Поэт престарелый, кумир подзабытый,
Седые поклонницы, разве что, помнят
Как критикой, словно камнями, побитый,
Внимал он овациям миллионов.
Как верил в свою непростую планиду,
Готовый за словом идти на Голгофу,
Порою на сцену идя, как на битву,
Швырял он в толпу свои вещие строфы.
Но жизнь безжалостна к бывшим кумирам -
Давно уж написаны лучшие строчки,
И время застыло в пустынной квартире,
Где только осталось – страдать в одиночку.
Лишь книжек ряды служат вечным укором -
Как быстротечна летучая слава,
Когда в суматохе и разговорах
Она испаряется своенравно.
На смену другие пришли поколенья,
Их идолы так не похожи на наши.
Что им до каких-то смешных откровений,
Хранимых лишь в памяти нашей щемящей.
Молчат телефоны в забвении полном,
Нигде никому до него нету дела.
Но он ещё верит, что мы его помним,
И это бодрит его старое тело.
А мы... Мы давно уже стали другими –
Что нас волновало, сейчас не тревожит,
Америки все мы свои уж открыли,
И поводырь нам уже не поможет.
Самим бы ужиться в изменчивом мире,
Чтоб не списали и нас раньше срока,
А коль вспоминаем о бывших кумирах,
То только, при этом, с сочувственным вздохом.
Меняется мода, и нравы, и вкусы,
Как платье от старости ставшее ветхим,
И, самое главное, это искусство
Не устареть вместе с прожитым веком.
Нам нужно бежать, своё время пришпорив,
Взирая на мир без излишних иллюзий,
А вслед старики смотрят вслед нам с укором:
«Ну что же вы, люди! Ну что же вы, люди!»