Ах, если бы возможно было это! –
я в общежитской комнате пустой
подвинул бы озябшему поэту
стакан вина и булку с колбасой.
Затем бы долго, пристально и молча
смотрел, как жадно он к еде приник,
как, словно на загривке шерсть – по-волчьи,
топорщится пиджачный воротник.
Кто виноват?
Кого призвать к ответу?
Где верный путь?
В чём сущий смысл всего?
Как мало надо русскому поэту,
зато так много спросится с него.
Пусть он поест и посидит спокойно,
пусть пот на лбу проступит, как роса,
чтоб смерти, революции и войны
оставили его на полчаса.
Что видит он, какие ловит звуки,
что вспомнил и задумался о ком?
Он тихо греет над стаканом руки,
как будто это кружка с кипятком.
Он из толпы вокзального народа –
на сапогах слой глины и песка.
А за окном холодная погода,
а за стеной холодная Москва.
А во дворе то ямы, то траншеи:
не то ремонт, не то весь дом под снос…
Он шарфик замотает вокруг шеи,
как будто его гонят на мороз.
Как будто его гонят по этапу
сквозь дождь и снег и через всю страну
под песенку про маму и про папу,
в детдоме сочинённую в войну.
Кто и зачем так гнал его по свету
сквозь эти обездоленные дни?..
Как мало надо русскому поэту:
"Россия,
Русь!
Храни себя,
храни!.."
написано в 1989 году -
в суровое талонное "перестроечное" время
в комнате общежития Литинститута,
по коридорам которого когда-то ходил
Николай Рубцов