***
Был Светлый Вторник. Ночь. Тепло и свято.
Кагор, кулич, яйцо… — «Христос воскрес!».
Вдруг вижу… Небо надвое разъято,
Свернулся звездный атлас. А окрест
Разлился дивный свет. На сад, на дом, на поле
Нисходят ангелы. Меж сфер фаворского огня,
Христос - Судья на адамантовом престоле
Сидит и молча смотрит на меня —
Лишь краткий миг!..
Вновь ночь. Тепло и тихо.
Общинный стол в свечах. Полночный пир.
Сосед трясет: «Тебе, брат, вижу, лихо?»
— Пасхально, брат, в душе и рай, и мир!
Живу я, грешный, ради хлеба куса,
То белкой в колесе, то словно в масле сыр,
Но только вспомню взгляд тот, Иисуса, —
В душе блаженный плач, и рай, и дивный мир.
***
Рядом с нами, но иначе
Жил один угодник Божий.
Как у всех: машина, дача —
Ни дешевле, ни дороже.
Скромен, внешне неприметен,
Не аскет и не подвижник,
В цирке был, и на балете,
Не невежда и не книжник.
Увлекался спортом с детства,
Знал свершения науки.
Не давал обета девства,
За Христа не шел на муки.
Чем же Богу угодил он?
Как Ему стал верным другом?..
Помню, на краю могилы
Так завет вверял супруге:
— «Путь к спасению ты знаешь,
Писан золотом на белом:
«Никогда другим не делай,
Что себе не пожелаешь!»
***
Священников ленивый только не судил:
Чревоугодливы, жадны, сребролюбивы,
И прочее… Всего денек бы походил
В их звании да рясе тот правдолюбивый,
То сразу б изменил привычке с кандачка
Стричь всех и всюду нынешней гребенкой…
В селе служил священник. Там века
Стояла церковь на холме в сторонке.
Так мышь церковная жила там всех сытней,
Нужда и бедность правили приходом.
Видать Господь смирял до лучших дней
Отца, хоть тот и был любим народом.
Но, возроптал отец! Поехал в монастырь
У старца испросить благословения
На перемену места. Чтя в уме Псалтирь,
Встал перед кельей старца — весь в сомнениях.
Вокруг скита гудит огромная толпа
Таких же, как и он, пришедших за советом.
Вдруг видит… столп огня; внутри столпа
Идет Амвросий — весь объятый светом.
Узрев в толпе отца, Амвросий прокричал:
«Иди назад, отец! Один он — вас же, двое!»
А тот восхи;щен!.. Громом прозвучал
Совет… Спросил: «Нас двое, или трое?»
Ответил старец: «У тебя помощник — Бог,
Бес – искуситель — тот один навеки.
Иди назад, не бойся ничего.
Всем в мире правит Бог — не человеки!
Кому легко? Грешно бросать приход,
В который добровольно напросился.
Служи! Да каждый день! Тут и доход
И благолепие» … Священник согласился.
Воспрянул духом, возвратясь назад в село,
Он стадо малое свое в беде не бросил.
Стал — пастырь добрый, жил — добро зело,
И стал таким же старцем, как Амвросий…
Так — не суди, да будешь не судим,
Какою мерой мерим — нам отмерят…
Куда Господь привел — там и трудись,
А Он всегда управит — будь лишь верен!
***
В скиту толпа народа. Загодя пришли
Решать свои духовные вопросы;
Стоят и день и ночь. Все люди — соль земли.
В надежде, что сегодня сам Амвросий,
Великий старец, сможет их принять
В «хибарке» — побеседовать о горнем.
Но, искушение! Ну как тут признать —
Не дремлет бес!.. Вдруг баба, с виду дворня,
Сопя, толкаясь, нагло лезет в первый ряд:
«Мне надо! Я всю ночь стою! Сгинь, нечестивец!» ...
Амвросий вышел. Скромный вид, смиренный взгляд,
Болезнен, немощен, бесстрастен. Прозорливец!
Притихли все. В сей миг меняется судьба;
Молчат о бедах, скорбях и несчастьях.
Тут наша баба, что иерихонская труба,
Как загудит: «Спаси, отец! Прими участие!
