Чтобы с ними мне говорить
Надо чистым быть как белая мякоть кокоса, —
Чтобы вкусным быть как халва. Скользить... —
Смятая папироса...
Но дым трубил стольких горластых глыб
И что? — перетрубил эти угли? —
Лишь гари больше в проруби скользких рыб,
Да боль и слякоть их душ... — как можно... —
Они и сами кричат, да по всем углам —
Мы не хуже тех кто кричал доныне.
И кругом порой тишь да гладь
Перед бурей зеркальных меринов.
И так принято, что же, теперь и мне
В эти сети, в этот мирок аквариумный...
Я пытаюсь сказать — как сейчас, —
Что требует выхода... — в океанариум?
Где ни власти нет и свободный корм,
Где и смерть за слово пустое сказанное, —
Как и здесь, в загоне — только там ты гром,
Здесь корова в шелках привязанная.
На цепи в почёте во всех цветах —
Что зовутся лаврами. Счастлив ты?
Эй, поэт, ты счастлив, ответь мне брат, —
Ну какой ты... — Пушкин, Есенин... — Лазарев,
Пусть воскресшие классики ворожат
Над мальцами — к Поэзии не причастные
Обучают грамоте и вершат
Их судьбы и жизни разные.
Пусть идут по тропе семейных бурь
Корабли... — Поэзии не причастные... —
Мы плывём — на остров где нет земли —
В Океане что без названия здравствует.
Чтобы выяснить для чего и как,
Если веточка дервенеет крошится;
Но если год от года идут ростки,
Значит дерево, всё же, рожденно.
Если дерево, суть Поэзии, — это шум
Вечных листьев, одни умирают, — падают,
Значит боль Поэзии, это ум,
Что надеждой своею празднует.
Я устал, понимаешь, смотреть и жить,
Я чего-то должен, прости меня Девочка,
Дай мне разум такой чтоб я смог любить
И шуметь, и кричать, и скорбеть, и странствовать —
Над людской молвой, над плебейским ртом,
Над патрицианским скупым обычаем —
Вечно скрученным золотым ярмом
И желаньем для всех... — быть отринутым...
Чтобы вечно видеть один закон,
Называй как хочешь, — не прогадаешь ты.
Человек ведь слаб, а поэты в том,
Что тюрьмой, где сидят, таких бедолаг привязанных... —
Ты послушай того и с того сдери,
И три шкуры, и три мешочечка с золотом,
И конешно, всё это переживи,
Ведь тюрьма твоя, и в тебе ты золотко.
Ходят царства так, да из века в век,
Ни черта о себе не знаючи,
Как и те, что эти царства в себе
Создал, и правит ими играючи.
Метр, метр — хлыст — и улыбку надень
На лицо, и смени рождение —
Ты сегодня здесь, на русской земле, —
Гражданин Глагола не Вербала.
Не глаголишь умно, но вербуешь в такт
Богатырской поступи и сердешности;
И кричишь на землю, в которой прах,
Твой, по ветру давно истаял весь.
Если глянуть шире, опять же — в ряд
Для Души — то какая разница,
Если путь твой, здесь, чтоб вершить обряд
Только истины неприкаянной.
Чтобы так проникнуть в неё умом,
Чтоб ничто, тебя, не касалось здесь —
Ни козырный брат, ни коварный друг,
Всё едино и все лишь падают... —
В бесконечность имён, на которых прах,
Вот уж доблесть, давно, истлела вся,
Но живёт, в других, где и твой фрегат
Исполинской мощи под берегом. —
Кружит, вьюжит, потешит досужий люд,
Вот и сам уже жадно ловишь ты
Вдохи, выдохи... — эти ветра блюдут
Паруса твои альбатросные.
Когда в тихой гавани все свои,
То гремят полководев здравицы.
И никто б из них... — никто б из них... —
Но те времена уж канули...
А я требую продолженья игры,
Но такой, чтобы выдохом, прямо к разуму,
А потом мой бог, это ты... —
И всё что сказали... — сказано?
О Тебе, так много сложили книг —
Перечесть не найдётся времени...
А ты здесь... — пока, не проложишь нить,
Лишь гадать на волнистом гребене...