I
Заснеженная веток кутерьма,
Запутанность разбойных лабиринтов,
Где сотни лет хранит добычу флинтов
Извечный страж - египетская тьма...
За ветками притихших окон свет
Прикрытый, перекрашенный, согретый,
Уж гаснущий, но где-то недопетый,
Оставивший в случайных душах след...
И ветки те дрожат в кромешной тьме,
Зачеркивая яркие квадраты,
Как будто бы квадраты виноваты
В случившейся не вовремя зиме...
Под ветками прохожие идут,
Но не спешат разгадывать загадки...
У каждого задатки и закладки,
Свои дела и только свой маршрут...
Никто не остановится здесь вдруг,
Чтобы стоять, смотреть в чужие окна
Сквозь ветви, что как нервные волокна,
Изображают так корявый круг...
Неспешно вдаль ночная жизнь бежит,
И вечер преспокойно ночью станет,
Трамвай последний ночь звонком изранит,
А улицу от крупки всё першит...
А вот в квадратах окон всё не так!
Там жизнь другая, мир другой и люди...
И то, что было там, и то, что будет,
Поймет не всякий знающий мастак...
II
У нас жизнь горькая, всё топи да трясины,
Всё буераки, рытвины, канавы,
Да сухостой, да желтизна купавы,
Песок сыпучий, глина, ёлки, да осины...
И паутины маета, мотня по ветру,
Седые клочья серых прядей гривы,
Чужая пыль, как порохня с обрыва,
И километры по болотам, километры...
А иногда, и той-то нет, нет даже горькой...
Там жизни нет, но нету там и смерти!..
Лишь только нежить, нечисть, но не черти,
Все те, кто водится в болотах да под горкой...
Там леший, водяной да куляши оравой...
Шутник Аука да незрячий ЛИстин
Не допускают никого до истин,
Ни прямо не пройти, ни слева и ни справа...
А дрекавац иль дрекавак - кто? зверь? иль птица?
А дивьи люди мор куют и оспу:
Одна рука, нога и глаз - всё просто!..
Всего по разу - так чему ж тогда дивиться!..
Еще шишимора живет, Кощей да Лихо...
А птиц немного, но бывают также...
То Алконост, то Гамаюн и даже
Из подземелья птица Сирин входит тихо...
Сюда приходят по указке, без подсказки...
Вот мара, мана, блазнь и морок, призрак...
Все разные, но есть единый признак:
Всё это наша старина и наши сказки...
У нас жизнь горькая, всё топи да трясины,
Всё буераки, рытвины, канавы,
Да сухостой, да желтизна купавы,
Песок сыпучий, глина, ёлки, да осины...
III
Я тебя потерял среди желтой хрустящей листвы,
Среди листьев кленовых, что лапами ноги хватают!..
И уже не сбежишь, хотя тут же виденье растает,
Но не пустят оковы из золота и синевы...
Здесь белесых туманов повисла молочная муть,
Укрывая проходы, где бродят угрюмо буканы,
Из берез и дождей в этом мире силки и капканы,
И живут здесь обман и подруга его баламуть...
Я тебя потерял в непролазном овраге сыром,
Позаросшем крапивой и сохлой травицей-дурманом...
Где лишь заячья кровь да кровавец еще для сакманов,
Где цветет лишь зазор, стыдоба да местами сором...
Чахнет терпкой черемухи горечью вяжущий куст,
Стонет в сырости девка, листы паутиной скрывая,
Голодуха, глотиха, христова невеста сухая
Отцвела, как и все, да вот ягодник нынче здесь пуст...
Я тебя потерял и найти мне тебя не судьба!
В чаще хмарь, комары, в чаще зверь и нечистая сила...
Где же только по жизни судьбина меня не носила,
А сюда никогда не таскала меня голытьба!..
Край неторный, нехоженый, край ведунов, колдунов...
Чего нет в том краю, то наверное ночью приснится!
