Из Мармариса в Трабзон!
Генуэзусу резон
побродить в Понтийских Альпах;
нищеброд он. И не альфа.
Пафлагонские рассветы...
Заторчали минареты.
Пахнет Грузией аджарно
и сельджуками— коварно.
Непонятно, что и жрать,
пока судна в Сочи ждать.
Вот оно заходит в гавань!
Подготовить тёплый саван!
Потекли часы клепсидрой,
тени протянулись дылдой.
Ничего, оформят табель—
и отчалит наш корабль.
Двух наташ на борт сажают.
Как их турки провожают!
Расплатились, знать, поганцы
за блондинистость и танцы.
Разработанные девки,
прям, чертовки, хоть и трефки.
Плещет море терпеливо,
а закатное огниво
освещает Трапезунд...
Ну, поплыли, «зай гезунд»!
Зус залез в свой саван утлый,
а наташи по каютам.
(В каютах каются наташи,
а Мадлен у Зуса краше.
А ведь как щебечет птичка!
«Джизус!.. Крайст!..» Бой-католичка!
Правда, очень хочет замуж.
Ведь заездит... Ну, куда уж?)
Тяжело гружёный катер
засосало в сна фарватер.
Утром солнце, Сочи, сор...
И встаёт глухой забор.
Ох, хочу опять в Матрегу
поиграть в орагу-пэгу.
Поиграть в орагу-пэгу?
Ты ложись, а я с разбегу.
Споначалу розыск-сыск—
и в таксо, в Новороссийск!
Дядя Лёва, из Шлейфаров,
заховался там недаром.
Здесь не чухло для еврея:
далеко Гиперборея.
Хоть абреки и адыги,
но совместные барыги.
Генуэзцы и армяне,
самобранка на поляне.
Чемодан кладут в коляску,
чтобы течь к Новочеркасску.
Хоть хазарские угодья,
половецкое отродье;
и, как встарь, казаки, Дон...
Осторожней, охломон!
Тут, от новых кукарач,
тонет тихо страшный срач.
Здесь Танюша громко плачет,
хоть не тонет в речке хачик.
Се срединный путь на Русь.
«Ты не при!» А Зус: «Попрусь!»
Шахты?.. Штаты? Таганрог...
На Воронеж! С нами Б-г!
Чернозёмно кутерьма,
капитальные дома
под немецкой черепицей,
синью ихней след гордиться.
Гнать на север, здесь не роскошь.
Проступают Русь и Россошь.
Мiръ ядрёный, юный-юный,
жаль, неведомы лакуны...
Катим из конца в конец,
ночью проскочив Елец.
Там Тургень, Булгак и Бун
вьются с птицей Гамаюн.
Трали-вали, тары-бары.
Поскреби—они татары.
А во тьме стоит стигмата—
сосны химокомбината.
Отравил усадьбу Льва,
где могильный холм волхва.
А на станции Тарусской
выпасть и ползти моллюском.
Если влево повернёшь,
то начнётся Велегож.
За Поленовым Ока,
Зус прилёг, в воде рука.
Перевозчик у излучин,
он привык, а Зус измучен.
Не успела стечь с весла.
Жизнь-то... Жизнь почти прошла.
И уже снесло теченьем
прямо в небо воскресенья.
Как раскрылись! И река,
и, в подбоях, облака...