Любая, даже маленькая жизнь
Покажется не столь уж неказистой,
Невзрачной и ненужной, окажись
Она в руках, нет, в пальцах пианиста.
Сперва он где-то музыки вовне,
Но только существо его прижалось
К роялю, очевидно: 10 в ней
Торчат – по рукоять! – его кинжалов.
И тем не мене музыка жива.
Выходит, в ней такая жизни жажда,
С которой можно, умерев едва,
Воскреснуть вновь и даже не однажды.
Какая это мука: пить и пить
Звучанье нот, их сладкое страданье,
Их смерть воспринимать не как тупик –
Как просто результат непониманья,
Что это только музыка. Конец
Для жизни человека лишь мгновенье,
А музыка – она сама Творец
Для чувств. И у конца произведенья
Такая продолжительность, что век
Людской всего лишь краткий промежуток
Меж чувством и бесчувственностью, тех,
Которых нам достаточно как будто.
А музыка звучит. Внутри неё
Нет времени, есть только впечатленье,
Что все часы стоят, что остриё
У стрелки – суть не час, а направленье.
А музыкант! Он, на руку нечист,
Крадёт из головы что ни попало,
Как будто бы считает пианист,
Что там для звуков места слишком мало.
А где же мир – семья, друзья, враги?
Где быт – из этих ложек, чашек, вилок?
А сам я? Может я уже погиб?
Спасибо пианисту – прекратил он.