страна и её люди нуждались в такой помощи, ведь государство под руководством Ельцина вступило в тяжёлый социальный период, когда не платили не только зарплат молодым, но и пенсий старикам. Как-то поэт Виктор Сербский, родившийся в тюрьме, похвалился мне новеньким свитером от Солженицына. Носил его с удовольствием, считая его лучшей наградой. И, конечно, книгами, которые поступили в его библиотеку. Сегодня в библиотеке Сербского есть отдельный фонд книг по истории Гулага, значительная часть из них поступила от фонда Солженицына. Несколько лет спустя книголюб и большой собиратель книжной миниатюры Евгений Полойко рассказывал мне, что в Братске когда-то жил известный библиофил Г.Раппопорт, который был в переписке с Солженицыным и стал одним из многочисленных героев «Архипелага». Е.Полойко сам видел письма и надеялся, что они сохранились в семье библиофила. Разыскать семью не удалось – уехали из Братска. И так история этих писем канула в лету. А жаль.
А вчера мой товарищ,братский художник Владимир Никишин рассказал,что у него осталось мерзкое воспоминание от той встречи далёкой с писателем. В музей под открытым небом художник припозднился и увидел,что писатель уже садился в автобус.И он с открытой душой рванул за ним.
- У меня за плечами был вещмешок с подарками для Солженицына,которые я хотел сделать знаменитому писателю.Но как только я сунулся в автобус,то увидел наставленные на меня дула автоматов его личной охраны.Попытки объясниться не имели смысла.Мне давали понять,что мне здесь не место,и я покинул автобус. И хотя тут же стояли работники милиции из Усть-Илимска,которые меня хорошо знали,но все промолчали. И я как оплёванный с разорванной душой наблюдал,как кортеж из машин отправился в Усть-Илимск. Зачем Солженицыну была нужна личная охрана? Этот вопрос ему мучает до сих пор!
У меня нет ответа для братчанина Владимира Никишина...Охрана,наверное была,но я 17 июня 1994 года её не заметил...
*ЗАПИСКИ А.И.СОЛЖЕНИЦЫНА О БРАТСКЕ,ОПУБЛИКОВАННЫЕ В ГАЗЕТЕ "ТРУД"
А обширные водогноилища? Стал я их пересчитывать по карте: Зейское, Вилюйское, Саяно-Шушенское, Иркутское, Братское, Усть-Илимское, Красноярское, Новосибирское... Какой еще народ-самоубийца безвозвратно затопляет свои угодные для сельского хозяйства земли, леса, возможные залежи в недрах? И еще воспевают это свое безумие.
К Братскому, к Усть-Илимскому мы и ехали. (Это Юра Прокофьев меня уговорил: непременно побывать в Усть-Илиме, хорошо ему известном по телеоператорским поездкам. Свернул я в этот большой крюк - и очень ему благодарен.) Ночью в Тайшете наш вагон перецепили на БАМ. Я проснулся уже перед Чукшей - бывшим 3-м отделением Озерлага. Вдоль всей этой злосчастной и злоненужной дороги - индустриальные остатки, загаженность и последки лагерных зон. - А скоро и Вихоревка - и меня ждут на перроне! В Вихоревке прежде был головной ОЛП 4-го отделения Озерлага, и вот теперь собралось на перроне десятка два бывших зэков, все уже немолоды, - и как же тепло мы обнимаемся, как братья, до слез, и фотографируемся вместе. Степлаг - Озерлаг, лагеря-братья! Большинство из них тут - "манчжурцы", русские эмигранты, воротившиеся или загребленные советскими граблями из Маньчжурии в 1945-м и отсидевшие все по 11 лет, а в 1956 все признаны полностью невиновными. В перебивчивых наших разговорах, в переглядах - зримо и беспощадно вновь проступает наше жестокое лагерное прошлое, тогда казавшееся безысходным - а вот схлынуло и оно...
