Она жила, чтоб жили дети, внуки

Вячеслав Прошутинский
Ну  вот,  друзья,  пришел  заветный  час
О  сестрах  трех  мне  завершить  рассказ.
Знакомы  вы  уже  с  двумя  из  них.
И  вот  о  третьей  начинаю  стих.
На  снимке  первый  ряд  -  в  нем  тетя  Зина  справа.
С  ней  рядом  Лиля,  дочь,  моя  кузина.
А  в  самом  центре,  копия  пингвина,
У  бабы  Маши  я,  внучонок  Слава.
Вы  спросите,  что  мог  я  понимать
О  всех  сидящих  тут  на  снимке  рядом?
Что  все  свои,  судил  по  теплым  взглядам.
Все  разные,  но  близкие  такие.
Все  добрые,  смешливые,  живые.
На  снимке  среди  них  я  младше  всех.
Но  чересчур  серьезный,  просто  смех.
А  в  жизни  был  общительным  ребенком,
Лукавым  и  доверчивым  котенком.
Со  мной  им  было  и  легко,  и  просто,
Все  обожали  милого прохвоста.
Я  рос  в  любви -  и  этим  счастлив  был.
Я  с самого  рожденья  всех  любил.
Вот  и  сейчас,  седой,  на  них  смотрю
И  о  любви  своей  к  ним  говорю…
Фотограф  ателье  был  в  деле  своем  ас -
В  момент  заставил  замереть  всех  нас.
Как  надо,  рассадил  всех  и  расставил
И  классный  снимок  в  память  нам  оставил.
На  нем  печальный  оттиск  временной.
Тот  летний  день  отмечен  был  войной.
Представьте  -  ранний  вечер,  тишина.
На  небе  солнце  жарит   как  в  Сахаре.
А  со  столба  в  громкоговорителе: «Война!» -
Как  звук  струны  разорванной  в  гитаре.
Семейство  тут  же  ринулось  домой.
Там  куча  дел  срочнейших  появилась.
Жизнь  развернулась  резко  и  прямой 
Военной   колеею  покатилась.
Отец  забыл,  что  нынче  выходной,
И  тотчас  на  войну  идти  собрался.
Лишь   утром  он  с  беременной  женой,
Ну,  то-есть  с  матерью  моей,  расцеловался
И  в  горвоенкомат  стрелой  помчался -
И  был  там  самый  первый  призывной.
Ну,  на  войну  мне  было  наплевать.
Я  был  в  семье  как  сын  полка  бессрочный.
Меня  подкармливали  все  -  уж   это точно.
И  Зина  не  считала  нужным  отставать.
На  снимке  она  с  русою  косой,
Которая  не  очень-то  приметна.
Но  к  ней  -  тугой  и  шелковой  такой  -
Всегда  хотел  коснуться  я  конкретно.
Наш  дом  был  полон  словно  теремок.
В  нем  было  тесно,  но  без  хулиганства.
В  нем  каждый  «зверь»  имел  свой  уголок,
Свое  необходимое  пространство.
У  Зины  «уголком»  была  кровать -
Обычная… железная… простая.
На  ней  она  любила  вышивать.
Любила  книги  разные  читать,
Сидела  с  ними  днями,  не  вставая.
Из  родичей  спокойней  всех  она.
Вдруг  если  спор  какой  вокруг  начнется,
Она  промолвит  что-то,  улыбнется.
И  в  доме  снова  мир  и  тишина. 
Позднее  я  от  родичей  узнал,
Что  с  сердцем  у  нее  была  проблема.
Но  в  доме  никогда  не  возникал
Какой-то  разговор  на  эту  тему.
После  войны,  я  помню,  было  в  норме
Хоть  не  совсем,  но  все  ж  недоедать.
Народ,  узнав  о  денежной  реформе,   
С  едой  прилавки  начал  штурмовать.
А  Зина,  со  сберкнижки  сняв  деньжата,
Пошла  не  в  магазинчик  продуктовый,
А  в  ближнюю  аптеку,  где  без  слова
Скупила  рыбий  жир  и  к  сердцу  препараты.
Ну,  рыбьим  жиром  внуки  подкормились
(На  снимке  же  мы  вчетвером  скопились).
Не  знаю,  рыбий  жир  ли  тут  сказался,
Но  наш  квартет  один  в  живых  остался.
Нет,  не  случайно  нынче  мы  в  живых, 
Ведь  мы  же  дети  трех  сестер  родных.
Сейчас  всех  нас  для  вас  тут  перечислю.
По  матерям  и  именам  переосмыслю.
Начну  с  себя.  Я  отпрыск  Анны  (младшей).
Про  Лилю  говорил. Дочурка  Зины  (средней).
А  Игорь  и  Инеза  -  дети  Юли   (старшей).
Родных  детей  у  Капы  не  было  (последней).
Но  все,  кто  с  ней  общался  дома… в  школе,
В  число  ее  родных  входили  поневоле
Ведь  не  случайно,  когда  с ней  беда  случилась,
Она  в  семье у  «пингвиненка»  очутилась.
