Рассказ
«С любовью из казармы»
Вадим Мезецкий (г.Минск)
Эпиграф: «Если все гражданские такие умные,
то почему они не ходят строем»
(Военная поговорка)
Имена героев рассказа слегка изменены.
Часть первая
Советский Союз. Южный Казахстан, Чимкентская область (сегодня – Шымкент). Июль 1989 года. Кто бывал в этих краях в июле, тот примерно представляет, как выглядит пекло Ада. До горизонта во все стороны, насколько хватает зрения, лежит высохшая степь, по поверхности которой горячий ветер гоняет пыль и оторвавшиеся от корней кусты верблюжьей колючки. Комнатный термометр в ужасе просит отнести его в тень, иначе угрожает выскочить за пределы шкалы. И только гордый артиллерийский термометр, предназначенный для измерения температуры зарядов перед стрельбой, с наглой ухмылкой замирает на шкале далеко за +40. В атмосфере и мозгах частенько возникают миражи.
Почему – то военное начальство решило, что именно в такой географической точке возможно в течение двух месяцев лучше всего подготовить молодое пополнение спецназ Внутренних войск (Национальной гвардии) Советского Союза.
Меня зовут Влад Марецкий. Молодой и перспективный офицер, капитан. Выпускник престижного советского военного ВУЗа. В непрестижном военном ВУЗе тебя научат хорошо воевать, даже если ты этого не желаешь. А в престижном ВУЗе – только вздумай, скотина, не возжелать!
У меня нет папы – генерала, или дедушки, Героя Советского Союза. Поэтому поговорка «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут» именно про меня. Свою перспективность приходилось доказывать через полевые испытания на сжатие, растяжение, ломкость и упругость. Вот уже целый месяц прибываю в должности начальника штаба Учебного Центра по подготовке молодых солдат. «Учебный центр» звучит солидно. На самом деле это 2 десятка палаток по 8 человек в каждой, и два деревянных домика для ночлега офицеров и штаб Центра. А так же деревянное дырявое строение над ямой посреди голой степи. Извиняюсь, клозет. Привозная вода, полевая кухня. Дизельный генератор для освещения и работы радиостанции. В общем, быт фронтовой. Видели наши военные городки в Афганистане? Они куда более комфортные. Да ещё регулярные занятия по боевой подготовке, огромная физическая и психологическая нагрузка и на солдат, и на офицеров в равной степени. Вдали от дома, от родных. О мобильной связи тогда ещё представления не было. Казалось бы, в таких условиях человек должен через месяц либо сойти с ума, либо стать биороботом. Что одно и то же. И вот тут начинается самое главное! В экстремальных условиях просыпается русский солдат. Не важно, это офицер, или рядовой. Русский солдат – это как диагноз, или национальность. На твой выбор, дорогой мой читатель. Именно в таких условиях и рождаются армейские байки, проявляется своеобразный юмор, происходят курьёзы. В общем, толпа молодых балбесов превращается в армейский коллектив и наполняется духом. Оглядываясь на годы службы, сегодня я понимаю, что порой мы и сами этого не осознавали. Где сегодня герои этого рассказа? Одни погибли в ходе разных военных конфликтов. Погибли геройски. То есть тихо. Без помпы и оркестров. Не отступив и не изменив присяге. Только Родины, которой они присягали, уже нет. Другие стали большими военными начальниками. А кто – то, дожив до седых волос, продолжает свой путь на гражданке.
