В поисках наиболее «глубокой» и содержательной формулировки, что же все-таки именуем мы «рифмой», перелопатил множество сайтов и, соответственно, нашел множество (более или менее объемных) определений. Вот, некоторые из них:
Википедия: Рифма (др.- греч. ;;;;;; «размеренность, ритм») — созвучие в окончании двух или нескольких слов. Наиболее употребительна в стихотворной речи и в некоторые эпохи в некоторых культурах выступает как её обязательное или почти обязательное свойство. В отличие от аллитерации и ассонанса (которые могут возникать в любом месте текста), рифма определяется позиционно (положением в конце стиха, захватывающим клаузулу). Звуковой состав рифмы — или, вернее сказать, характер созвучия, необходимый для того, чтобы пара слов или словосочетаний прочитывалась как рифма, — различен в разных языках и в разное время.
Словарь Ушакова: рифмы, ж. (греч. rhythmos) (лит.). В стихосложении – созвучие концов стихотворных строк. Мужская рифма (с ударением на последнем слоге), женская рифма (на предпоследнем), дактилическая рифма (на третьем от конца). Богатая, бедная рифма.
Академик: Рифма – звуковой повтор в конце ритмической единицы.
Теxto-logia:Рифма – это звуковой повтор в двух или более стихах преимущественно на конце. В отличие от других звуковых повторов рифма всегда подчеркивает ритм, членение речи на стихи.
Словарь Ожегова: Рифма, ы, ж. Созвучие концов стихотворных строк. Мужская р. (с ударением на последнем слоге стиха). Женская р. (с ударением на предпоследнем слоге стиха). Точная р. Говорить в рифму.
Онуфриев В.В «Теория рифмы»: Рифма - звуковой повтор, традиционно используемый в поэзии и, как правило, расположенный и ожидаемый на концах строк в стихах. Рифма скрепляет собой строки и вызывает ощущение звуковой гармонии и смысловой законченности определённых частей стихотворения. Рифмы помогают ритмическому восприятию строк и строф, выполняют запоминательную функцию в стихах и усиливают воздействие поэзии как искусства благодаря изысканному благозвучию слов".
Однако ни одно меня не удовлетворило. Да, «запоминательная функция» и «изысканное благозвучие», это, конечно, хорошо. Но…не то. Точнее, не совсем то; чего предполагалось услышать. Несколько разочарованный, я уже хотел отказаться от своих поисков (чего велосипед изобретать?) как вдруг, неожиданно для самого себя, наткнулся на следующее определение: «Рифма – отмечал один из рецензентов Стихиря – это РИТМИЧЕСКИЙ элемент стиха…выполняющий функцию усиления и подчеркивающий (его) строевой ритм…»
Ответ был найден! Предоставим же слово автору данного эссе*:
«Конечно же, рифма является НЕ ЕДИНСТВЕННЫМ ритмическим элементом строкового разбиения стихотворения. В основе деления на строки лежит все же, в первую очередь, фразовое разбиение - деление на удобопроизносимые, относительно законченные по смыслу и грамматике, и ритмически организованные куски. Рифма является ВТОРИЧНЫМ, хотя и ОЧЕНЬ МОЩНЫМ средством строковой структуры».
……………………………………………………………………………………………….
*Т. Бондаренко «Основы стихосложения» http://www.stihi.ru/2003/10/08-128
* * *
Когда-то давно, четверть века назад, а может быть и более, сочиняя свой первый стих, я и понятия не имел о таких терминах, как ритм, размер или строфа. Нет, слово «рифма» было мне, конечно, знакомо, но только лишь именно как слово, без всех своих производных.
Т.е. два первых «срифмовавшихся» между собой слова являлись уже находкой и основанием для неподдельной радости. Да и много ли надо для радости двенадцатилетнему мальчишке, вдруг осознавшему, что у него…получается!?
Скажи мне кто тогда, что рифмовать «ночь - прочь», «ложится-кружится» или «любовь-вновь» считается признаком «дурного» тона, я бы искренне удивился, а может быть даже и огорчился. Слава Богу, средой, в которой зарождались и появлялись на свет первые мои стихи, была улица, с ее подворотнями, чердаками, подвалами и шпаной. А среди шпаны (ну, вот, вышло же так!), как на зло, не отыскалось ни одного университетского умника или доморощенного сенковского, укорившего бы меня в «заштампованности», увлечении «глагольной рифмой» или «перегрузке инверсий».
Кто знает, быть может, данное участие заблаговременно абортировало бы во мне формирующийся зародыш стихотворства. И, кто знает, быть может, жизнь моя легла совсем по-другому, и я был бы сейчас тугоух, толстокож, самодостаточен и…в этой самодостаточности счастлив, но судьба распорядилась иначе. И я, как снежный комочек с горы, покатился, куда глаза глядят, чем дальше, тем больше налепляя на себя пласты новых знаний, открытий, разочарований, удивлений, неудач и побед.
