В основном во мне уживаются два образа.
Дали, закручивающего усы при виде хорошенькой женщины и булочки с маком.
Фрейда, мучительно раздумывающего после своих сорока над вопросом, почему он больше не хочет женщину.
Иногда в меня заглядывает Николай Алексеевич Толстой с его неуемным аппетитом к босоногим крестьянкам, на фоне показушных выходов в народ.
Или другой Толстой с Хождениями по маленьким мукам.
Реже меня посещает Федор Иванович Шаляпин с его знаменитой фривольной фразой, – Ну, детка, раздевайся.
Бывает, возникает внутри меня что-то от плутоватого Плучека в отношениях с зависящими от его прихотей актрисами.
С возрастом у меня все больше проявляется солидарность с народами, употребляющими Виагру перед... Я уже почти готов согласиться с моим домашним хирургом на вживление детородного органа от давшего дуба соседского мастифа, с которым многие годы был на дружеской ноге с брючиной, орошенной памятью о нем.