Будь кикимора, леший, медведь или просто лисица,
Или просто петух, или стая каких пеунов...
Я тебя здесь искал, где в березах, как нимб, ореол...
Я по листьям бродил, что, как лапами ноги хватают,
И от них не сбежишь, хотя тут же виденье растает...
Не тебя потерял, а себя я уже не нашел!..
IV
Рассвет забился в поцелуе,
Кроваво-алый пурпур губ
Был непреклонен, нагл и груб
И подчинял себе, волнуя...
Он вниз сбегал по косогору
По самой кромке крутизны,
Где даже валуны грустны,
Лежащие здесь для декору...
И так до самого до низу,
Где высота валилась ниц
У брюха серых медяниц,
Где довелось прилечь ирису...
Рассвет кончался, ты вставала,
Включалась в суматоху дня
И начиналася возня,
Как вечно в будний час бывало...
Ты убирала нож и прутья,
Ты знала, как насыпать снег,
Болезнь изгнать, как без аптек,
И наказать людей как жутью...
Да... так шептали за спиною:
Та, что владеет ведовством,
К чему ей знаться с воровством,
И всё такую ж паранойю!
И молоко даёт ей фартук,
Еду приносит белый пёс,
А чтоб не портила овес,
Сам ей налей ты пива кварту!..
Вот так и жили: ты в полётах,
Добро всё копится само,
Собака носит эскимо
И штаб-квартира на болотах...
То звёзды пропадут, то месяц,
Ночами шАбаш... там шабАш...
Так, что ни вечер - макияж
И никаких там околесиц...
И власть следит довольно строго,
Чтоб не обиделись никак
Ни ****ь, ни ведьма, ни ведьмак!
Не то с вас штраф иль вдаль дорога!
V
Птица Могол, птица черная и мощная!
Птица Могол облетает Правь, Навь, Явь...
Догоняй её, скорее продырявь!..
Да не сдюжишь: в трёх мирах она полнощная!..
Ну, птица Могол, нет Могол, весь век ты рядом,
А я всю жизнь тебе любовь, ты поишь ядом...
Я век живу, и жизнь моя вся напрочь в Яви,
А ты из Нави сразу в Правь лишь хвост раззяве...
И воронье, и воронье, кортеж крикливый!
Единой стаею вокруг, как черной гривой!
Единым криком, да еще единым ором...
И срам сплошной, и колготня и ругань хором!..
И заводит она песню, в ней добро и зло!
Но смотрю я через песню, сквозь мечты!
Вижу, чувствую, болею я почти!
Сквозь болезнь тебя я вижу, как мне повезло!
И всечасно-то на ней всё синь да черное!
Да кругом везде лишь грай и песня вздорная,
Как поднимется она, то туча тёмная
С громом, с молнией, с грозой, ох! жуть поёмная!
Гудом день весь загудит, страхом живь наполнится,
А ночь потом пуста стоит, ночь-бессонница...
Черны лебеди курлычат, совы ухают...
Враг людской радёшенек, когда пронюхает...
Но сбегаешь постоянно ты и там и тут...
Я хожу, тебя ищу всё время наяву...
Что-то нужно мне достать, да хоть разрыв траву...
Может быть тогда случится наконец остуд! ...
VI
Она появляется только в дождливые дни…
Слегка улыбнется и сбросит свою пелерину…
Так чем-то похожа она на одну балерину!
Да, только всё это итоги пустой болтовни...
И свет неземной от дождинок в её волосах:
Улыбка вся светится, светится как-то в смущенье...
Оно переполнило всё плюс желанье прощенья...
Решила всё спрятать, спустить на сплошных тормозах…
Она посидит минут десять, а может быть семь…
Смущенье не даст отдохнуть от дождя и дороги:
- Мне чаю налей? -
Эта просьба звучит на пороге…
- Налить? -
Я бегу, поскорее налить чаю всем…
Пьём молча... не знаю, о чем нам сейчас говорить…
И только улыбка свободно гуляет меж нами…
Улыбка расскажет всегда, что не скажешь словами…
А что не расскажет, о том знать не стоит блажить!..