Говорят, мудрость приходит с опытом. Но, что есть опыт? Совокупность ошибок. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Можно прожить тридцать лет и оставить после себя след на тысячелетия, а можно прожить тысячу лет и остаться «баобабом».
И это зависит от конкретного человека; от его личных качеств, стремлений и, в первую очередь, жизненного восприятия и осознания самого себя в этой жизни.
Однако, как бы там ни было, жизненный опыт – годы проб, исканий, находок и ошибок – делает свое дело. (Говорю не о гениях, в пять лет сочиняющих пьесы или в девять стихи, от которых у взрослого волосы поднимаются на голове, вместе со шляпой) Поправлюсь: делает свое дело не сам по себе, а с нашей помощью; именно мы помогаем ему в этом. Под лежачий камень, как известно, вода не течет. Само по себе ничто не происходит. Жизненный путь всех известных талантов, прежде всего, именно путь постоянного и упорного труда.
Долгое время меня занимал вопрос: а стал бы знаменитый поэт, музыкант, живописец тем, что он есть, если бы его, на заре славы, некий джин взял бы, да и забросил, куда подальше…на необитаемый остров, скажем? Сумел бы он создать там свои замечательные шедевры: «Троицу» Рублев, «Реквием» Моцарт, «Илиаду» Гомер?
Сейчас я знаю ответ – нет. Не сумел бы. Потому, что любой талант формируется в социуме. И формируют его три силы: любовь, женщина, религия. Только лишь в
« не отрыве» от трех этих «китов», для них, и – во имя их, талант способен творить чудеса вспыхивая, порою, отражением божественного света, пред которым, не способный вымолвить ни звука, ни слова, благоговейно склоняется на колени человек, не в силах устоять пред чудесной, неизреченной, неземной Красотой…
«Талант не любопытен» - мягко замечает Батюшков. И это так. Но! Применимо к таланту уже сформировавшемуся, вступившему в ту стадию, когда брать у других ему уже нечего, а наоборот, он сам уже и хочет, и может – отдать. Для таланта же формирующегося, элемент подражания (не мешать с плагиатом!) вполне закономерен; так, на определенном этапе своего творческого становления, пытаются подражать: Байрону - Пушкин, Пушкину - Лермонтов, а Лермонтову – Некрасов. И это – закономерное и вполне нормальное явление. Любому начинающему ученику необходим образец, на который, в процессе обучения, он мог бы равняться и который служил бы мерилом и критерием его собственного творчества.
Классика, всегда была, есть и остается классикой. Она не поддается ни канонам, ни определениям, ни хронологическим факторам, а неким не писаным законам восприятия, о коих судить не берусь, как по причине своей некомпетентности, так и по причине определенного, отпущенного мне строчного лимита. Добавлю лишь, что нельзя забывать и о том, что « сегодняшние» классики вчера еще сами играли в «классики», т.е. были мало кому известными (пусть и «подающими надежды») литераторами, художниками или музыкантами. Однако становление их, их творческий рост, были уже целенаправленным и неукротимым, стремительным процессом, который я сравнивал уже выше с катящимся с горы комом.
Когда снег не мокр и не рыхл, не сух, не рассыпчат и не покрыт наледью, а вязок, мягок и пластичен, он способен притягивать к себе родственную субстанцию, наращивая удельный вес и увеличиваясь в размерах. Подобный процесс происходит и в жизнетворчестве (для истинного творца оба эти слова неразделимы) всякого серьезного автора. Вбирая, вкрапляя, впитывая в себя все лучшее, что собрано было до него на земле поколениями ему подобных, он, с каждым новым витком, с каждым последующим шагом, разрастается вверх и в глубину и, если он не самодовольный «временщик» из разряда «душеписцев», не желающих знать ни мнений рецензентов, ни похожего опыта других, то, через определенное время, непременно находит и свою аудиторию и свое призвание.
Подобных « витков» у всякого поэта бывает по разному, но, подчеркиваю, они закономерны и неизбежны, как витки раковины или «годовые» кольца дерева. Проходит какое-то время и «Гаврилиаду» сменяет «Онегин», «Инонию» - «Пугачев», а «Мои товарищи» - «Моим друзьям».
