Я пью, печь затоплена, что мне доказывать,
Раз счастлив собою вполне.
Все было, и мял я стакан одноразовый,
Бродил не однажды во мгле.
Как всем, открывалось мне таинство женское,
Когда был бесштанным мальцом.
Я помню, когда закружила Вселенная,
Взирая на маму с отцом.
На маминой талии папины руки,
Их вальс отражает окно.
Шуршащей пластинки щемящие звуки.
Но скатерть залил я вином.
Еще вспоминается женская баня
И грохот об тазик воды.
Малой я, неловкий, прижавшийся к маме,
Прикрывший ладошкою стыд.
Парило горячим и веником с пихтой,
Щипало от мыла глаза.
Так было смущенно, прекрасно и чисто -
Не знаю, как верно сказать.
А пажики, что в раздевалке, нагнувшись,
Цепляла к чулку у бедра
Соседка? Да, ну не смотрел я послушно,
Но мельком заметить был рад.
Хранил это чувство восторга и тайны,
Неведомый мир открывал.
Все было случайно, не очень случайно...
Как няню в саду обнимал.
Смеялась. Припухшие губы ходили,
С пушком различимым едва.
Сидел на коленях. Так сладостно было,
Кружилась, плыла голова.
Влюблялся и позже. Учитель мужчина
Работать пришел в декабре.
Я видел, он гладил точеную спину
Алены на школьном дворе.
И пахла смолой новогодняя елка
В спортзале, и свежим бельем.
Я плакал. Мне снилась аленина челка
И прядей свободный полет.
Ты спишь. Разбросало огонь по подушке -
Сегодня одной на двоих.
Той тайною пахнут на теле веснушки.
И терпкостью свежей хвои.