«Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас.
(…..) когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне» (Еванг. от Матф., гл.VI, ст. 1-4).
Завтра последний день курса «Счастье», а сегодня, перед тем как лечь спать я должен выполнить два домашних задания: приготовить подарок для кого-нибудь из участников курса и сделать благое дело. Не просто сделать, а сделать тайно, чтобы облагодетельствованный не знал, кого благодарить.
С первой частью задания, приготовлением подарка, я почти справился – купил в супермаркете корзиночку с набором орешков, воткнул в нее орехоколку и, стоя в очередь к столу упаковки, усиленно размышлял над вариантами благих дел. Можно ночью вымыть машину соседа. А вдруг, сигнализация сработает? Всю улицу перебужу. Сосед проснется, придется его в своих добрых намерениях убеждать... Можно, опять-таки ночью, чтоб остаться инкогнито, прополоть клумбу перед входом на детскую площадку. Но при моем знании ботаники как бы в темноте чего лишнего не выдернуть…
Передо мной в очереди стояла молодая эстоночка, покачивая одной рукой детскую коляску. Малыш в коляске тянул ручки вверх к качающимся над упаковочным столом воздушным шарикам и монотонно канючил: "Пааль, пааль, пааль..." ("Шарик, шарик, шарик..." – эст).
Подошла их очередь и мамаша попросила упаковщицу наполнить газом выбранный ею голубенький шарик. Упаковщица ответила, что, к сожалению, газ закончился.
Эстоночка отошла на шаг от столика, нагнулась к своему чаду и стала ему объяснять про газ и про то, что завтра они обязательно надуют этот шарик.
Малыш, зачарованный видом других шариков, так заманчиво качающихся вверху, отказывался слушать объяснения матери и еще громче повторял свое "Па-а-ль, па-а-аль…"
Упаковщица, переключив внимание на меня, принялась заворачивать корзиночку с орешками в золотистую оберточную бумагу.
– Дайте мне еще вон ту белочку, – попросил я ее, указывая вверх на один из наполненных газом шариков.
– О, белочка в комплекте с орешками – очень символично, – одобрила она и, притягивая к себе шарик за привязанную к нему ленточку, предложила: – Давайте мы его очень красиво прикрепим прямо к корзиночке.
– Нет, спасибо, – поблагодарил я упаковщицу, рассчитался, переложил подарок в левую руку, а правой рукой протянул малышу в коляску ленточку с привязанной к ней белочкой: – Вытта, палун! (возьми, пожалуйста – эст).
– П-а-а-а-аль! – с придыханием прошептал карапуз, сразу двумя руками ухватываясь за ленту.
И тут же для него исчезли и мама, и незнакомый русский дядя, осчастлививший его подарком. Все самое прекрасное, самое привлекательное в этом мире сосредоточилось в этой покачивающейся над его коляской белочке.
– П-а-а-а-аль! – неожиданно, после нескольких секунд тишины, разнеслось под сводами торгового зала.
И это его "П-а-а-а-аль!" было настолько громким, всеобъемлющим, насыщенным восторгом, что громадный супермаркет на мгновенье затих. Окружающие повернули головы в сторону малыша.
Пользуясь моментом, я пригнулся, протиснулся между коляской и столом упаковок, развернулся и побежал к выходу.
Уже в дверях, в какой-то миг массивное стекло одной из створок отразило удивленное лицо эстоночки, открытый рот упаковщицы…
Створка захлопнулась. Все исчезло. Только эхо восторженного "П-а-а-а-аль!" еще перекатывалось где-то в глубинах сознания. По телу разливались мощные струи тепла. Душа захлебывалась в неистовом чувстве благодарности и к тому малышу, и к его мамаше с упаковщицей, будто не я сделал подарок, а меня самого только что с ног до головы осыпали драгоценностями.
На следующий день преподаватель на курсе, пожилой индус, сказал, что в Индии выполнении добрых дел без эгоистических мотивов (главное – исходящее от сердца добро, а не награда за него), называется Карма-йогой. А мне сразу подумалось: индуизм и христианство – совершенно разные «по букве», но, оказывается, такие близкие «по духу»!