Часть вторая
«Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»
(армейская поговорка)
Я поднялся рано. В 5.30. До общего подъёма ещё полчаса. Как дежурному офицеру мне необходимо проверить службу суточного наряда, порядок на территории Центра, и контролировать общий подъём, физзарядку, и прочие мероприятия по распорядку. Я любил вставать рано. Тихо. Утреннее солнце ещё ласково грело. Мягкий степной ветерок озорно теребил красное знамя на флагштоке. Часовой с автоматом лениво прохаживался вдоль палаток. Вдруг у дальней палатки я заметил, что вокруг колышка, вбитого в твёрдую глинистую землю, мечется на привязи не то маленькая собака, не то большая крыса. Подойдя ближе, я чуть не вскрикнул от ужаса происходящего. Это был серый варан. Батюшки! По рассказам знал, что эта здоровая ящерица при желании может оттяпать палец идиоту, который его потревожит. В степи у этого гада нет соперников. Оказывается, накануне вечером во время занятий по тактике его поймал в степи командир отделения сержант Юнусов, весёлый уйгур. И решил усыновить. Хоть какая – то живность для души. Пришлось охладить прекрасные порывы сержанта выговором. А короля пустынь и степей выпустить на волю. Чем он быстренько и воспользовался. Вообще степь только кажется пустой и безжизненной. В апреле она прекрасна, разворачивая зелёный ханский ковёр с разводами и кляксами красных маков, вкраплениями жёлтых степных тюльпанов. А в этой траве проистекает бурная деятельность по размножению всякой живности. Ушастые ежи, змеи разных пород, черепахи, скорпионы, тарантулы, ящерицы, тушканчики, суслики.
В бездонном синем небе как мухи над столом парят огромные хищные птицы. Периодически они падают камнем на это стол для регулирования популяции местной фауны. Вся природа торопится жить и размножаться. Скоро из афганских степей через Таджикистан налетит горячий дракон, и своим дыханием выжжет всё пространство до бледной желтизны. Изредка по ночам мы могли наблюдать в небе пуски космических кораблей с Байконура. Всю ночь по небу расходились огромные белые круги, возникающие после отстрела первой ступени ракеты. Красотища!
И вот мы плавно, как азиатская жара, доплыли до главного события моего рассказа. Закончив свой утренний моцион, я отправился в штаб. Всё — таки я начальник штаба. Одной из моих обязанностей было ежедневная отсылка в штаб дивизии, в Ташкент, шифрограммы. Это была рутинная штабная записка о состоянии дел в Центре и о происшествиях, если таковые случались. Я писал в таблицу сухие фразы и цифры. И в конце этого осточертевшего мне опуса надо было написать неизменную фразу: «Начальник штаба Учебного Центра капитан Марецкий В.» Поставить дату, расписаться, и отдать ефрейтору радисту для шифрования и отправки. Я дошёл до заветной фразы, и.. В эту секунду на меня нахлынула волна такой беспросветной жалости к себе, убогости моего положения. Почувствовал себя позабытым, позаброшенным. Накрыло глупое осознание того, что в этой голой степи я могу остаться навсегда. В этот момент за окном в полной тишине резко ахнул взрыв. От неожиданности я вздрогнул, отвлёкся. Это ещё одна маленькая гримаса нашего быта. Дело в том, что через месяц жизни в степи на дне ямы нашего деревянного туалета завелись огромные крысы. Что они делали с хлоркой, которую туда ежедневно сыпал санитар, только Богу и этим тварям известно. Однажды я заглянул в отверстие, и встретился взглядом с десятком голодных и злых глаз. Леденящая мысль, переместившаяся в низ живота, сковала тело. Я понял, что если присяду над этой бездной, то возникнет угроза репродукции потомков славного рода Марецких. Кто продолжит семейную традицию защиты Отечества? Да и вообще, я не настолько богат, что бы разбрасываться частями тела на потеху этим противным серым тварям. Какой бесславный конец. Конец! Двусмысленность этого слова натолкнула на простое и верное решение. Я взял на складе боеприпасов учебный взывпакет, который используется на занятиях для имитации взрыва гранаты, подпалил его, и, выждав 4 секунды, бросил в отверстие. Обитатели нижнего этажа туалета врассыпную, а я на свою заветную позицию, пока они не опомнились. С тех пор так и повелось. Услышал взрыв – значит кто — то пошёл в туалет. Или, как мы шутили, «пошёл на повышение». Простите за это лирическое отступление. Взрыв только добавил трагизма моему настроению.
И в таком состоянии я написал, уповая на отца – командира дивизии: «Целую. Начальник штаба Учебного Центра капитан Марецкий В.» Далее твёрдой рукой закончил оформление документа, и отдал радисту. Тот глянул, и попробовал возмутиться: «Товарищ капитан!..» Я прервал его длинной войсковой непечатной тирадой, и отпустил. Тирада получилась виртуозной. Убедительной. Ведь русский без мата, что солдат без автомата. Через час шифровка уже была в дивизии.
