Не поскользнуться б на этой рифме —
заподлицо все строфы, и строчки вровень...
Так и не съездил на Тенерифе —
уж и не съезжу... И жизнь, как ворвань,
на вкус и запах. И путь мой скользкий,
а бесконечность — и та дурная.
Как-то бессмысленно всё, без пользы...
Жаль, что не сплавал я по Дунаю.
Фарсом назвать мне, или гротеском
третий акт этой скучной пьесы.
Но коль проваливаться — лучше с треском,
возникая из дымовой завесы.
Что ж, говорят мне, не обессудьте!
Извиняемся, барин, — не угодили.
И они совершенно правы — по сути...
Эх, прошвырнуться б по Пикадилли!
Судно моё в бесконечном дрейфе,
и пейзаж день ото дня пустынней.
А та штука, которую строил Эйфель,
говорят, в Париже торчит поныне.
Да, не в те меня занесло широты,
ни тебе гор гряды, ни огородной грядки...
(не дай Б-г стишок прочтут патриоты!)
Да успокойтесь, со мной всё в порядке.
Я ведь просто акын — что вижу, о том пою,
и мелодия мне подойдёт любая...
Жаль, сказать мне некому: "I love you",
прыгнув с сотого этажа в Дубае.