Его следы заросли травой
Поганой, жёсткой, не той, что всюду
Цветет бескрайностью изумрудов,
Поганой, жёсткой, да только живой.
Он кожей врос в мел неровных стен
И пульс сквозит из древесных настилов
Здесь ночь ему неизвестностью мстила,
За подло брошенную постель.
Когда пришло понимание догм,
И веки плоть поглотила лавиной,
Он бинт скрутил и с отвагою львиной
Толкнул табурет из под немощных ног.
Но старый дом не пустил его в сон,
И жизнь застряла в руинах плоти,
Навек увязнув в гнилом болоте,
Исчезло время, остался он.
Тропа заросла у сухого плетня,
Не греют небо плаксивые зори,
Хранит заброшенный лепрозорий
Иссохший маятник бытия.