Индюшки дохнут! Каждый Божий день
Сижу меж них до ночи спозаранку!
Все деньги извела! А фершел, старый пень,
Врет, спьяну, про чуму да лихоманку!»
Амвросий ей на ухо что – то пошептал,
А вслух велел: «Дай мешанку с пшеницей,
Да зелени прибавь» … Народ весь возроптал:
Мол, что за баба! надо ж клухой уродиться!
Приехать за сто верст, молоть свое вранье!
Ну, курам на смех!.. Старец успокоил:
«Не смейтесь! В тех индюшках— жизнь ее!
Толцы! Моли! чтоб все Господь устроил!»
***
— Ужели сам великий наш писатель Николай Васильевич Гоголь
У нас в монастыре духовно лечится? Придумщик он большой!
— Мне старец говорил, мол, не гляди, что он гурман и щеголь,
Смешит сквозь слезы, мечется, ведь, главное, что он не мертв душой!
— Ужели барин наш Иван Киреевский издал «Добротолюбие»?
Философ - любомудр! Славянофил! Он показал: афеи мыслят брюхом!
— В беседе старец наш изрек: «Таких сердечно любим мы.
Стал оптинцем мирским, всех обличил, кто одержим нерусским духом!»
— Ужели «Консул» в Оптиной постом принять решился постриг?
Торчали бы погоны из под ризы! Все мысли у него на свой салтык!
— Мне старец пояснил: «Леонтьев хоть вериг смирения не носит,
Он — охранитель от сюрпризов... эгалите, да либерте… типун им на язык!»
— Ужели наш помещик Алексей Степанович Хомяков
Живет в скиту? Он рыцарь православия, в доспехах спит! Учитель Церкви!
— Освобождая наше богословие от западных оков,
За целостную истину он бьется с инославием, как старец говорит: «в миру, да круговерти!»
— Ужели, сам пророк - писатель Достоевский,
Пришедши в скит к обедне, молча встречи просит?
— «Он — кающийся грешник! Светоч невский!» —
Так нам прорек намедни старец наш Амвросий.
— Ужели гений русской философии Владимир Соловьев
Стоит в притворе слева? Нынче в Церкви он? Ну, экая орясина!
— Наш старец молится о нем!.. Покуда пел Софию соловьем
На всеедином древе, — впал в соблазн! В доспехах, в мантии и в рясе он!
— Ужели явный богоборец и хулитель граф Толстой
У врат скита с лошадки слез, и косо смотрит на святыни?
— Наш старец передал ему сосуд воды святой,
И тут же графа обуял сам бес великия и страшныя гордыни!
***
Благочестивая купчиха
Постом решила причаститься.
Взялась за дело скромно, тихо —
Бесплотный дух так не постится.
Она всю первую седмицу
Вареной пищи не вкушала,
Не стала петь, вязать на спицах;
Чтобы семья ей не мешала
Во время чтения Псалтири:
Она и нянек, и детишек
По меблированной квартире
Ловила словно кошка мышек.
Борясь с грехами праздной лени,
В молельной ладан воскуряла,
Всех опускала на колени
И, дав наказы, — оставляла.
Родному мужу объявила:
Они общаться станут редко,
Чтоб не смущала вражья сила,
«В пост будем петь на разных ветках».
Но денег выпросила больше:
На постный стол, на подаяния,
На церковь, «службы чаще, дольше».
И начала свое стояние…
Был пост ее суров и истов;
Молитвы дух, как кремень — твердый.
И стала, словно ангел — чистой,
Оставшись, будто демон — гордой.
***
— Отче! Вся душа в раздрае!
Не могу с женою жить:
Вяну, чахну, помираю!
Я хочу Христу служить!..
Детям я, по жизни, нянька:
(Скоро «нам» опять рожать!)
«Ваня, сядь-ка!!! Маня, встань-ка!!!»
Как тут в сердце ум держать?
Непрестанные заботы:
Что поесть, во что одеть;
Ежедневная работа.
Как молиться? Где тут бдеть?..
— Церковь малую устроить,
Тяготы; родных нести:
Этот крест тяжельше втрое,
У;же нет в миру пути.
