я живу в подъезде, и компас его
преднамеренно в двери зовёт.
только в стену я раз зуботычиной,
и ступенькою в челюсть признанием,
мёрзлой трубкой раскурит мне душеньку
сотый раз, когда я вновь всё выдержу.
.
новая линия мне завязалась удавкою.
смело иду, а ты плачешь асфальтом заснеженным.
сквозь его соль мы впечатаем шёпотом маковым
все цвета радуги, месим ногами валежники.
наш отец - лес, так давай же сквозь бурелом прыгай,
или нас снова бетонной коробкою заперли.
я даю руку, ломая их стены веригами,
что добровольно несём мы, кивая на улицы,
что добровольно на груди себе понавесили.
мы покупаем Бога с брендами новыми.
брось же на пруд мерзлый площадь в отместку кровавую,
где мы поклоны стократно отбили ведомые,
где под запретами выли с чужими знамёнами,
где в сотый раз открывали свой рот, но не выпили,
свет наш окурком сияет сильней звёздной пыли.
к чёрту устои - давай не дождёмся рассвета,
будем с разбегу запрыгивать насмерть в сугробы,
просто, чтоб было заметно, что всё ещё живы,
что ещё можем хоть как-то собою являться.
время прольётся сквозь лёд обездвиженных пальцев,
если мы чувствуем, чувствуем едкость нарывов.
в перемороженной плоти всех их идеалов -
"вам ещё жить, вам сражаться"
никто не узнает
что это всё расписали для запертых в клетке.
.
новая линия прежние все перекроет,
мы побежим сквозь асфальты фонтаном наружу,
или зубами откроем все коды подъездов -
знай, что мы Боги и дальше бежать бесполезно,
в сотом кругу искать птицу в клетке желаний.
только опять ты летишь, чтоб запутаться в кокон,
я бы с тобой, только знаю, что там я вновь лишняя.
наш отец - лес
всё равно ты расквасил все окна
маковым шёпотом
так запоздало услышанным .