Мне понравилась выдумка со словом «Целую» в секретной шифровке, и я продолжил эту практику в ежедневном режиме. Хоть какое – то разнообразие. Не буду занимать внимание читателя мелкими перипетиями прохождения информации в войсках. Я был уверен, что этой мелкой шалости ни кто не заметит, кроме моего товарища по службе, офицера штаба, который принимает шифровки. Но жизнь порой гораздо талантливее любого юмориста. Так случилось, что командир дивизии, боевой генерал, получив на подпись, целую папку с документами, должен был подписать только верхний сопроводительный лист. Обычно с содержанием всего талмуда он не знакомится, доверяя штабному аппарату. Но на этот раз он вдруг случайно перелистал пачку документов, и опытным цепким глазом среди множества цифр выхватил моё «ЦЕЛУЮ». Говорят, что его крик разнёсся по коридорам штаба, и согнал дремавших на крыше ворон. За полсекунды до взлёта вороны успели обильно удобрить крышу штаба нашей славной дивизии. К утру отголоски гнева комдива долетели и до меня. Радист вошёл в кабинет с виноватым видом, и молча протянул радиограмму. Приблизительный текст радиограммы:
«Приказ № 000 от 15 июля 1989 года.
Капитану Марецкому В. за неслужебное использование секретного канала связи объявить выговор. С приказом ознакомить заинтересованных лиц под роспись.
Командир дивизии генерал – майор Батиев В.»
В списке заинтересованных лиц моя фамилия значилась под номером два, после начальника Учебного Центра. Я закурил, но не расстроился. Хоть какое – то разнообразие. «Дальше Кушки не пошлют. Меньше взвода не дадут»; - вспомнилась любимая поговорка офицеров дальних гарнизонов. А я и так на краю Земли. Уверен, что и генерал об этом знал. Он отличный мужик. Горячий, но отходчивый. Офицеры его любили и уважали. Как говорят, с таким можно ходить в разведку. Поэтому, недолго думая, взял авторучку и твёрдой рукой быстро написал:
«С приказом № 000 от 15 июля 1989 года ознакомлен. Целую. Начальник штаба Учебного Центра капитан Марецкий В.» Число. Роспись.
Через две недели закончилась моя ссылка в степь Казахстана. Я вернулся в дивизию загорелый как нилот (нилоты – самые чёрные негры в Африке). Только белки глаз и выгоревшая на солнце форма выдавали, что я не обгоревшее полено, а советский офицер. Сдав дела, и написав отчёт, пошёл на совещание офицеров дивизии. Это мероприятие между собой мы в шутку называли «театр одного актёра». Проходило мероприятие в клубе дивизии. На трибуну поднимался генерал, говорил о текущих делах. Потом находил жертву, допустившую недостатки в повседневной работе. Жертва поднималась, и стоя выслушивала всё, что о ней думает командование, и тут же получала приговор. Зато остальные облегчённо смотрели в пол, думая: «Слава Богу, что не я!»
Сегодня был мой звёздный час! Я стоял, изучал глазами носок своего ботинка. А генерал громко, с шутками и прибаутками проделывал со мной то, что жители Содома вытворяли с Гоморрой. Извини, мой дорогой читатель, но если ты не был в армии, то тебе лучше не знать, о чём в кулуарах мило беседуют офицеры. Их язык полон символизма, так как корнями уходит во времена Великого А.С.Пушкина. Может быть, по содержанию я и фривольно толкую Ветхий Завет. Но, по сути, был уверен в своих ощущениях. На этот раз весь зал катался от смеха. В такие моменты Зевс взял дурную манеру залетать на своей уже потрёпанной колеснице под своды клуба. Сверкнула первая молния голосом комдива: «Где этот любвеобильный капитан из Учебного центра? Поднимитесь, будем целоваться». А дальше, мой дорогой читатель, включите немного воображения. Представьте, что вы смотрите 4-х минутный сюжет по ТВ, в котором звучит сплошное «ПИ-ПИ-ПИ-ПИ..». Иногда на поверхность робко всплывают междометья, союзы и предлоги литературного русского языка. Пассажи и рулады один ярче другого. Для примера, один из них звучал приблизительно так. По мнению командования, мне лучше было бы воткнуть то, что не отгрызли крысы в источник электропитания с частотой 50 Герц, а в рот засунуть самую толстую лампу от радиостанции. Я представил эту картину, и все мои отличные (как я думал) познания в области электротехники и связи моментом скукожились, зашли в тупик, и тихо поползли на помойку. Наконец весь этот клубок спича через облегающее ХБ и мою первую чакру был насажен на гранёный штык Мосинской трёхлинейки коротким словом: «Садитесь». Этот штык запрещён Международной конвенцией как варварское оружие. Но не для своих. Закончить я хотел бы словами Фореста Гампа, выступающего перед толпой хиппи на фоне Белого Дома в Вашингтоне: «Это и всё, что я могу рассказать о войне во Вьетнаме».