Тут аскезы общей бремя,
Общих бдений и молитв,
Тут сопостничеству время,
Время праздников и битв.
Тут любви долготерпение,
Труд со - бытия с другим,
Хора камерное пение,
Милосердия круги.
Это — лествица на небо
От погибели в миру…
Несемейный, — был, как не был, —
Лишь пушинка на ветру…
— Я желаю службы длинной!
По ночам, в скиту, Псалтирь…
— Нет! Семья для мирянина,
Что монаху — монастырь.
***
Святки! Снежное веселье!
За окном трещит мороз.
Я сижу в уютной «келье»,
Мне светло от тихих слез.
Ярко теплится лампадка;
Вкруг икон струится свет.
От ночной молитвы сладко.
Тела, словно бы, и нет.
Пью я ро;су благодати…
Вдруг раздался в двери стук!..
Что за лихо?! Как не к стати!
Кто там? Сродник? Старый друг?
Нынче мне никто не нужен:
Станут мiром донимать.
Я давно с молитвой дружен,
Мне она — отец и мать!
Христославы спеть колядки
Завернули по пути?
Жизнь летит! то пост, то Святки, —
Душу некогда спасти.
Нищеброды опохмела
Клянчить, к ночи забрели?
Мир! твой грех достиг предела;
Срам покрыл лицо земли.
Знать, полунощные тати
Соблазнились на разбой?
Только, что тут воровати?
Все свое ношу с собой.
Может бесы искушают,
Чтоб украсть святой покой?
Мир аскезы разрушают
Страхованием и тоской?
Смертный грех вопит снаружи?..
Не отверзу! Пусть стучат!
Нынче мне никто не нужен;
Здесь слова молитв звучат!
Стук!.. Опять?!.. Открыл я двери,
Смело вышел на мороз...
И глазам не мог поверить:
Там стоял — Иисус Христос!
***
Буря, словно бесноватый
Обезумевший от ран,
Мечет комья снежной ваты
В Божий свет, и в Божий храм.
Мрак и вихорь! На Крещение
Большей не было беды.
Как встречать Богоявление?
Где набрать святой воды?
Как дойти до иордани;
В крест, прорубленный во льду,
Окунуться, покаянием
Смыть болезни и беду?
Не видать конца ненастью,
Буря воет и ревет…
Всех сподобиться Причастия
Колокольный звон зовет.
Началось богослужение.
Светел храм, но тих и пуст.
Над вертепом звезд кружение;
На лице Младенца грусть.
Чу! Огонь во тьме мерцает!
Боже, Русь еще жива!
Слышу пение, восклицают
Христославные слова!
Бабка с дедом, дочка с мамой,
Сын с отцом — идут чредой,
Взявшись за руки, ко храму
Под сияющей звездой.
***
Июль грозит! Вокруг горят дома
От огнезрачных вспышек молний.
Гроза — с утра, к обеду и впотьмах.
Весь воздух электричеством наполнен.
Господь прогневался! Все бают, что Илья
На черном небе сталкивает глыбы
И искры высекает. Нет уже жилья
У полдеревни… Кажется, могли бы
С утра пойти в ближайший Божий храм,
Да Купине от сердца помолиться;
Молебен заказать, с попами по дворам
Пройти с иконами, где нечисть хоронится
Все окропить, омыть святой водой,
Спеть "благорастворение воздухов".
Нет! ждут кликуш, знахарку с бородой;
Шептаний, заклинаний, бабьих слухов…
Глядишь! Архангел с огненным мечом
Идет к деревне по непаханому полю
Меж молний, чтоб найти прогнивший дом,
Где люди не живут по Божией воле.
***
1
Вой ветра душу рвет на части,
Весь мир унылый дождь сечет,
Везде — невзгоды и ненастье,
Постылым дням потерян счет.
В унынии, Господи Иисусе,
В старинный Божий храм войду,
К святой иконе Елеусе,
В прошении слезном припаду,
И всё Ей, Милующей грешных,
Про жизнь мою, стеня, скажу
Покаюсь искренне, неспешно,
Все прегрешения укажу.