А дальше - станция Андзеба, (имеется в виду Анзёби ) штрафной лагпункт Озерлага, тут был мой солагерник Тэнно - и еще не известный мне тогда будущий верный сотрудник - "невидимка" Лембит Аасало; я писал об этом лагпункте, еще не видав его, и вот я здесь. И опять - встреча с лагерниками, и опять от них - несколько букетов (я уже задушен цветами, жаль погибнут в вагоне, учусь отдаривать тут же обратно, дарителям).
Еще перегон - и в прославленном Братске меня забирает автомашина, и главный администратор Братска Л. Ф. Ященко (видимо, все-таки Людмила Фёдоровна Рященко) дает мне пояснения по долгому пути, ибо длина Братска - 70 километров!.. Изначальный Братский острог был построен в 1631 году (потом тунгусы его и палили, и переносился он на другое место), а через 300 лет накинулись строить тут, на Ангаре, ГЭС. На проглот "лесокомплексу" вырубили леса на 100 километров вокруг, загубили и охотничьи места. А теперь не знают, куда девать электроэнергию, большевицкий Госплан! Раскинули городу широкие проспекты - не по здешней зиме, гуляют ветры. А дальше - "хрущевки" и нищие поселки, а где-то в лесу - чуть не небоскребы. Сегодня - Алюминиевый завод стоит(как раз Браз был работаюбщим заводом,который пережил кризис), Сибтепломаш стал никому не нужен, не работает. Жители просят земли, раньше давали по 6 соток, теперь по 15, уже построено 60 тысяч дачек(все дачные посёлки были построены во времена СССР). Состояние окружающей среды - ужасное. Молодежь сюда больше не едет, рождаемость упала вдвое, смертность растет. - Сколько по Братску ни катили - никакое пятнышко не порадует глаза.
Но перед затоплением имели разум перенести хоть сторожевую башню Братского острога (предположение, что в ней отбывал одну зиму протопоп Аввакум) и несколько деревенских изб - в "Мемориальную деревню", куда мы дальше и поехали. А вот тут - душа расступается и напитывается. И место для этой "ангарской деревни" - как от Бога выбрано, и до чего же щемят эти сохраненные избы зажиточных сибиряков и западных бурятов, завозни на чердак, торговые рыбачьи амбары, баньки у речного берега. Крепко строено, на века, "лиственница три сосны переживет". "Изба-связь": чистая жилая и, через сенцы, скотная. В избах - низкие двери, для сохранения тепла; рубель (скалка с ребрами), чашки из капа, мыльный нарост с сосны - вместо мыла, корытце с водой под лучину, зубчатый барабан - тереть картофель на крахмал. В какой нецивилизованной жизни - как изобретательно и устойчиво - недерганно! - наши предки устраивали свою жизнь. В хлебных амбарах - закрома для зерна, совки, деревянные лопаты, ступы, цепа-молотила. - И вблизи - деревянная церковь Михаила Архангела, XIX века, резные царские врата и паникадила. От русской деревянной архитектуры сжимается мое сердце - и сколько же этой красоты и сердечности уже погибло и догибает на Севере сегодня, никем не наблюдаемое, не охраняемое, не подправляемое…
КАК МЫ ВСТРЕЧАЛИ Солженицына в Братске 17 июня 1994-го
Иногда совершенно неожиданно бесполезные для людей вещи становятся подлинными семейными реликвиями.
В середине 90-х на БрАЗе было несколько магазинов. В каждом из трех зданий центральных бытовых торговали продуктами и различными промтоварами – порой весьма дефицитными. Но были и такие, которые совершенно не пользовались спросом и месяцами пылились под стеклом витрин. Не помогали даже смешные цены на такого рода «неликви…ды». Среди них были и книги.
В то время массово печатались авторы, прежде недоступные по политическим соображениям. Например, миллионными тиражами издавались собрания сочинений Солженицына. Более популярные произведения его по-прежнему расхватывались читающим народом. Но вот некоторые спросом не пользовались. Каким-то неведомым путем и осели в бразовских магазинах томики с пьесами Солженицына. Они одиноко пылились среди более удачливых собратьев – флакончиков одеколона, сувениров и прочей мелочи.