И это - обще закономерный путь развития, исключение из которого составляют, пожалуй, лишь немногочисленные гениальные личности, ранние творения которых, как и более поздние, практически тождественны между собой по силе размаха, широте кисти и глубине мысли. К таковым отнесу: Гомера, Микеланджело, Шекспира, Байрона, Гоголя*, Толстого, Достоевского…
Прошу прощение, читатель, за столь отвлеченное отступление, однако сделано оно не из праздного желания « пословоблудничать», а с намерением как можно более плавно и углубленно влиться в интересующую нас тему; так сказать подготовить ее фундамент, заранее обусловив имеющиеся тенденции, противоречия и предпосылки…
* * *
Всякая рифма, в младенчестве своем – спонтанна, незамысловата и подражательна. Лишь со временем – с опытом, с мастерством творца, начинает она понемногу видоизменяться,
преображаясь, подобно лягушке, в сказочную царевну. Автор, в процессе непрерывного своего обучения, совершенствуется, оттачивая перо - пополняя словарный багаж, пробуя себя в различных стилях и жанрах, экспериментируя с ритмом, размером, строфой – заменяя прежние, более простые и примитивные рифмы на новые: сильные, звучные и живые, вершиной которым, на мой взгляд, является одноименная «авторская» рифма.
……………………………………………………………………………………………………..
*Если не считать пары-тройки «проходных» вещей являющихся, впрочем, скорее пробой пера, чем серьезными, самостоятельными произведениями. Кстати, Гоголь составляет как раз именно то, «подтверждающее закономерность» исключение из правил, являя в своем 2-ом томе «Мертвых душ» (или в том, что от него осталось) отчетливые и странные признаки некоего «регресса», в сравнении с томом 1-м, просто несомненные. Хотя…быть может, все обстоит иначе. Кто знает, не было ли сгоревшее свидетельством нового, переломного этапа в творчестве великого классика (смутно сознаваемого как им самим, так и современной ему критикой), настолько грандиозного в зародыше своем, что его просто не смогла, не сумела вместить в себя недюжинная, но надломленная уже тяжким недугом гоголевская натура?
Яркие примеры авторской рифмы можно найти у Бродского, Цветаевой, Пастернака, Высоцкого, Митяева и других. Однако, по меньшей мере, неосновательно будет требовать от понравившегося автора постоянно «угощать» нас подобным деликатесом. Ведь в произведениях, пусть даже очень талантливого (даже гениального, скажу по секрету) поэта, неизбежно встретится вам как сильная, так и слабая рифма, наличие которой зависит от многих сопутствующих факторов, перечислять здесь которые я не стану.
Но обратимся к терминологии. Тем, кто еще не в курсе, поведаю то, чего сам, до последней минуты, не знал, вот уж в течение двадцати с лишним лет, самонадеянно и легкомысленно сочиняя стихи. Оказывается рифма, она не просто «рифма», а некое подобие матрешки, где, вслед за каждой очередной вынутой, появляется новая фигура*.
Итак…
По слоговому объему рифмы делятся на:
Мужские - ударение падает на последний слог: корАл - укрАл.
Женские – на предпоследний: рЫбы - глЫбы
Дактилические – ударение на третьем слоге от конца: сомнЕния – затмЕния
Гипердактилические (используется значительно реже остальных) - ударение падает на четвёртый слог или дальше: нерЯшливая – покАшливая и т. д
По положению в стихе рифмы бывают: конечные, начальные, внутренние; по положению в строфе — смежные, перекрестные и охватные (или опоясанные).
По характеру звучания рифмы делятся на :
Абсолютную - состоящую из слов, идентичных по своему звуковому составу, за исключением предударного согласного (твёрдый в одном слове и мягкий в другом).
Слог – слёг, заваленный – завяленный, оброк - обрёк, мыло - мило, блуза - блюза, томный – тёмный, забыть – забить, ложа - лёжа, метр – мэтр, грозы – грёзы, минёр - минор, потомки - потёмки, простыл - простил, томен - тёмен, слыть - слить, выселится - виселица, клон - клён...
Чернилами я не марал бы пальцы,
Не засорял бумагою чердак,
И за бюро, как девица на пяльцы,
Стихи писать не сел бы я никак.
(А.С. Пушкин)
Уважаемые товарищи потомки!
Роясь в сегодняшнем окаменевшем дерьме,
наших дней изучая потёмки,
вы, возможно, спросите и обо мне.
(В. Маяковский)
Абстрактную - не привязанную к какому-либо конкретному стиху; рифмованные слова сами по себе. Рифма, вырванная из контекста, которая вроде бы не используется как приём: «И странно мне, что ревность с верностью одними буквами записаны». «Ревность — верность» — мало того, что просто рифма, но ещё и анаграммная рифма, то есть два слова состоят из одного и того же набора букв, — но здесь эти слова зарифмованы друг с другом, не находясь в рифмующейся позиции.
*Данное утверждение верно лишь касательно языков русских (под русскими подразумеваю и белорусский, и малоросский), а точнее славянских: например, древнегреческие поэмы или даже современные англоязычные стихи рифмы чаще всего не имеют. Впрочем, если быть абсолютно точным, виды нерифмованных стихотворений – интернациональны, и встречаются на всякой широте и долготе, в любых языках и странах. К таковым можно отнести: белые стихи, верлибр, стихи в прозе, хокку, танка и другие. Но это уже содержание иной темы.
