Глубокая ночь, хотя отличить её от дня уже невозможно. Проснулся от лёгкого шороха за стеной из кучи мусора. Не в страхе, а в надежде. Думал живой человек, ан нет это хилая и худая от голода крыса, рухнулась, потеряв последние силы пыталась пробраться через щель, чтобы по запаху найти оставшиеся на моей левой ноге пару пальцев и сгрызть их. Всяко лучше, сегодня даже не придётся выползать из своей незамысловатой берлоги из остатков машин, ошмётков старой одежды и полусгнивших журналов с газетами, в поисках хоть какой-то пищи. Еда сама пришла, осталось только достать её с другой стороны....
Не знаю как теперь считать время и часы, если это вообще имеет смысл. Обглодав последнюю косточку и так еле сжаренной крысы на пресловутом костре из мелких опилок и статей из "жёлтой" некогда газеты, меня как и вчера и как до этого донимала неистовая жажда напиться воды. Принимаю за счастье попить из банки грязную дождевою воду, всяко лучше, чем добывать вонючую и светящуюся в ночи водичку из местной реки, точнее из того, что осталось....
Не видел я людей давно
Облик их уж позабыт
И лик мой также заодно
Из памяти всей смыт.
Вода столетия уже
Зловонная стоит
На ядерном, на рубеже
Тихонечко фонит.
В течении атомной зимы
Бытия замёрзли все останки
Свидетели остались лишь немы
В истлевшей киноплёнке.
Последних серых дней
Караван проходит
Небо всё становится черней
Все ушли и всё уходит.
Сколько шансов не давали
Человеку, людям осознать
Всеравно друг друга убивали
На себя на всё плевать.
Нет случайностей подобных
Чтобы жизнь свою просрать
Человечество способно
Лишь уничтожать...