О, Матерь Божия Умиление,
Я слабый страстный человек,
Уныния даруй избавление,
Дай силы жить в промозглый век.
2
Как мытарь, я грехов прощения
Молил у Господа Христа, —
Вернулось в душу утешение,
Ушла из сердца пустота.
Змея уныния впала в спячку,
Вползла во тьму своей норы.
Я исцелился от горячки,
Достиг счастливейшей поры.
К святой иконе Елеусе
Пришел, постом, в тот Божий храм:
Убранство в древнерусском вкусе;
Крещатый свод; узоры рам.
Под купол светлыми клубами
Плывет кадильный дым густой.
Я пересохшими губами
Коснулся ризы золотой…
От лика Девы свет излился;
Стекла жемчужная слеза.
Богомладенец наклонился
И посмотрел в мои глаза:
«Любви нельзя добиться силой,
Нельзя спастись, не возлюбя.
Сначала ты себя помилуй,
И Я помилую тебя».
***
Бывало миг, бывало по полдня
Молился я иконе чудотворной,
На ней написан Спас Нерукотворный,
На лике — свет фаворского огня;
Суровый очерк губ, бровей и век,
Власы, брада, под ассистом тончайшим.
Точнейший список со святыни величайшей,
Всё говорит — се Богочеловек.
Но вот беда — Он смотрит… не на нас!
Сначала думал — это искушение,
Но было мне приточное видение,
И я нашел разгадку в тот же час.
Стоял меж книг моих, не на виду,
Старинный кодекс византийский,
Сведенный греком эвксинопонтийским.
А в нем — сказание! Я воспроизведу:
«Богач заметил за писцом, слугой своим,
Что, где бы тот в Святой Софии ни молился,
С какой бы стороны икон не становился,
Взгляд Спаса всюду следовал за ним.
Допрос суров. Слуга, душа проста,
Открыл, как дьяволу, в аду не поклонился,
Как аггелам его, борясь, не покорился,
Как исповедал Господа Христа —
В ночном видении… С тех пор Софийский Спас
При входе в храм его встречает взглядом,
И это ясно видят все, кто рядом
Творит молитву…». Вот такой рассказ!
На них взирает Спас, помимо нас!
На них! На исповедников преславных
Христа и истин веры православной.
Да на того слугу, что душу спас
И посрамил начальника бесов.
А Спасов взор ему за то награда…
С иконы этой список из Царьграда
Прислали в край скитов, озер, лесов, —
В Святую Русь, чтоб каждый был готов,
Познав, как царь Авгарь, святое чудо,
Вновь не предать лобзанием Иуды,
Врагу чудесный плат и лик Христов.
Я верю! Стану я, хотя бы раз,
Не блудный сын, а истинный наследник,
Не бесам раб, но веры исповедник,
И взглянет на меня Всемилостивый Спас.
***
1
Я приболел недугом русским, —
Был прилежаше пития хмельнова.
На Масляной седмице вниз по спуску
Летел в санях веселия шального.
Блинов с икрой наелся до икоты,
Хмельна вина напился до перхоты,
Срамных стихов напелся до насладу,
С женами наплясался до упаду.
Ну, то – то удаль! то – то страсти!
Когда б еще хоть с полчаса угара, —
Я б небеса порвал на части,
И солнце б расколол одним ударом.
2
Бес пьянства гнал волну веселья,
Покуда не извергся тошнотою;
Его сменяет бес похмелья
И душу удушает темнотою.
Уныния бес кладет на сердце глыбу;
Каленое железо жжет все члены;
Нутро трепещет, вздернуто на дыбу,
А в глубине горит огонь геенны.
3
Известно, что не сыщешь в мире дольнем
Народных сил — сильнее русской силы;
Но, и она же, ставши волей вольной,
Влечет нас бурным вихрем до могилы…
Я пластырь приложил к саднящей ране:
Стараясь вызвать к хмелю омерзение,
Стяжаю чистоту в духовной бане,
Ум возвращаю в полное трезвение.
4
Пора и совесть знать! Я вышел на стояние!
Благословясь у старца, начал битву.
Хлещу по бесам жаром покаяния,
И омываю дух святой молитвой.
