-Да брось ты, какой там патриотизм, какая родина, о себе надо думать, а не слушать, что говорят по телевизору. Все это ерунда, родина там, где тебе лучше. Оставайся здесь, будешь работать и зимой, а жилье предоставим- так говорил Самвел, седовласый мужчина средних лет, владелец отеля, уговаривая меня не уезжать.
Сезон на побережье Краснодарского края закончился, надо было возвращаться домой, в Горловку.
-Ну скажи, что тебя там ждет, зачем тебе такая жизнь под обстрелами?
-Ну как Вы не поймете, я не могу оставить все то, что дорого мне. Это сильнее меня.
Он говорил и говорил, а я стояла перед ним и не находила слов, чтобы донести до него свою правду.
-Игорь, скажи свое мнение, ведь я прав?-обратился Самвел к высокому молодому человеку, приехавшему из Питера и работающему здесь уже три года.
-Я думаю, что все они там придурки, воюют не понятно за что- ответил, не задумываясь, Игорь.
Меня как-будто ударило током, в висках пульсировала кровь. Отчаяние, чувство непонимания и бесконечная боль за судьбу своего народа- все, что я чувствовала в те минуты. Мне не хотелось больше ничего доказывать, я молчала, а перед глазами у меня стояла одна картина, так врезавшаяся в память, что, наверное, никогда не смогу ее забыть...
Весна шестнадцатого... Мне надо было в больницу, я решила пройтись пешком через железнодорожный вокзал, затем по мосту, мимо машиностроительного завода. Я шла по вокзалу, и слезы текли из глаз сами собой. Разбитые кафе, магазин с дырой в стене, размером чуть ли не в рост человека, мой киоск, сиротливо пристроившийся у обочины. От него остался один лишь корпус когда-то ярко-желтого цвета, а теперь краска поблекла и облупилась, ни дверей, ни окон уже не было и только занавеска грязная и потрепанная развевалась на ветру, как белый флаг, умоляющий не стрелять. Когда-то здесь кипела жизнь, все работало, пассажиры толпами сновали туда-сюда. Мы, работники вокзала, продавцы, таксисты, линейные милиционеры работали, жили здесь одной большой семьей, дружили, ругались, мирились, но это была наша жизнь, мирная. Это было когда-то, до войны...
Стояла оглушительная тишина, не было ни таксистов, ни ребят-линейников. Никто не объявлял электрички и поезда. После обстрелов со стороны Украины нашей Горловки, были разбиты железнодорожные пути, били по вокзалу прямой наводкой, не щадя ни людей, ни инфраструктуру.
Я прошла по мосту, дальше мой путь продолжился мимо завода. Огромное трехэтажное здание стояло без единого целого окна. Страшное запустение, напротив разбитые дома, а кое-где вместо домов остались пепелища. Дикая, чудовищная тоска овладела моим сердцем. Ни одного человека я не встретила по дороге. Мертвая зона. Но что это? По мере приближения к заводу, я все четче слышала какой-то звук, скорее, это был стон тяжело раненного, умирающего живого организма. Завод не жаловался, не просил помощи, не кричал- он просто стонал! Этот звук разорвал мою душу пополам. Там, внутри него, видимо какой-то цех работал, пытаясь реанимировать то, что осталось после бомбежек. Несколько человек мелькали в окнах, явно что-то делая, быть может, какую-то мелкую работу под заказ, оттуда, скорее всего, и шел этот звук, который и произвел такое впечатление на меня. Там работали люди, которые не покинули свое место работы, свой город. Это те люди, что пытались спасти все то, что осталось, вопреки всему, порой ценой своей жизни. Я шла дальше, а этот протяжный отчаянный стон все стоял у меня в ушах. Последнее, что меня убило до конца-это огромная надпись на стене, выведенная кем-то зеленой краской- Продан кому-то, предан кем-то. Я не знаю, что хотел сказать автор этих строк, я не знаю кто он и жив ли, но эта надпись и этот звук боли навсегда останутся у меня в памяти...
-Оставайся!- Самвел продолжал меня убеждать. Я смотрела на него, а перед глазами была картина разбитого завода и стон отчаянья смертельно раненного, но не сдавшегося еще живого завода...
Сентябрь,2018