Ну, иди.
С утра уже на взводе?...
Все дороги на вокзал приводят,
но на этот поезд не успеть.
Вышел из подъезда третьим-лишним,
прибыл накануне из Парижа
Кремль увидать и умереть.
Электрички вечно едут мимо.
Утренние — прочь из третьих римов!
Девушка напротив — I love you.
Веничка придет и vidi vici
(как бы не красна была девица
Юлией не станет к январю).
Я — обычный комсомольский мальчик,
пью и караулю чемоданчик
друга. Другу нужен магазин.
На перроне будет остановка.
Пива нет, но в фАворе зубровка
у немых и говорящих спин.
И, пока не перекрыли краник
хереса в вокзальном ресторане,
я пою с Козловским в унисон.
Жду, сижу, определяю меру
в складчину с каким-то темным хером
(бОжится, что основал Херсон).
Думаем — а кто там нам на смену?
Ганнибал-аншеф от Карфагена
с томиком Кабанова в руке
глядя на развалины культуры
гладит правнуку барашковые кудри,
говорит на мёртвом языке.
В тамбуре какой-то очень гадкий
начал нам загадывать загадки.
Нет вопросов — Я всегда готов!
Отвечаю — верное есть средство —
Серп и Молот на твое наследство.
(дефицит в стране цензурных слов).
Бригадир рисует сложный график.
Ну а вдруг не выпьем? Нафиг, нафиг.
В чУмной таре выпьем, все путём!
Первый всадник равнодушно дремлет.
Переходно нынешнее время —
с красненького к беленькой идём.
Ты — смотри, идущему — глядится.
Рыжий конь,
Меч отражает лица.
Пьём все легче, пьём всё веселей.
И не разберешься — злом ли, благом —
Сучим Потрохом духанит мирный атом
от понтов родимых киселей.
Пару бутербродов по привычке
в призрачной московской электричке
мы всегда отложим на потом,
А по шпалам, проводам и стенам
бегают огни святого Эльма,
чёрный конь мелькает за окном.
И, пока сажусь в чужие сани,
проезжает мой четвёртый всадник
на зелёно-пепельном коне.
Держит он в кармане без устатку
шило с деревянной рукояткой.
Ты беги, мой посторонний В.
Ты меня еще не видел пьяным.
Комсомольский знак содрав с лацкАна,
я открою пятую печать,
А потом, верхом на Валтасаре,
с Петушков до Курского вокзала
букву Ю отправлюсь вам вручать.