(В духе Иосифа Уткина)
Комиссар Ржевский
был к истории
театра глух,
не знал даже
Комиссаржевской
и в этом
признавался
вслух,
зато
имел саблю
и боевого коня,
сам плясал
в народном
ансамбле
после
рабочего дня,
выдавал
нам частушки
с перцем,
как из пушки,
грусть
прочь гоня,
за унынье
всегда
нас браня,
приглашал
иногда
погреться
вечерком
у огня.
пил
свой тост
за рабочих
Греции,
хоть был
прост
он, как
ты и я,
у него
была
вместо
сердца
боевая
броня,
ничего
он не делал
зря
из такого
был
слеплен
теста,
знал:
всему
своё
место,
знал,
что можно,
а что нельзя!
Не надо
ему сонаты,
эх, «Яблочко»,
«Барыня»,
слова
летят,
как гранаты,
в него,
в тебя
и меня,
ему
не нужен
театр,
нужна
родная
страна,
он - коммунист
и организатор
боевого
нового дня,
он из нового
времени,
нового
племени,
поёт
о нём
пусть
струна,
славим
новые
имена,
нет
в сердце
сомнений
бремени,
такие
у нас
времена,
нога
комиссара
в стремени,
пора
и нам
на коня,
и не страшны
нам
не бури,
не штормы,
прошу
простить
за повторы
меня,
небес
порвём
тёмные
шторы,
возьмем
высокие
нормы
и в коммунизм
прискачем
скоро,
сомнения
все -
фигня,
веду
союз
содержанья
и формы,
веду
реформу
в стихах
вновь я!