В храм! в храм!.. В Твоей я, Боже, власти!
Уж слышу пение Покаянного канона!
Готовлюсь ко Священному Причастию,
Пост начинаю в церкви — с чертогона.
***
Три дня шел к старцу… Боже мой! ко входу
В его «келейку» плыл людской поток.
В скиту — вся Русь! Тьма – тьмущая народу!..
Молю, скорей пройти канавку и мосток.
Пою акафисты, надеюсь на удачу…
Бог милостив! Восхищен, словно в рай,
Я в келью старца; счастлив, чуть не плачу;
Так благодатно — хоть ложись да помирай!
В огне светильников сидел великий авва.
Кресты, иконы, снимки, стопы книг…
Ужель я рядом с ним, о, Боже правый!
Я прослезился, и к ногам его приник.
— Ну, здравствуй, Вася! «Старче, я же Коля!».
— Да, верно, Николай!… Почто запоем пьешь!
«В рот не беру пять лет!» — Ну, так скажи, доколе
Земле тебя терпеть: почто в блуде живешь?
«Пять лет женат, повенчан». — Имаши ли веру?
Смотрю, над вами нет уже супружеских венцов! …
Антихрист в мир пришел, иди копай пещеру;
Родные против?! Так презри слепых глупцов!
Близ есть, при дверех! Мир погряз в разврате!
Ракеты небо сделали дырявым решетом! ...
Ну, с Богом, с Богом! Нынче некогда мне, брате.
Беги в пустыню!.. Бесов бей молитвой и постом!..
«Как?! Всё?! Но, у меня стряслось такое горе!»
— Господь управит! Ты толцы! — и выгнал за порог…
Христе мой! снова младостарчество в фаворе?!
От этаких оракулов меня, и вас, — помилуй Бог!
***
Весна! Раздолье. Гомон. Оттепель. В сторожке
Сижу на стульце и творю Иисусову молитву;
Гляжу! Ко входу в храм по клумбам, по дорожкам
Бегут, ревя, вонючие козлы и свиньи. А на битву
Ведет их не пастух, (тот пьяный спал), а… сам — лукавый
С кнутом из страшных змей и пряником медовым;
Не в силе Бог, а в правде: гнал я их на славу
Молитвой, Божьим именем, да крестиком пудовым!
Я с батюшкой под Пасху сговорился капитально
Огородить могилки, землю нашу возле храма
От мира. Только шутит он, бого;слов либеральный:
«И так уж до небес заборы между нами!..»
Надеюсь, к всенощной сегодня подморозит,
Пастух проспится и загонит стадо в стойла.
Там их причешут, раздадут корма и пойло,
А то до храма запах гнили и навоза.
***
Это светопреставление!
Днем и ночью — темнота!..
Лето. Утро. Воскресенье.
Церковь Божия пуста.
Три старушки у амвона,
Два калеки, да юрод,
Бомж бредет на звуки звона:
Вот и весь честной народ.
Может быть чума в России?
Голод? Мор? Следы войны?
Нет! Все чинно и красиво;
Просто, — время сатаны.
Все при деле: строят дачи,
Женят, замуж выдают;
Тот стал беден, тот богаче;
Спят, поют, едят и пьют.
Вроде бы не нехристь бабка,
Дед ее — лихой казак:
Кто –то, будто, взял в охапку
И втолкнул взашей в кабак!
Муж с женой хотят прорану
Ехать в храм: зовет родня.
Ночь! а их к телеэкрану
Притянуло… Спят полдня!
Порешил жених с невестой
В храм на исповедь пойти;
Глядь, слепящим Эверестом —
Супермаркет на пути!
Пост усердно держат детки;
Как к обедне зазвонят:
Ой! нам тортик да конфетки
Кто – то дал… Кто — не понять!
Дьякон — блогер, поп — приказчик,
Пономарь — навеселе…
Божий Сын, придя, обрящет
Веру праву на Земле?
Мимо храма бес под ручки
Душу праздную ведет,
Ангел же, в слезах горючих,
Ей поруган — прочь идет!
***
Мир рухнул. Все сошло с ума.
Похоже, бесы соблазнили
Нас миром — вольным, как тюрьма,
А ум да разум подменили.
