Шёл почтовый глухою тайгою
Заходя на крутой перегон.
И качало свирепой пургою
Среди белых берёз спецвагон.
В темноте, за узорной решёткой
По свободе томилась душа…
Часовой лишь в зелёной пилотке
По вагону ходил не спеша.
— Старшина! Огоньку не найдётся?
Путь ведь долгий, а дело табак.
Может быть, тебе тоже придётся
Прокатиться когда-нибудь так…
А когда остановочка будет,
Письмецо брось на снег голубой.
Подберут его добрые люди
И по почте отправят домой.
Пусть летит он полями, лесами,
Ничего в нём запретного нет.
Там поклон моей старенькой маме,
От заблудшего сына привет…
— Старшина! Огоньку не найдётся?
Путь ведь долгий, а дело табак.
Может быть, тебе тоже придётся
Прокатиться когда-нибудь так…
И солдат от начальства украдкой
За решётку метнул коробок.
И, пропахший зажжённою тряпкой,
Закипел арестантский чаёк…
Вдруг — толчок! И в крутом перегоне
Закатилась под нары искра,
И завыли стоп-краны вагона —
Прицепного живого костра…
— Старшина! Не бросай нас, послушай:
Ты ведь спрыгнешь, а нам не суметь.
Пожалей наши грешные души,
Пристрели, не живьём же сгореть.
Но уставы расписаны чётко:
Отцепить. Пулемёты — на снег.
Кто пройдет сквозь огонь и решётку,
Тех на месте стрелять за побег.
И берёзки согнулись нагие,
От жары снег сошёл с них на нет.
И дымился на братской могиле
Неотправленный маме привет.
1986