Авторифму - случайную рифму; созвучие слов, непреднамеренно вставленное автором в текст или литературное произведение и не влияющее на его художественную ценность и восприятие, присущую как разговорной речи, так и литературной прозе и поэзии. В стихах с привычной конечной рифмой авторифма может быть только в начале или внутри строки. В отличие от начальной и внутренней рифмы, сознательно вставленной автором в произведение, случайное созвучие рождается стихийно и не является приёмом. "Такая рифма может быть, а может и не быть" (Д. Самойлов).
Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума.
(А.С. Пушкин)
Авторскую - авторскую находку; оригинальную составную рифму с использованием нестандартных сочетаний слов или их частей.
Как правило, являющуюся единственной в своём роде: исповедь - избы ведь, большевиков - больше веков, жизнь с кого - Дзержинского, наново я - банановая, Цезаря - лице заря, Киева - старики его - распни его, лёд щеки - лётчики, та ли я - талия, почему ж бы - службы, бьют об двери лбы - не поверил бы ...
Господа поэты, неужели не наскучили
пажи, дворцы, любовь, сирени куст вам?
Если такие, как вы, творцы –
мне плевать на всякое искусство.
(В. Маяковский)
Миллионы, миллиарды, числа невыговариваемые,
Не версты, не мили, солнце - радиусы, светогода!
Наши мечты и мысли, жалкий товар, и вы, и мы, и я, -
Не докинул никто их до звёзд никогда!
(В. Брюсов)
Акустическую - рифму, состоящую из слов, ритмические окончания которых различны по написанию, но совпадают по звучанию: грешно – конечно, красавица – кудрявиться, ящик - оснастчик, рыться – злится, существо – ничего, снова - младого...
К акустическим рифмам относится большинство рифм в русском языке - от точных до приблизительных.
Акустические рифмы делятся на объективные и субъективные. Объективные акустические рифмы строго подчинены законам произношения и воспринимаются всеми одинаково: мышь - рыж, слуг – стук, сыр - пир, вот – комод, поп - лоб, локти - когти, рад - ряд, нас – раз... Также: Детский – немецкий, колоться – колодца, страстный - красный, бросче - роща, множится - кожица...
Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.
(Й. Бродский)
Как призрачно мое существованье!
А дальше что? А дальше - ничего...
Забудет тело имя и прозванье,-
Не существо, а только вещество.
(С.Маршак)
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
(А. Блок)
Субъективные акустические рифмы - созвучия слов, основанные сугубо на индивидуальном восприятии. Такие рифмы могут казаться созвучными для одних и неприемлемыми для других. Ступа – рупор, ваши – фальши, они – раним, сласти – счастье.
Ассонансную – рифму, основанную на созвучие в словах гласных звуков при полном или частичном несовпадении согласных.
Ровно - поздно, ветер - лебедь, звезда - трава... Людская молва, что морская волна.
Я сегодня до зари встану,
По широкому пройду полю.
Что-то с памятью моей стало
Всё, что было не со мной, помню.
(Р. Рождественский)
Базовую - основную и наиболее многочисленную группу рифм в русском языке. Все рифмы делятся на базовые и окончательные. К базовым относятся более 99 % всех рифм, к окончательным - менее 1%. Окончательные рифмы – рифмы с ударением на последнем звуке в слове (ружьё - моё, мечта – суета, окно – темно, дружу-скажу, пою - твою…). Окончательные рифмы не имеют послеударных звуков.
Базовые рифмы – рифмы с послеударными звуками или слогами: мех – смех, поле – доля, трактор – реактор, бурный – бравурный, равнина – кручина, тише – услышу, радостный - сладостный…
В стихах ниже присутствуют оба типа рифм: базовая "отечества - человечества" и окончательная "бою-пою".
И я, как весну человечества,
рождённую в трудах и бою,
пою моё отечество,
республику мою!
(В. Маяковский)
Банальную - связку слов, наиболее часто употребляемую в поэтической практике. Часто к таким рифмам относятся как к избитым, примелькавшимся и давно утратившим свою свежесть. Тем не менее, по причине часто крайне малого рифмословарного запаса у таких слов и, в то же время, их незаменимой смысловой нагрузки извечное использование в русской поэзии.
Вновь – любовь – кровь. Ночь – дочь – прочь. Тебя – любя. Трудный – чудный. Поздравляю – желаю. Радость - младость.
Вечер – встреча – свечи. Слёзы – морозы – грёзы - розы. Борьба – судьба. Век – человек. Чувство - искусство. Ночи – очи… и т п.
В огромном городе моём - ночь.
Из дома сонного иду - прочь
И люди думают: жена, дочь, -
А я запомнила одно: ночь.
(М.И. Цветаева)
Не пой! Не пой мне! Пощади.
