Как собаке швыряют объедки не глядя и мимо немытой облупленной миски,
Так и вы взялись потчевать нас непристойной струёй, быстро тающих в воздухе, смыслов.
В них прописано всё: как от страха дрожать, вожделеть и соски с ягодицами тискать,
Но ни слова на тему иглы и яйца, про сундук Мертвеца и секретные числа.
Он ушёл, запечатав в пустынях и скалах пароли, константы и древние коды,
В каждом камне они, но читаемы в тех, что на вид устрашающи и неподъемны.
И любой божьей твари кристально ясна неподвижная мудрость улыбок природы,
Только ты, мой Сизиф, в коммуналке ума, как в чулане, ютишься, чужой и бездомный.
А все братья и сёстры твои от подарков тех щедрых танцуют и плачут, ликуя.
Им на целую жизнь первой чакры довольно для счастья (и редко кому-то вторую).
В День сурка, что с затмением солнца совпал, ты вершину высокой горы атакуешь,
Вверх толкая огромный валун, на потеху друзьям, что внизу безмятежно пируют.
Пропуская главу за главой (ибо в них лишь падения вниз), приближаюсь к финалу:
Вот Сизиф с валуном, и друзья разошлись, Ночь сурка холодна, а вершина далече.
Голубые (двояко) экраны, впиваются в душу и мозг острой твердью металла,
Так пред кем, горемычный, всю мудрость камней, превратив в бисер слов, вдохновенно ты мечешь?