От них безумец первый — аз!
Я взял свою суму и посох,
Отрезал руку, вырвал глаз,
Убил в себе и страсть и похоть.
Христовым светом просвещать
Сидящих в тьме пошел реально,
Но, нынче, кто готов вещать
О Слове — в мире виртуальном?
И мир остался, как он есть,
Не изменился ни на йоту:
Еще гремучей стала смесь
Из развлечений и работы,
Лжи, гнева, злобы и интриг.
Вдобавок дьявол с шутниками
Суперкомпьютерный язык
Смешал с иными языками…
Я будто в Новый Вавилон
Отправлен, к небу строить Башню.
Мой ближний стал, как киберклон,
Мой дальний, словно киборг страшен.
Они не видят никого,
Не слышат — гаджет, их оракул.
Сильнее духов и богов
В IMAX 3D секс, танцы, драки…
Ни Матерь Божия, ни Господь,
Ни Церковь — не объединяют.
Всех их, вживляя чип и код,
На Башню бесы загоняют.
***
1
Бог вернул мне мой язык,
Исцелив от власти беса…
Я, архангельский мужик,
Был, — по – русски, ни бельмеса!
Любит нынешний эон
Всех кормить словесной кашей.
Тухлой пищей осквернен,
Стал я туп, гугнив и страшен.
Захотел язык продать,
Жарил в общей сковородке,
С общей кашей, чтоб подать
Как закуску к русской водке.
Налетели саранчой,
Долго рвали, быстро ели;
Восхваляли горячо,
Но платить не захотели…
2
Свой язык я им продал,
Их язык — остался чуждым,
Смыслы мутны. Я страдал
От безродности и нужды.
Жил животным много лет
Безобразный, безъязыкий,
Натерпелся страшных бед,
Издавал лишь рык и крики…
Был мне дан молитвы звук
В час уныния и печали,
Я припомнил знаки букв,
Приобщился глоссолалии.
Стал шептать, что было сил,
Непрестанно Имя Бога,
И Господь меня простил, —
Я обрел и глас и логос.
3
Мой язык велик, могуч —
Был, на мир имел влияние,
Нынче меж навозных куч
Сел и просит подаяние.
Где Тургенев, где Толстой?
Русь, очнись, ты безъязыка!
Новояз — лишь звук пустой:
Ржет и лает русич дико.
Русь, очнись — ты богослов!
Рвут язык — глаголь Писанием,
А лишат священных слов,
Плачь, и Бога славь — молчанием.
О, язык — наш русский дом,
От иконы до порога.
Как Гоморра и Содом
Всякий дом сгорит без Бога.
***
Духовный взор зашорив глянцем,
Все смотрим, в розовых тонах,
Как мир кружит в безумном танце,
А балом правит сатана.
— «Наш мир, весь — свят, весь — благодатен,
Его спасает красота!» …
Нет! Мир расхристан и развратен,
Давно ложь, тлен и суета,
Где не живет добротолюбие,
Разрушен свод духовных скреп.
Мир, бывший домом христолюбия.
Стал — богоборческий вертеп.
В нем красоту Мадонны встретить
Среди Содомской красоты,
Трудней, чем свет звезды заметить
Во тьме вселенской пустоты.
От жуткой мути и разврата
Личин антихристовых клик,
Гримасой черной благодати
Обезображен светлый лик...
Наш мир от скорого крушения —
Спасет Христова красота!
Как нас спасает — Воплощение
И Жертва Господа Христа.
***
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
А. С. Пушкин
— «Что, ангел, плохо? Вновь тебе неймется!»
— Ох, мамушка, сглодала грусть – тоска!
Дай жженки! Может счастье улыбнется!
— «Вечор все попил, сидя возле камелька».
— Я праздновал намедни окончание…
— «Морошки дать? Есть сидр, но зауксил».
— … «Бориса Годунова». Это, няня,
Был царь такой. Жил против Божиих сил!..
Чернил, бумаги, перьев не хватало;
Марал, да исправлял. Мешали хворь да сплин.
В ладоши бил, когда все ясно стало,
Я: «Ай да Пушкин! ай да сукин сын!»