И так огонь горит в груди.
Она пришла как к рифме «вновь»
Неразлучимая любовь.
(С. Есенин)
Банальные рифмы с незапамятных времён широко обыгрывались в фольклоре. В русской поэзии появились на заре её развития - в 17 веке, и с тех пор неизменно присутствуют в стихах практически всех поэтов.
Дом благий пущает до себя всякаго человека
и исполняет благостыню до скончания века.
Вина всяким добродетелям - любовь,
не проливает бо ся от нея никогда кровь...
(Алексей Романчуков, 1638 год)
Бедную - недостаточную рифму, в которой созвучны только ударные гласные, например: звезда - волна, вино - легко, пою - люблю, заря - звеня, доля - море, и пр. Фактически то же, что и ассонанс.
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я, ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!
(Владимир Чуевский)
Бедными принято считать также рифмы, составленные из слов одинаковых частей речи в одинаковых грамматических формах, особенно если рифмословарный запас таких слов очень велик. Так, в силу своей незатейливости - подобрать такую рифму не составляет труда.
В огромном городе моём - ночь.
Из дома сонного иду - прочь
И люди думают: жена, дочь, -
А я запомнила одно: ночь.
(М.И. Цветаева)
Не пой! Не пой мне! Пощади.
И так огонь горит в груди.
Она пришла как к рифме «вновь»
Неразлучимая любовь.
С. Есенин)
Бедными рифмами называют глагольные рифмы, как, например, на "ать" (в словаре более 5500 слов): летать - стонать - читать - знать - играть - писать - держать...; рифмы из прилагательных на "ой" (свыше 1200 слов): большой - простой - сухой - немой - степной - озорной...; рифмы из существительных на "ание" (более 1000 слов): гадание - желание - знание - венчание - сверкание - сияние - щебетание... Крайне бедными считаются тавтологические и полутавтологические рифмы:
Тавтологическая рифма (греч. – тот же самый + слово) – повторение в конце стихотворных строк в известном порядке одного и того же слова или нескольких одинаковых слов, заменяющих собой рифмы и тем самым определяющих строфическое строение стиха. В староиспанской поэзии Тавтологическая рифма была в большом употреблении; вот сонет испанского лирика 16 века Фернандо де Эррера, прозванного божественным, построенный на Т.р.:
Горю, от пламени не тает лед,
И льдом я погасить не в силах пламень.
Льду мертвому живой враждебен пламень,
Весь пламень я живой, и мертвый лед.
На полюсе не столь холоден лед,
Не столь в небесной сфере жарок пламень.
Так я скорблю, что сердце больше пламень
Не опалит, не заморозит лед.
Я в жизни мертв и жив в духовной смерти,
И длится бесконечно смерть и жизнь,
Затем что жизни есть росток и в смерти.
Ты, в мертвый дух вселяющая жизнь!
Зачем, живой, сражен стрелой я смерти
И мертвому, зачем сулишь ты жизнь?
(пер. М. Талова)
Примеры Т.р. в русской поэзии:
«Все мое», - сказало злато;
«Все мое», - сказал булат.
«Все куплю», - сказало злато;
«Все возьму», - сказал булат.
(А. Пушкин)
Как ни парадоксально, но среди бедных рифм могут быть и богатые, если в словах созвучны предударные звуки или слоги:
дышать - мешать, хотеть - лететь, лесной - запасной, пение - сопение, рация - федерация, звание - призвание...
Богатую - рифмосочетание слов с совпадением опорных предударных звуков. Чем больше сходство, тем богаче и созвучней рифма.
Раб - араб, буду - позабуду, чары - янычары, дядья - бадья, ведь - медведь, клоп - циклоп, живая - призывая, мир - кумир, взор - позор, волен - доволен, друг - вдруг, награда - винограда, порога - дорога, тяти - дитяти...
Так связан, съединен от века
Союзом кровного родства
Разумный гений человека
С творящей силой естества.
(Ф.Тютчев)
Отговорила роща золотая
Берёзовым, весёлым языком
И журавли, печально пролетая,
Уж не жалеют больше ни о ком.
(С. Есенин)
Внутреннюю - рифму, образуемую внутри стиха или нескольких стихов в пределах строфы. «Я ждал, я звал, я верил в чудо…».
Мне голос был, он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда»…
(А. Ахматова)
Восьмисложную - рифму, состоящая из слов с ударением на восьмом слоге от конца. Второе название – супергипердактилическая рифма.
В поэтической практике не применяется. Выдрессировавшиеся – выгравировавшие
Грамматическую (параллельную)– рифму, при которой рифмуются слова, принадлежащие к одной и той же части речи в одинаковой грамматической форме. Такая рифма часто сводится к повторению однотипных суффиксов и окончаний:
…Но вcё же надежды горит уголёк,
Когда стук колёс замерещит,
Что, может, в тумане мелькнёт огонёк,
И сердце в ответ затрепещет.