Да,  мы  росли…  росли…  и  вырастали.
Вполне  самостоятельными  стали.
Профессии  свои  заполучили.
Ну  и,  конечно  же,  детишек  народили.
Но  в  душах  наших  навсегда  любовь  осталась
К  тем,  от  кого  она  нам  и  передавалась.
Тут  сестры  все,  конечно,  постарались,
Чтоб  дети,  внуки  их  по  жизни  не  терялись.
Чтобы  умели  находить  пути  в  тумане.
Чтоб  не  садились  никогда  в  чужие  сани.
Ну  и  внушить  такую  «мелочь»  не  забыли,
Чтобы  народ  свой  и  страну  свою  любили.
Вот  потому  Инеза,  ставши  инженером, 
Была  для  всех  коллег  своих  примером.
А  Лиля  с  школой  прочно  жизнь  связала.
Литературу  и  язык  преподавала.
И  я  в  газете  не  случайно  оказался.
Потом  на  радио  надолго  прописался.
И  не случайно  тетя  Капа  с  мужем
Со  мной  в  Таджикистане  повстречались,
Служебной  «Волгой»  горы  проутюжив, 
В  гостях  у  тети  Зины  оказались. 
У тети  Зины  с  Федором  и  Лилей.
С  любимой  дочкой  и  ее  любимым  мужем.
Обед  был  добрый  с  южным  изобильем.
Он  плавно  перетек  в  прекрасный  ужин.
Был  плов  узбекский,  мне  знакомый  с  детства,  .
И  пряных  фруктов  чудное  соседство.
Отмечу,  что  в  дни  нашего  визита
Мы  удивлялись  взрывом  аппетита.
-  Мы  с  Федором  отсутствовали  днями.
Я  в  школе  занята,  он  занят  рудниками.
И  дом,  и  внуки  -  мамина  работа.
Всех  вкусно  накормить  -  опять  ее  забота…
Нам  это  в  «Волге»  Лиля  рассказала,
В  пути  домой  от  аэровокзала.
В  глаза  мне  бросилось  -  как  годы  убирают
Различья  в  облике  щебечущих  сестриц.
Они  же  не  были  похожими  -  я  знаю.
Теперь  же  я  не  отличу  их  лиц.   
Да,  есть  то  общее,  что  их  объединяет.
И  я  его  открою  вам  сейчас.
Мне  с  детских  лет  дороги  освещает
Улыбка  добрая  и  мягкий  свет  их  глаз…
Я  говорил,  что  мы  служебной  «Волгой»
Проехали  насквозь  Таджикистан.
От  вас  секрет  таить  не  стану  долго  -
Главинжем  пропуск  был  на  «Волгу»  дан.
Главинж …  ну  это  главный  инженер.
На  руднике  урановом  он  главный.
И  это  не  открытый  небесам  карьер.
Это  туннель  подземный  и  злонравный.
Известно  ведь,  что  в  угольных  пластах
Сокрыт  метан,  коварный враг  шахтеров.
Чуть  что  не  так  -  и  он  проявит  норов,
Тогда  у  всех  молитва  на устах.
Но  тут  месторождение  урана  -
Его  содержит  каменный  гранит.
В  нем  места  нет  горючему  метану.
Опасность  он  в  самом  себе  хранит.
Пробили  ствол.  Дошли  до  горизонта.
Туннель  просторный  вышел  как  в  метро.
Долбить  шурфы,  забить  взрывчатку  плотно.   
Взорвать  в  куски  гранитное  ядро.
Да,  в  рудниках  случаются  обвалы.
Работать  под  землею - риск  немалый.
А  вот  об  этом  риске  Федор  Польща
Не  говорил  жене  своей  и  теще.
Но,  думаю,  в  его  семье  едва  ли
Об  этом  риске  слыхом  не  слыхали.
В секретном Чкаловске секретная семья
Жила спокойно, счастья не тая.
Он, со своей улыбкой белозубой,
Пройдя огонь и всяческие трубы,
Вошел в шеренгу тех специалистов,
С кем связан был «Урановый проект»,
Он в достиженьи цели был неистов
И верил в ожидаемый эффект.
Прошел он путь от мастера участка,
Став главным инженером рудника.
Взяла свое сибирская закваска
В натуре инженера-горняка.
Наград высоких и высоких премий
Зять тети Зины удостоен был.
Конечно, он гордился ими всеми,
Ведь он за дело их заполучил.
Он знал, что Хиросиму с Нагасаки
США не случайно в жертву принесли.
Теперь возможность атомной атаки
На нас они сигнал преподнесли.
Они решили как монополисты,
Владеющие атомным кнутом,
Нам диктовать - как жить, кому молиться
И этим быть довольными, притом.
Но в букварях мы по слогам читали
Слова «Рабы не мы», слова «Мы не рабы».
И потому свободу начертали
Мы на хоругвях собственной судьбы.
И вот тогда сибирского парнишку
Направила страна в Таджикистан.
И он просек предложенную фишку -
Добыл необходимый нам уран.
