ссадили под Оршей, взяли под руки, отволокли как пьяного за угол - а я был трезв - уложили в угол, накрыли трупным зачем-то мешком.
я говорю: зачем вы? асфальт холодный и мокрый! но меня для надёжности зафиксировали ремешком - плотно так, прямо даже сдавили шею - и это под Оршей, под какой-то обсиженной птицами Оршею.
- что происходит? - кричу. потом жалобнее: пусть проводница принесёт хотя бы стакан горячего чаю. можно без сахара. а то я отключаюсь. тут холодно и темно.
сверху вроде послышалось: лежи тише, говно.
стал лежать, прислушиваться к себе, к обстановке: похоже, что всё стабильно, только ничего не ясно с в пространстве ориентировкой. или лучше - с координатами.
они, там, наверху, кажется, все с автоматами. все молодые ребята, голым лицам от силы пятнадцать лет, но над каждым школьным лицом - голубой берет. одно из них, кажется, даже в очках. круглых. разве сможет очкарик ударить квадратным ботинком в печень? очки - это безопасность, это защита.
но на следующий мой вопрос о том, в чём же дело, где мой чай, печень, ушибленная очкариком, верещит. тяжело и долго дышу, отвожу боль за руку в детский сад. упирается по дороге, очень хочет вернуться домой - там же в глазах мультики про Спанч Боба. но как-то справляюсь и пробую снова: - кто я такой?
- куда я ехал?
- почему меня сняли?
сжимаюсь весь, но из мешка внезапно слегка вылупляюсь на свет. смотрит лицо в колючках волос, точно больше пятнадцати, лет тридцать-сорок, не совсем понятно. изо рта у постарше пахнет мятно. двигает челюстью равномерно, как бы вжёвывая в себя побольше мяты против общей подгнившей жижицы дня без солнца. тычет пальцем в перчатке в мой подгоревший на холоде нос. и по каким-то личным причинам отвечает на каждый вопрос:
- ты - оболочка.
- ты - просто ехал.
- снимать оболочек - приказ.
я подумал, что стоит прислушаться к себе ещё один раз. внимательно: печень побаливает, но как бы в пределах нормы. очень холодно, хочется чаю, хочется на диван лечь. ни злости. ни страха. ни желания, например, выдрать очкарику руки из плеч.
- страшно? - задаёт старшой свой первый вопрос.
- нет, - говорю, - только в глазах из-за ветра совсем какое-то нестерпимое количество слёз. как и соплей в носу.
пауза равнодушия.
- ребята, это что у вас? - косплей на какой-то суд? страйкбол? зарница? и почему у вас пацан в очках? он же выглядит несерьёзно - будто бы он слабак, его ж никто не боится!
- а ты на самом деле, что ли, думаешь именно так?
молчу. думаю о другом - почему под Оршей теперь мой дом? или временный домик, ячейка в камере хранения, плоскость, пристанище?
- кто ты? - перебивает старшой мои мысли.
- а это так важно? - пытаюсь выкрутиться из вопроса, но получаю тяжёлой перчаткой по коченеющему лицу.
- ты же сам спрашивал.
- я шутил. может, не проснулся ещё.
вступает очкарик: прикинь, некоторые называют тебя клещом.
- я сосу чью-то кровь? - мысленно же сам над собой шучу, вместо крови представляя что-то ещё.
- нет, - говорит старшой без улыбки, - там другой процесс. я бы назвал тебя куклой. но для куклы ты слишком треплив.
- я делаю что-то плохое?
- нет, но оболочкам незачем шляться меж теми, кто по-настоящему жив.