(Людмила Денисова «Мой поезд ушёл» (отрывок))
В заключение стоило бы упомянуть о так называемой «глагольной» рифме которая, как вы уже имели возможность убедиться, является не самостоятельным видом рифмовки, а всего лишь разновидностью рифмовки грамматической. А потому, если и употребляется как определение, то лишь критиками недостаточно компетентными, в нередком случае и самими пишущими достаточно технически грамотные, но бедные по сути и мысли стихи и, несомненно, должно употребляться не иначе как в кавычках.
«В любом случае большинство халтурных рифм у начинающих – «глагольные»- подводит итог, цитируемый мной автор - и что начинающим стихотворцам следует избегать грамматических рифм. И не только потому, что они плохие, но и потому, что они слишком легкие. Нужно учиться преодолевать постоянный соблазн - сделать не «как надо», а «как легче»…
Опять-таки, хочу напомнить, что рифмуются не звуки и не слова, а строки. Даже более того - строки в конкретном стихотворении. Как мы уже видели, в восприятии рифмы играет роль не только звук, но и смысл. Поэтому нет рифм абсолютно "плохих" или абсолютно "хороших".
Еще во времена Пушкина предпринимались попытки "запретить" "глагольную" рифму. Нашелся даже стихотворец, написавший целую поэму, не употребив ни одной (!) "глагольной" рифмы. Уже сам факт, что сейчас его имя никому не известно, кроме специалистов, говорит сам за себя».
* * *
Взяв за образчик (чтоб, кого не обидеть) собственные стихи, приведу несколько примеров рифмы, трансформирующейся (в процессе развития) из «ранней», простой, в более сложную «позднюю». Вот, первый наглядный пример:
А) Богу
Ты забрал мою Любовь,
Так оставь хотя б терпенье
Изболелось сердце в кровь
От гнетущего сомненья
В угол брошена тетрадь:
Бред! Фантазия! Химера!
Для кого теперь писать,
Коль во мне убита Вера?
Мне любимые глаза
Перестали ночью сниться
Пересушена слеза,
Жаль, не выучен молиться
Лишь холодная звезда
За решёткой, как и прежде…
Что Тебе ещё отдать
Если умерла Надежда?
Зима1996
Как видно, все приемы отличающие начинающего поэта-на лицо: наивность изложения, бедность содержания, обилие слабой – бедной, банальной, грамматической – рифмы: «любовь-кровь, вера-химера, глаза-слеза, терпенье-сомненья, сниться-молиться».
Закралась даже одна субъективно - акустическая: звезда - отдать.
Да, конечно, этот стих был одним из первых и это был искренний крик души, выплеснутый на бумагу, когда важно было только то, что хотелось высказать, а как, и в какой форме все это было сделано – было уже второстепенно.
Кстати, как бы там ни было, но именно с этим стихом, в 1996 году, я впервые дебютировал на страницах одной из местных газет, совершив первый шаг в мир публичного литературного творчества. Именно поэтому он чем-то дорог мне, как дорога бывает полузабытая, но вдруг найденная, старая детская игрушка.
А вот еще один образчик бедной, банальной рифмовки: сума-тюрьма, уйдешь - найдешь, поймать - ждать, допеть - умереть. И хотя, во второй строфе, также проскальзывает акустическая «что ж - вернешь», а в двух последующих строфах даже и богаторифмовые «звеня-меня, зверь-верь, грудь-забудь», стих, все же, еще далек от совершенства и может рассматриваться лишь как дорогой сердцу раритет или ученическое наглядное пособие:
Б)
Если вдруг опустеет сума,
То от этого – не уйдёшь
Ну, а если опять тюрьма,
Ты другого себе найдёшь.
Если я не сумею поймать
Эту синюю птицу …что ж …
Научись только Верно ждать,
И удачу свою вернёшь.
Если я не успею допеть,
Пусть звучит моя боль, звеня,
Ну, а коль суждено умереть,
Значит ты – живи за меня.
Ну, а если, как раненый зверь,
Ночью сердце встревожит грудь
Врёт оно. Ты ему не верь …
Улыбнись. И меня забудь …
Лето1996
В) Женщина-свобода
Тебя увидел и сошёл с ума.
Хотел бежать, да только ни куда не деться.
Забыть хотел, да только голова
Опять кружится, как когда-то в детстве.
Был кратким миг свидания с тобой,
Волшебным сном хмельная ночь прошла,
И вот опять, один, я в комнате пустой…
А всё-таки любовь была!
Куда ушла, где мне теперь искать
Твой лёгкий след, сияние звёздных глаз?
Я так хочу, до слёз, тебя зацеловать,
Как в тот пьянящий первый раз.
И пусть, давно не веря в чудеса,
Тебя, как чудо, ожидаю вновь.