Часть третья.
«Кто был в войсках, тот в цирке не смеётся»
(армейская поговорка)
Эта история вошла в золотой фонд баек нашей дивизии. Удивительно устроена человеческая память. Много трудностей и драматических событий связано с годами службы. Но вспоминаются в первую очередь всегда именно комичные истории, забавные происшествия, которых у меня в багаже немало. И все они придуманы жизнью — самым талантливым юмористом.
Я хочу признаться, что за всей этой разгильдяйской, казалось бы, бравадой кроется тяжелейший труд моих товарищей. Рядовых, сержантов, прапорщиков и офицеров. Мы не были ни «Суперменами», ни «Чудо – богатырями», ни героями. Обычные парни. Чьи – то сыновья, мужья, внуки, какие и сегодня живут среди нас. Это были ребята из Узбекистана, Таджикистана, Урала, Кавказа, и многих других мест нашей огромной страны. Просто мы жили и служили, как могли. Стараясь делать своё дело хорошо. С тех пор ко мне на всю жизнь приросла присказка «Делай хорошо, а плохо оно само получится». А вся эта история закончилась вполне благополучно. После выше упомянутого совещания я три дня готовил отчет по итогам работы Центра. И когда явился с целой папкой бумаг в кабинет командира дивизии, то с гордостью коротко и спокойно доложил, что новое подразделение готово к выполнению боевых задач. Общая оценка по итогам комплексной проверки «отлично». Этот короткий доклад из двух – трёх предложений является макушкой того айсберга, который мы сооружали все эти месяцы. Генерал вышел из - за стола, подошёл ко мне, крепко пожал руку, посмотрел в глаза, и так же коротко по-мужски сказал: «Спасибо, командир». Это для любого офицера самая высокая награда. Дороже любой медали.
А в Приказе по дивизии я был поощрен деньгами в размере 30 рублей. Которые мы, по сложившейся традиции, с офицерами и прапорщиками успешно прогуляли в знаменитом ташкентском ресторане «Зарафшан». Этот ресторан известен всем, кто служил в Ташкентском гарнизоне, или бывал в эти годы на т.н. «Пересылке» по пути в Афганистан, или обратно. Через день я улетел в отпуск домой, в Минск. А по возвращении узнал, что получил назначение на новую, вышестоящую должность. Но это уже совсем другая история. Всё-таки я не могу не сказать пару слов о некоторых людях, участниках этой истории. Сегодня уже могу открыть имя моего комдива. Это генерал – майор Валентин Александрович Бухтеев. Не многие командиры удостаиваются высокого звания «БАТЯ» со стороны сослуживцев. А он им был. К сожалению, не так давно он ушёл из жизни. Светлая память.
И ещё об одном человеке мне хочется упомянуть. Так сказать, вишенка на тортик. Пару лет назад меня внезапно разыскал солдатик, который проходил обучение в этом подразделении. Сегодня это руководитель серьёзной силовой структуры, которая занимается борьбой с терроризмом в одной из Северо-Кавказских республик. Он мне признался, что именно тогда в нём и проросло зерно воина. А значит, всё было не зря. Спасибо, дорогой читатель, что дошёл до финала этого рассказа. Пойду спать. А то вдруг война, а я уставший.