Над индейской резервацией поднималось солнце,
Окрасили его первые лучи горизонт
И тут же раздалась песня индейцев.
Исполняли они ритуальный танец дождя,
Может прекратится, наконец, эта засуха!
Ведь и так почти не осталось бизонов в округе,
А без них не выжить среди бесплодных равнин.
Руки скрестив, сидел у костра старый вождь,
Полузакрыв глаза, смотрел он на танец воинов.
Был среди них и внук самого вождя,
Смотрел вождь на него и видел не его, а себя.
Был он, когда-то, таким же высоким и стройным,
Узок в бедрах был и мускулист,
Многое в его облике изменилось с возрастом,
Лишь волосы все еще оставались черны.
Вспоминал он давно прошедшие дни,
Когда сам он исполнял этот танец,
До сих пор носит он пояс своего народа,
Изображает он мифическую гром-птицу.
Орлиные перья, красные, желтые ленты,
Символизируют они вспышки молний,
А бубенчики изображают гром и грозу.
Закончился танец, расходились люди вокруг,
А вождь затерялся мыслями в прошлом,
Часто оно теперь вытесняло реальную жизнь.
Не радовал его этот признак старости,
Но получал он удовольствие от этих воспоминаний
И ничего больше не оставалось ему,
Ведь он больше не мог ходить на охоту,
Не брал больше женщину на брачное ложе
И не было больше войн меж их племенами.
Был силой отправлен его народ в резервацию,
Лишили его всех идеалов и притязаний,
Словно ребенок отнят от материнской груди
И медленно он умирает, не получая питания.
Уходил вождь в свой мир воспоминаний,
Для него это было гораздо лучше,
Чем просто сидеть и смотреть,
Во что превращается сегодняшний мир индейцев.