P.S Эти записки были найдены свернутыми в варежке советского полярника, тело которого обнаружили в толще снега.
1 Верх у горизонта бледен особенно
Слабо, скорее в его безразличие
Цве;та
кухарок небесных семеро
Перец мололи перед тем, как вынести.
Как особо отчаявшийся, обречённый
Ради всеобщего и внутреннего приличия,
(Посинев к вечеру,
вдохнув мягкий ветер с севера)
По-новому старую луну над пустырем слепым вынести,
Ныне выводит контуры, пачкая небо созвездиями.
Пока я иду до обители, пьяный в умат от мороза,
Видя, как черная спина неба снова ко мне повернута,
Тоненький носик месяца высокомерно вздернут, а
Северное сияние смотрит южнее - наискось,
Разум мой (в шутку, наверное) возобновляет розы,
Которые на подоконнике, как у всех водится, маются.
Жаль здешнего домика
Ввиду отсутствия подоконника
И ручья у ворот
Ласковее сих вод.
Впрочем, хватит лести родным дворам,
Мне нисколько нельзя увлекаться давностью,
Никому нельзя. Ну а мне пора
Позабыть о разности,
Позабыть о ревности,
Как когда-то о бедности.
2. Я привык к мехам и пуху,
Шерсть и пух – к груди моей,
Я не слышу и в пол-уха
Голоса любых зверей
И людей.
А знакомый треск дровишек -
Как в камине во дворе,
Только нынче без излишней
Ласки. Холод - в теплоте,
Темноте.
Режут птицы воздух неба
Мощью острого крыла,
Не изнежена маханьем
Птичьим
Здешняя среда.
И подобие она
Дна
Остывшего стакана.
Дымным выдохом заводов -
Караваны толстых туч
Стонущие ране волны,
Ныне – вырезки из туш
Чьих-то слёз,
А дале – воды,
Тучи – слезы,
Воды – волны
В чайнике вскипели воды.
Спать пора, уходят годы.
3. Всё, чего не коснусь: камнев, стекла, мины
Собственной, толщи воздуха, (кроме льдины)
При касании тает.
<…>
Мне рябит в глазах даже от света спички,
На моих губах песни весенних птичек,
Кажется, остывают.
<…>
За стенами как бы свежесть, в стенах – как бы покой,
Бог мой…
Похожее наслаждение дарует любому рабу
В гробу.
<…>
Перегорела лампа, значит,
конец письму,
Через очки наощупь – строки
На строки пали?
не пойму…
пойду…
(прим. редакции: бо;льшая часть этой записки не была разобрана. Возможно, в нее была завёрнута сельдь)
4. От собственной слюны пьянея и собственной слезой трезвясь,
Испытывая боль в коленях, терпя душливый воздух здесь,
Листая в сотый раз газету, и удивляясь, что боязнь
За экономику и право меня уж боле не дразни;т,
Покачивая стул железный, надеясь тщетно, что стучат
Не по мозгам мои сосуды, а меховой перчаткой – в дверь,
Чертя отчёт (черт знает, боже, кому он нужен), волоча
Свою невымытую рожу по коридору, а теперь
Ещё так часто вспоминая рассвет, безоблачный рассвет,
Вскрывая баночку консервов со звуком, мерзким для ушей,
Не чуя запахов долины широколиственной, свой след
Снимая с сапога на снег, испорченный уже,
Не замечая серебра, мотая головой,
Платя луне за звездну ночь
беседою немой,
Йду прочь.
(о, если б, прочь)
5. Читаю гражданина Ожегова, дабы не забыть русский язык,
Читаю Даля, чтобы помнить человеческую речь.
Что мне прочитать, чтобы ум мой ясный поник,
Что мне узреть, чтобы по разуму начал течь
Поток живой, пеленающей глаза водицы,
А страдательное причастие не пропиливало боле извилины?
Если бы можно было старому идиоту остановиться,
Я бы остановился. На несколько частей давно распилена
Дорога дольняя, точнее, её однородный остаток.
Ветер сильнее и чаще теперь слабое тело в пуховике качает.
Увидел бы человек, решил бы, что у туловища припадок.
Вы хоть чуть-чуть меня понимаете, господа чайки?
6. Шум опустившихся век
Свел с почерневшим знаменем.
Я тогда – человек,
Давеча - тело алое,
Полый душевный отсек,
С зеленоватым пламенем,
В эту пургу, о снег,
Нежным стань покрывалом мне.
[Если, судьба, осмеливаешься ставить на своих подопечных пробу, я, воспользовавшись предоставленными условиями, разрушаю отношения с тобой, столь равнодушные и безжалостные. Сия записка – мой тебе прощальный подарок.]