В один из июньских дней 1994-го по заводу прошел слух: через два часа на вокзал прибывает поезд, на котором совершает поездку сам Солженицын. Упустить случай встречи со знаменитым писателем было непростительно. Поехать на станцию захотела вся редакция заводской многотиражки. Тут-то и вспомнили о томящихся в магазине книжках с пьесами. К счастью, заводская пыль еще не въелась в серые корочки томов, они были почти новые и вполне годились для того, чтобы получить автограф.
Покупка оказалась как нельзя кстати. После встречи на вокзале Солженицына окружили читатели для получения заветной надписи. Кое-кто протягивал блокноты, тетрадки, а то и вовсе чистые листы. Писатель таким отказывал – считал непозволительным расписываться на всем, кроме собственных сочинений. Мы не прогадали. Однако можно легко представить, как менялось его лицо, когда один за одним в его руки подавали одно и то же издание. Удивление сменилось сомнением и растерянностью, хотя вслух писатель ничего не сказал. Возможно, у него сложилось впечатление, что среди братчан наибольшей любовью пользуются его пьесы.
Прошли годы. Заветный томик драматургии Солженицына с автографом мэтра по-прежнему находится на самом видном месте семейной библиотеки. Правда, пьесы так и остались непрочитанными. Зато какая дорогая память – для себя, детей и внуков. Значит, книга не такая уж бесполезная, и когда-нибудь все-таки будет осилена.
Александр Рябов
Автограф Солженицына на паспорте для семьи Арбатских
Позвонил Спартак Михайлович Арбатский,мой культурный дружочек из Братска,организатор самодеятельных художников,оригинальный мастер и коллекционер. Он прочитал мою заметку в местной газете о пребывании 20 лет тому назад А.И.Солженицына в Братске и огорчился,что я пропустил такой лакомый эпизод, произошедший с ним. "Ты же рядом стоял и все видел"- возмутился Спартак. Да стоял,но вот не запомнил,а жаль. И восполняю пробел. А дело было так, поведал Спартак Михайлович:
- Меня пригласила на встречу с Солженицыным Людмила Федоровна Рященко - заместитель мэра Братска.Попросила приготовить в подарок поделку из дерева.Я выбрал вазу, выполненную из капа кедра. Вещь,скажу тебе,очень редкая для наших мест. И когда мне предоставили слово во время обеда, описанным тобой в заметке, - вручил свою поделку писателю. Александр Исаевич оценил работу художника и поблагодарил за подарок,заметив,что такая сибирская вещь будет впредь стоять в его рабочем кабинете.Я потом всегда внимательно смотрел репортажи из его кабинета,хотел увидеть свою работу. Но так и не обнаружил. Но дело не в этом.
Когда стали прощаться,то народ бросился к Солженицыну за автографами. Я там видел и тебя с книгой. И тут понял - какую глупость совершил,надо было взять книгу из дома и попросить автограф.Но даже в голову не пришло. Стал я судорожно искать по карманам хоть листочек чистый,но кроме советского паспорта - ничего там не обнаружил.Почему он был со мной- ума не приложу.И тогда с советским паспортом я ринулся к писателю за автографом.Открыл его на последней странице и подставил. Александр Исаевич недоуменно посмотрел на меня- всё-таки документ главный. Но я решительно сказал- пишите! И Александр Исаевич расписался в паспорте, заметив- никогда еще не приходилось ставить автограф в таком документе...А я довольный отошел от него.
Лишь дома обнаружил,когда показал автограф домашним, что паспорт оказался чужой, моей жены Варвары. Паспорт был советский, и когда мы меняли его на российские, я выдрал страницу с автографом Солженицына на память,никто даже и внимание не обратил на это..И теперь в моем доме на листе из советского паспорта хранится автограф великого писателя. Знаменательный автограф- ни у кого такого нет, - закончил свой рассказ Спартак Арбатский.