А я так хотела прервать мой запутанный путь,
чтоб нам не столкнуться в мерцаньи смятенных эпох.
А я так боялась в лицо твоё смело взглянуть...
Привет, сорок первый. Ты, в общем, не очень-то плох.
Нас можно ещё потерпеть, если выключить свет.
Нас можно уже отлюбить без изнеженных роз.
Дробясь в золотых зеркалах, ты, распатлан и сед
над всем, что сумела, стоишь и смеёшься до слёз.
Над всем, чем горела, к чему, спотыкаясь, пришла,
колени сбивая о глыбу холодной страны,
стоишь, а в горсти - мой остывший, расплавленный шлак
и странное чувство, что мы никому не нужны...
И ты повторяешь, что жизнь так похожа на смерть,
и диву даёшься, как можно опять и опять
ослепшему солнцу её улыбаться уметь,
и мудрости этой никак у тебя не отнять.
По сотому кругу зима забредёт на постой
и свалится спать на кровавый, землистый матрас.
Спаситель заплачет под горькой, полынной звездой,
в апреле его, как обычно, распнут ради нас.
Давно всё случилось... Мне скажешь, - чего ещё ждёшь
от сорок второго, где ты невпервой влюблена?
А вдруг в сорок третьем весной - неожиданный дождь...
А вдруг, в сорок пятом, внезапно утихнет война.