И эхом, по ночам, мне вторят небеса:
А всё-таки, была любовь…!
Осень 1996
Здесь мы уже видим некоторые изменения, по сравнению с двумя предыдущими (особенно это заметно в начале стиха) и, если не брать во внимание бедную рифму «пришла-была» во второй строфе, и явно субъективных «ума-голова» в первой, то, практически до самого конца, держат строй вполне твердые акустические рифмы.
Однако, заключительный катрен вгоняет в гроб все «благие начинания» двумя выстрелами «любовь-вновь» и «чудеса-небеса»…
А вот стих написанный полгода спустя, но уже существенно отличающийся от трех своих младших братьев, как по внутреннему содержанию, так и по качеству рифмовки. Здесь, в каждой из четырех строф, твердо закрепилось уже по одной богатой рифме – «погони-ладони, тоски- кулаки, весов- готов, ничего-одного, чудо-Иуда».
Остальная рифма (если не считать «сожаления – прощения»), такая как «переиначить-заплачу, подчас-предаст, хоть и является акустической но(вот удовольствие оценивать самому себя!), довольно таки не плохой.
Г) Выбор
Устав от суетной погони,
От безысходности тоски,
Свою судьбу сожму в ладони,
До хруста стиснув кулаки
И положу, без сожаления,
На чашу жизненных весов.
О, Боже, дай, прошу, прощения!
И я отдать её готов …
Пускай она переиначить
Не в силах в мире ничего,
Не пожалею, не заплачу.
Желаю только одного-
Поверить. … И свершится чудо
(Оно случается подчас)
И не предаст Христа - Иуда
И тело душу - не предаст.
Лето1997
Приведу еще парочку небезынтересных примеров показывающих, как даже обилие банальной рифмы не в силах испортить общего стихового настроя и, наоборот, казалось бы, достаточно грамотная и правильная рифма не может спасти стих от безапелляционного штампа «проходняк»
Д) КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Раскинула ночь над землёй свой звёздный шатёр.
Наверно, лишь ранней весной так пахнет костёр.
Наверное, лишь ранней весной - такие недолгие сны
И возраст, ведь точно, такой… у весны.
Ты рядом, в кроватке своей, раскинувшись спишь.
Дыхание горячей струёй вливается в тишь.
Мигает лампадой свеча, нам, сквозь полудрёмную тень…
Пусть отдых подарит она глазенкам, уставшим за день.
Баю, бай…мышка скребётся за стеной.
Спи, сынок…я охраняю твой покой.
Пусть с собой сны чёрно-белые, не те,
Унесёт серая мышка на хвосте…
Мне сна твоего нарушать так жаль тишину.
Открою окно и впущу погреться весну.
Чуть тронет шалун-ветерок
Кудряшку на детской щеке,
И песню далёких дорог
Споёт на родном языке.
Ты молчишь…и улыбаешься во сне.
Птица грёз – звёзды склевала на окне.
Если б знать, где нам с тобой искать её?
Спи, сынок…счастье невинное моё.
Декабрь2002
Текст, что очевидно, буквально «нашпигован» нищей рифмой, типа «шатер-костер, тень-
день, весну-тишину, щеке-языке» однако, несмотря на это, положенный на аккомпанемент
(это песня) воспринимается на слух довольно приятно. Как мне кажется, именно песенное
исполнение затушевывает все слабые места и высветляет, подчеркивает красивые, такие
как « сны-весны, не те – на хвосте, её – моё (не смотря на кажущуюся простоту, тоже весьма
интересную рифму)
А вот, также, вполне «читабельный стих», на долю которого приходятся всего…три рифмы (по одной на строку), только одна из которых является несомненной авторской: «блевотой – кого-то», а две другие « тенью-колени, переиначить-плачу» - субъективными акустическими.
Е) Блоку
Когда Ему всю боль,
Всю грусть,
Всю злость свою
Я выплеснуть готов
Отравленной блевотой,
Как призрак поднимусь
Во тьме, зажгу свечу,
К часам прислушаюсь,
Как будто жду кого-то
Накину плащ,
Морозным воздухом вздохну,
В тьму Гефсиманскую
Скользнув неслышной тенью,
Перед распятием Его –
Увечный раб -
Не в силах дольше ждать,
Склоню свои колени…
Склонюсь …
И снова…. в сотый раз! опять!
Не в силах жалкий сон
В груди переиначить,
Твержу два слова только:
« Господи, прости!»
И больше ничего.
И плачу…
29января2003
Г) У костра
Когда песни умолкают
И дрожащая гитара
Прислоняется устало к позамшелому стволу.
Когда бережно ступая
И икая перегаром
Все размякшие, хмельные, отправляются ко сну,
В час глубокий, в час бездонный,
Пью прохладной ночи влагу,
Растворяюсь в ней как капля,
без начала, без конца.