В короткий срок ученые создали
Готовый к испытаниям заряд.
Его в степи казахской испытали.
Успеху Федор был, конечно, рад.
Он регулярно посещал столицу,
Верша свои секретные дела,
И мне вручал фруктовые гостинцы
– Вот, тетя Зина, мол, передала.
Ну а тогда, поняв, что Капа с мужем
И я хотим в их доме побывать,
Она шепнула зятю, что, мол, нужно
Автомашину организовать.
И встретить всех на аэровокзале,
А то ведь смогут, не дай Боже, заплутать…
- Ну вы же просто как ребенок, прямо,
- Блеснул зубами Федор ей в ответ.
- Да «Волга» же давно у дома, мама!
Водитель вон в окно нам шлет привет…
И  вот  на  «организованной»  машине,
Как  говорится,  с  корабля  на  бал,
Мы  по  Ферганской  солнечной  долине.
Помчались  в  горы,  где  нас  праздник  ждал.
Ну  кто  мог  знать,  что  праздник  этот  станет
И  встречей,  и  прощаньем  для   всех  нас.
Что  государство  наше в  бездну  канет.
Что  забурлят  Прибалтика,  Кавказ.
Гражданская  война в Таджикистане
Сведет  к  нулю  урановый  проект.
Рудник  под  Чкаловском  фурычить  перестанет.
Сегодня  это  умирающий  объект.
Развал  Союза  русским  инженерам
Сигналом  стал  манатки  собирать.
В  России  им,  по  сути,  пионерам,
Возможность  дали  дело  продолжать.
А  Федор  Польща…  он  же,  как обычно,
Старался  больше  вызнать  про  уран.
Он  после  испытаний  бомбы  лично
Осматривал  подземный  котлован.
Таких  «экскурсий»  он  провел  немало.
В  Семипалатинск часто  наезжал.
Но  вот  в  Москве  единожды  узнал  он,
Что  медосмотр  последний  показал.
Знакомый  врач  спросил  за  рюмкой… чая,
Нахмурив  лоб  и  пригубив  коньяк:
-  Ты  на  бедре  своем  то  пятнышко,  случаем, 
Запомнил?  Красное… величиной  с  пятак…
-  Сейчас  оно  такое  же.  Его  я
Под  душем  все  пытаюсь  оттирать…
-  И  не  пытайся.  Ты  его  не  смоешь.
Тебе  же  с  ним  придется  помирать.
Тебя  уран  пометил  черной  меткой.
Я  дам  тебе  бумажечку с пометкой.
О  дате  своей  смерти  будешь  знать.
Там  будут  крайний  год  и  крайний  месяц.
Прими,  мой  друг,  скупой  врачебный  месседж...
-  Спасибо,  я  не  стану  унывать.
Я  буду  жить.  Да,  жить  -  чего  же  проще?
Ведь  чему  быть,  того  не миновать.
Любимые  слова  моей  любимой  тещи...
Затих  над  Киевом  сентябрьский  теплый  вечер
Над  колумбарием  сгустилась  тишина.
Мы  с  Лилей  к  Федору  приехали  на  встречу.
Теперь  вдова  его  любимая  жена...
Под  Чкаловском  на  кладбище  безлюдном
Скульптура  женщины  над  мраморной  плитой.
Узнать  в  ней  сибирячку  мне  не  трудно.
Здесь  тетя  Зина  обрела  покой.
Да,  жизнь  ее  прошла  без  героизма.
Но  героизм  бывает  ведь  иным.
Вся  жизнь  ее  в  стране  социализма
Явилась  подвигом…  невидным … затяжным.   
У  Зины  на  руках  росла  моя  племяшка. 
Ее  я  в  детстве  в  шутку  звал  -  «Наташка».
Сейчас  зову -  «Наташечка»  -  и  точка!
Для  Зины  -  внучка,  а  для  Лили  -  дочка.
И  у  Наташи  у  самой  уже  внучаток  двое.
Да,  двое  черноглазеньких  армянок.
Армянок - по  отцу,  по  маме - киевлянок.
Я  их  и  не  видал  еще,  не  скрою.
Живут  во  Франции,  ну  чуть  ли  не  в  Париже.
Маринка  не  могла  найти  любовь  поближе.
Когда  Наташа  дочь  в  Сорбонну отсылала,
Видать,  судьбу  Маринке  точно  просчитала.
У  Зины   вырос  на  руках  и  мой  племянник.
Зовут  Сергей ,  ну  то-есть  «Благородный».
Влюбился  в  горы,  стал  как  горный  странник
И  как  горнопроходец  превосходный.
Он  по  диплому  горный  инженер.
Я  думаю,  с  отца  он  взял  пример.
И  как  отец  родил  двух  ребятишек.,
Увы,  по  возрасту  уже  и  не  малышек.
Ну  вот  и  все.  Я  завершил  балладу.
А  повод  к  ней  нашел  в  семейном  снимке.
Укрылось  время  в  непроглядной  дымке.
Оставило  мне  память  как  награду…