Мудрая женщина
по телефону
в автобусе
кому-то
даёт
советы.
Хочется развернуться – и спросить у неё вот это:
сколько ещё продлится и куда, в конце концов, заведёт?
Почему мне казалось раньше, что во мне застывает лёд
и его не растопишь жаром, он растаять вообще не сможет,
но когда ты вот так вот смотришь, вместо льдин у меня под кожей
расцветает живое что-то,
родниками трепещет пульс.
Почему мне чертовски страшно, но при этом я – не боюсь?
Почему от такой вот нежности у меня посрывало клапаны,
но тебя из себя при этом всём мне не хочется выцарапывать:
так стою,
задыхаясь
и руки к груди прижав,
а внутри под хрустальной крышкой
просыпается вдруг душа –
и трещит её гроб, намечая, где расколоться.
Если жизнь и – Вселенная, то ты в ней, бесспорно, Солнце:
можно сколько угодно думать, что вращаешься без орбиты,
но к тебе всё равно ведёт (или тянет) меня (магнитом) –
и неважно, кто я: планета или пояс из метеоров,
астронавт одинокий в клетке, победившей любую скорость,
астероид ли, чей-то спутник, обезумевшая комета…
Что вообще
может
та,
в автобусе,
посоветовать мне об этом?
Что вообще может кто угодно хоть немного об этом знать?
Ты – моё противоледовье,
пробуждение ото сна.
И, открытая и бесстрашная, ярким пламенем зарябя,
Ничего я не буду спрашивать,
разве только что – у тебя.