Во сне ко мне Шуберт заходит без стука
И гладит рояль, и кивает: "Живи!"
Ведь музыка — есть состояние звука
Обученного любви.
Но песни мои — бесполезная лепта!
И страшно подумать, безверье моё,
Что если мне встретится женщина-флейта,
То я не услышу её.
Бумага, не ставшая нотной, промокла —
Так женщина плачет в утробе ночей,
Когда выбивают морозные стёкла
На головы скрипачей!
Я помню о ней! Я — неловкий пройдоха
И нотную грамоту вновь завалю,
Ведь музыка — есть расстояние вдоха
До сказанного "люблю".
А мне всякий раз — немота на концерте,
И только тапёр подбивает сильней,
Когда говорит, что заметил у церкви
Похожую женщину с ней.
Когда говорит, что она попросила
Продать её голос за четверть цены,
Что музыка — есть доказательство силы
Воинственной тишины.
Моя же ты флейта, предательство слаще
Попыток звучать. Только голос не тронь!
Вот Шуберт сидит за роялем горящим
И слышит один огонь.
Когда на кострах начинается слава,
Которой от этого жутко самой,
Услышать тебя — вот последнее право
На собственный голос мой