Я представил, что Россия, как гармонь со мной взята,
я услышал сквозь мехов свистящий вздох,
как бегут по-на две стороны Уральского хребта
запыхавшиеся пальцы поездов.
Давит-давит-давит-давит на басы свои Сибирь,
и, по кнопочкам до струйки нисходя,
там, за Псковом дарит-дарит откровения сивилл,
голося в тумане, родина дождя.
Ты, одна шестая суши, расскажи, о чем звучишь?
То ли милостыню просишь, то ль сама
тем, что лезешь Богу в уши, ты частям остатним, ишь,
чудо-музыку вливаешь задарма?
«Дыр, бул, щил» — совсем не заумь, а гармонь блажная та
в дырах, бульках, щелях — раны таковы.
Можно сжать ее без звука до Уральского хребта
и разжать ее без звука — до Москвы.
Кто гармонь к себе притиснул? «Дырбулщилит» у лощин?
Что сложить не могут рваные меха?
«ПростоДЫР…», потом — «БУЛатом…», а в концовке — «улеЩИЛ».
Ах, не кровушкой ли пахнет от стиха?
Половина той гармони уползает на восход,
половина уползает на закат.
Разорвали ее, дьяволы! Сижу, зажавши рот.
То ли зубы, то ли клавиши летят.