Пела песню женщина в трамвае
Голосом Вахтанга Кикабидзе:
- Па аырадрому, па аырадрому
Лайныр прабэжал, как па судьбэ...
Милая, нетрезвая, родная.
Коренная наша сибирячка.
Продавщица? Штукатур? Доярка?
Из души и сердца состояла.
Запахом духов шибала шибко.
Бижутерией сверкала ярко.
Как она, бедняжка, надсаждалась,
Чтоб изобразить акцент грузинский,
Бархатный душевный баритон
Славного красивого Вахтанга!
Я не выдержал! Я ей ответил!
Я ответил голосом Кобзона.
"Артиллеристы, Сталин дал приказ!"
"Выпьем за Родину, выпьем за Сталина!"
"Нас вырастил Сталин".
Спел державным голосом три песни.
Громко спел. И тихо замолчал.
Замерли в трамвае пассажиры.
Стало слышно, как летают мухи
Сквозь пространство тихого трамвая
И штурмуют стекла понапрасну.
Тут моя приспела остановка.
Распахнулись двери на свободу.
Я спокойно вышел из трамвая.
И пошел туда, куда мне надо.
И в пространстве мира растворился
А народ трамвая вдруг взорвался
Криком небывало громким, страстным:
– О, вернись любимый наш Иосиф!
Наш Иосиф ясный и прекрасный!
На кого ты бедных нас покинул?!
Наш великий, мудрый, гениальный,
Дальновидный, скромный и родной!
Я конечно, слышал эти крики.
Но решил на них не откликаться.
Потому что я предполагал.
Что народ трамвая страстно, громко
Из пространства мира вызывает
Не меня. Иосифа другого.
(Звать в трамвай меня или Кобзона
У народа не было резона).
А трамвай поехал по маршруту.
Бесконечно долго - круг за кругом.
Бесконечно долго - год за годом.
И все время в нем звучала, песня.
Пела песню женщина в трамвае
Голосом Вахтанга Кикабидзе.
Ей никто уже не отвечал.
И народ трамвая не взрывался
Криком небывало громким, страстным
Весь народ трамвая тихо-тихо
Ехал-ехал и молчал-молчал.
Я в трамвай тот больше не садился.
Я пешком ходить предпочитаю.
А красивый белоснежный лайнер
В небесах летит, неся во чреве
Не трамвайный, а другой народ.