Частота по приборам — всего пятьдесят два герца. Это гораздо меньше, ниже гораздо меццо-сопрано или контральто, баса с запасом в терцию.
Это гораздо больше, чем нужно китовьему сердцу.
С августа по декабрь небосвод раскрывает триптих, биографично ложится под кистью верлибр или белый стих. По приборам становится ясно: не так уж тот океан и тих, если китовья песня слышна в нём от сих до сих, от алеутских выступов до калифорнийского гало. С августа по декабрь слышится плач финвала о том, как плывётся тяжко под океаническим валом, о том, как с годами полипы костенеют слепым забралом.
Жаль, что его не слышит никто, кроме эхолота, голос скитальца глубже тубы или фагота, глубже подводных впадин, громче, чем даже «три форте» сорванного аккорда — просто не те частоты.
Был по ошибке, видимо, на воду спущен свыше рыбий печальный пастырь. Редко и ровно дышит, не чаще, чем нужно, чтобы он оставался неслышен (будто к тому моменту уже весь иссяк и вышел) серым своим собратьям, поперёк чьих миграций путь его пролегает. Жаль, что сжимают пальцы мои не гарпун, а ручку, иначе я мог постараться ударом прервать этот поиск несуществующей станции.
Свидетелем одиночества быть откровенно в тягость — кроме него, подобных страдальцев не попадалось. Но когда кит уходит, становится весь океан пуст.
И тишина на приборах царит с декабря по август.
29.08.2018