Я сразу узнал ее, это, конечно, она
Её изменить хоть чуть-чуть даже время не может
Кого-то, конечно, оно и терзает, и гложет,
Но ведь не её! это вечно во все времена!..
Имен у неё, сколько ходит по свету людей:
Любимая, милая, люба, зазноба, присуха...
Не девочка, девушка, женщина, и не старуха,
А счастье мое, красивейшая из орхидей!..
Она моя первая, радость моя и рассвет...
Она моя пристань, которую сам я покинул...
Всё что-то искал, потерял, позабыл да и сгинул,
Но у сердца храню оберег, талисман, амулет!..
VI
Ее можно видеть, как видят незрячие мир,
И даже не видеть, а только заметить касанье,
Сквозь тени и сумрак едва ощущая мерцанье,
Вдыхая эфир, выдыхая последний плезир...
Её можно слышать, с ней вместе дышать и смотреть...
Её можно чувствовать, знать, понимать, просто помнить!..
Она весь твой мир окружающий может заполнить,
А может в микронах навеки тебя запереть...
И знаешь, теперь она рядом с тобой навсегда,
Как день вместе с ночью, как сушь с наводненьем едины...
Мужчина и женщина - это ведь две половины
Дороги, ведущей как раз через нас в никуда...
И можешь исполниться чувства, что мир весь един!
И ты в этом мире совсем не последняя крошка!
И чем-то ты важен для космоса, пусть и немножко,
Но всё-таки важен, как важен любой паладин!
И всё это держится как-то на ней и тебе
И, если б не вы, то аккорды бы не прозвучали,
Тех гимнов, которые были когда-то вначале,
Мелодий, звучащих поныне в последней избе...
VII
И только поймешь, что вот женщина эта твоя!
Что ты без нее никуда, никогда и нисколько! ...
И будь она чукча, с Борнео, с Гаити иль полька...
Она тебе ближе, чем даже иному семья...
И в это мгновенье, как только ты суть всю поймешь!
Ты вдруг осознаешь, что стал одинок совершенно!..
И нет ее рядом, но только другое бесценно...
Другая с тобою, её за собой ты ведешь...
Она - твоя часть! и она же твое бытиё!
Она с тобой рядом, когда та другая вне яви!
Пусть первая в Прави пребудет, пусть в Нави, пусть в Слави...
Вторая тот час же на месте на тайном её!..
И сам ты не знаешь, не видишь, не чувствуешь, КАК!
Как всё происходит, как это всё время бывает...
Одну ты ведешь, но вторая тобой управляет,
Одна в подчиненьи, но первая - дикий сайгак!
VIII
Какая робкая капель
Средь ночи постучалась в окна!
Шептала жалко, что промокла
И что мечтает про постель...
И хоть стоял разгар зимы,
Но в воздухе висела влага,
Как будто желтая бумага
Пускала едкие дымы...
И в испарениях густых,
Местами даже вроде тёмных,
Метанье призраков бездомных,
Крутых, простых и испитых...
И снег местами стал водой,
Хоть и мечтал он быть утесом,
Такой твердынею белёсой,
Парящей где-то надо мной...
Он стыл от туфель до воды,
Сквозь ночь листом улегшись белым,
А по листу бежали смело
Сырые серые следы...
В начале след был словно нить,
Он был изящен, тонок, строен,
Казалось в это место встроен,
Чтоб что-то вечное творить...
Но проходил какой-то миг
И завершалось всё узлами...
Они запутывались сами,
На блик мотаясь да на бзик...
И завершал всё снова лист:
багня, багно, в траве болото...
О нем не помнит отчего-то
Ни разгильдяй, ни моралист...