Земля холодных стен водой сочится,
стекают капли сукровицей дней.
Которую неделю ей не спится?
Не спать ещё осталось сколько ей?
Над тем, что заблудилось где-то чудо,
опять петух куражится с утра.
Судьбы её фарфоровое блюдо
расколото на завтра и вчера.
О чём твой бред голодный, Феодора?
Что видишь ты в преддверии конца?
Не то ли, как кроваво лопнет скоро
тяжёлый обруч царского венца?
Не то ли, как расколется на части
презревший небо глиняный колосс?
И что-то про «обломки самовластья»,
про жар печей и реки вдовьих слёз...
Бескровными губами шепчешь: «Отче!»,
поспешно обираешься. И вслед
горланит на дворе безумный кочет,
приветствуя последний твой рассвет.
Ни боли, ни надежды нет, ни страха,
ни ладана с елеем, ни свечей,
осталась только мытая рубаха -
единственная милость палачей.
Что правда, что гордыня, что крамола?
Не склеишь, не воротишься назад.
Сквозь щель на потолке небес осколок
глядит в её запавшие глаза.