Становлюсь стеблем склонённым,
Чистой белою бумагой,
Под пером отяжелевшим неизвестного Творца…
Скачут звёзды по верхушкам
Зачарованных деревьев,
Всё сужающих, незримо, молчаливое кольцо
Вкруг костра…
И обступают, подбираясь ближе тени,
Заглянуть пытаясь робко мне в усталое лицо…
…Ночь аукает и кличет,
Ночь пульсирует и бьётся.
Трётся мягкими крылами
О нависшие кусты.
И мне чудится, что кто-то,
Там, невидимый, смеётся
Дребезжащим тихим смехом,
Надо мной, из темноты.
9 июня 2010
Весь этот стих основан, практически целиком и полностью, на ассонансах. Воздержусь от комментариев; пусть читатель сам решает, принять ли ему на вооружение ассонансную рифму или нет. Что ж до меня, ассонанс «гитара-перегаром» или «тени-сплетений» звучит гораздо привлекательней, чем «кольцо-лицо» или « бьётся – смеётся». Да, кстати, чуть не забыл…едва не пропустил пример внутренней рифмы. Вот она: «когда бережно ступАЯ и икАЯ перегаром».
Довольно оригинальна рифмовка следующего стиха, посвященного некой девочке по имени (а правильней-носящей псевдоним) Ли, писавшей когда-то ( не знаю, как сейчас) прекрасные стихи в прозе на Стихире.
Д) Грёзы
В просмоленной седой даЛи,
где в волнах пляшут корабЛи,
в узлах и милях от земЛи,
перемешались безвозвратно:
картины Ли, стихи ДаЛи,
в зрачках зелёных – мотыЛи…
Так отчего – не правда Ли? -
на сердце трепетно и сладко?
Нет, ничего не говори!
Твори, кудесница, твори!
Пусть блёстки тающей зари
смеясь, разбрасывает утро
над спящим морем…А пока
безвольно свешена рука,
и трётся кошкою тоска
о шкуру старого дивана…
И ты, нырнув в пушистый плед,
устав отыскивать ответ,
уснёшь.…А, может быть, и нет.
И, виски прижигая раны,
сползая в мягкую просонь,
сквозь приоткрытую ладонь,
глядеть всё будешь на огонь
и смутно грезить…о Балканах.
Сентябрь 2012
Оставлю другим судить, как о качестве рифмовки, так и о качестве стиха в целом. Замечу лишь, что в качестве эксперимента получилось, как будто, не плохо.
Дальше… бросаю начатое на «самотек», пуская стихи «свободной» строкой и предоставляя читателю самому( без дилетантских моих комментариев) судить о качественной трансформации рифмы в ту или иную сторону. Подчеркну: о трансформации рифмы, а не о качестве самого стиха –его размере, лиричности или внутреннем содержимом.
Е) Поезда 2
И снова убегаю я туда,
Где дождь смывает
со стекла вагона
Неясный силуэт покинутого дома,
Пытаясь «скоро»
заменить на «никогда»…
Где ждут меня, как в детстве,
поезда…
Где старая знакомая – звезда
Моргнёт издалека
и свалится с задором
В открытую бутылку коньяка…
Зелёным огонёчком
семафора…
Где сердца стук собою заглушит
И доводы ума…
И жалобы души…
Где шум и толчея,
Где стану я – не я,
где станешь ты – не ты…
Где мира перелом….
А память о былом –
лишь мокрые цветы…
Где влёт душа моя,
А грани бытия –
так призрачны и тонки,
Где время бьёт под дых,
Где струны рельс, стальных,
внатяжку перехлёстывают звонко
Сосновых шпал лады…
Где, до беды –
как и до счастья –
путь на обе стороны.
Где всё похоже: чемоданы, бороды,
На чай с постелью - мятые гроши,
И, поезду вдогонку:
« Напиши…!»
Декабрь 2012
На этом, пожалуй, и остановлюсь, добавив лишь, что, какое бы важное место в написании стиха не занимала рифма, она ни в коей мере не может являться самоцелью, а лишь инструментом для достижения желаемого результата. Да, необходимо знать и изучать ее законы, но не зацикливаться на ней, иначе живой творческий процесс может сойти на некий жевательный суррогат, быть может, где-то и импонирующий уму, но уж никак ни удовлетворяющий запросы сердца.
Поэзия, это не одна лишь рифмовка и поиск замысловатых строчных окончаний, но нечто большее, включающее в себя не только форму и содержание, но и дух поэта, его неповторимую, индивидуальную творческую искру.
Рифма ради рифмы, процесс ради процесса – словесная акробатика и изощренные кульбиты делают стих экстравагантным, быть может, не похожим на другие, но если в нем нет этой жизненной искры то, сколько бы мы не выряживали труп венками и лентами, он останется только трупом и более ничем другим.