Я бежал по колено в кровавой грязи:
Немцы выгнали нас из болот и низин.
И теперь за спиной у меня и ребят
Наши жены и дети - ни шагу назад!
Мой окоп вырыт наспех за пару часов,
Мы легли и затихли - сто тридцать бойцов.
Нам полковник сказал только несколько слов:
"Их всего-то двенадцать пехотных полков!
Ну и что, что дрожит от их шага земля?
Это наша земля, не пропустим их, бля!"
В ожидании смерти прошел этот день.
Солнце село, нас скрыла вечерняя тень.
И шептался устало окопный народ:
"К нам идёт подкрепление, точно идёт!"
Но никто не пришёл, и в ночной тишине
Звук далёких разрывов послышался мне.
И с небес на затихших в окопе ребят
Вдруг снарядов обрушился огненный град.
И земля стала морем, а я - кораблем.
Заштормил, забурлил мой родной чернозём,
И волнами пошёл, опрокинув меня,
Окатив не водой, но клубами огня.
Я не слышал ушами, не чувствовал ног,
Только чудом на воздух я выбраться смог.
Звук вернулся, и ноги остались при мне.
Жаль, лицо обгорело в том страшном огне.
Среди криков и стонов горящих солдат
Я услышал звук резких немецких команд.
И, волна за волной, нас прошли их полки.
Мы стреляли, взрывали, вонзали штыки,
Но закончились силы советских бойцов,
А они шли и шли - все двенадцать полков.
Я лежал на земле, отдавая ей кровь.
Я домой не вернусь, думал я вновь и вновь.
На плите там уютный мой чайник кипит,
А в корзинке с корицей рогалик лежит.
Вы простите, друзья, вы простите, родня,
Что вы будете чай пить теперь без меня.
Но не это печалит меня в этот миг -
К своей смерти солдат как к портянкам привык.
Мы врага не смогли в эту ночь удержать.
И теперь его вам в своем доме встречать.
Он зайдет, не снимая шинель и сапог.
Он пройдет в мою кухню, силён и высок.
Он рогалик возьмёт, чайник снимет с огня...
Вы простите, простите, простите меня.