— «Мой ангел! мой орел в неволе!
Ну, описал царя… Проси теперь деньжат».
— К нам едет кто - то! Нянька, кони в поле!
Нет! Буря за окном и бесы в ней кружат.
— «Что ж, ангел мой, друзья тебя забыли.
Все дамы да балы?» — И глядь — как раз умрем…
Давно окончен бал. Тот сослан, тот в могиле.
— «Бог мой, за что?» — Повздорили с царем.
— «Он — царь!» — Удавлены веревкой, как иуды!
— «Окстись, мой друг, есть Бог и есть порог!»
— В цепях да кандалах гниют в сибирских рудах!
— «Уймись, мой свет, везде есть царь и Бог!»
— Седлать! Бежать! Я в бешенстве от скуки!
Ко троегорским?.. В Святогоры?.. — «Крутит враг!»
— Я помню чудное мгновенье… Боже! муки
Анахоретом жить! — «Пиши, покуда мрак,
Да круговерть, с овчинку мир, луна с полушку».
— Они любить умеют только мертвых… Что ж — налей!
Покой и воля… Счастья нет… Дай, няня, кружку!
«Ну, выпьем с горя — сердцу будет веселей!».
***
Наш дом в селе Карамыши,
В калужской сказочной глуши.
Живем в покое и тиши —
Вокруг верст на пять ни души.
Лишь в небе ворон закружит.
Кабан по лесу пробежит.
Шальной карась в пруду плеснет,
Да ангел золотом блеснет.
Слетают утки в камыши.
В сухой соломе уж шуршит.
В цветке гудит мохнатый шмель,
Да соловей выводит трель.
Здесь можно всем крутить горшки,
Лепить игрушки и свистки.
Писать портрет или пейзаж —
И для души, и для продаж.
Здесь каждый с радостью готов
Кормить собаку, кур, котов.
Взрастить салат и виноград,
Или возделать вертоград.
Ручной косой траву косить,
В сад воду ведрами носить,
Из ульев брать душистый мед,
Свершать за птицами полет.
Нырять в источник по утрам.
Ходить молиться в Божий храм.
Забыв о праздной суете,
Пожить в молитве и посте.
Ты приходи в Карамыши,
В калужской сказочной глуши.
Ты приезжай в Карамыши,
Вокруг верст на пять ни души.
Ты приплывай в Карамыши,
В рай для измученной души.
Ты прилетай в Карамыши,
Там помолись и подыши.
***
Радоница! Радость — всей земле!
Радуга на небе, как завет,
Между туч сияет в черной мгле,
Миру говоря, что смерти нет.
Меж могил, сквозь прелую листву,
Прорастают желтые цветы,
Те, что мать - и - мачехой зовут:
Их любил писать, когда - то, ты.
С двух сторон душистого цветка,
К месту встречи радостно бегут
Божии коровки, но пока,
Все никак друг друга не найдут.
Ты ушел, а я еще живу.
Мачеха мне — смерть, а жизнь мне — мать…
Скоро, не во сне, а наяву,
Буду твою руку пожимать.
Батюшка отслужит литию.
Я за упокой твоей души
Гимн о Воскресении пропою
С соловьем в кладбищенской тиши.
Я налью себе — на посошок,
Сяду у могильного креста.
— Как тебе, — спрошу, — там, хорошо?
И в ответ услышу: «Кра-со-та!».
***
Нет, не воспраздновать нынешнему веку Светлого праздника так,
как ему следует воспраздноваться.
Н. В. Гоголь
Красной весною, в красный денечек
Взвился над храмом бел голубочек.
Женщина в красном кутит — на балконе,
Муж благоверный спать ее гонит:
«Пасха! Нельзя так бухать и ругаться,
В спящего мужа тортом кидаться!» …
В храме напротив благовест льется,
Дым из кадильниц радостно вьется;
Крест и хоругви, свечи, иконы,
Хор запевает Пасхи каноны.
Батюшка в красном водой окропляет,
С Красною Пасхой всех поздравляет!
Все прихожане после Причастия
Светлы, прекрасны, сияют от счастья…
Женщина в красном припудрила носик,
Грозно спросила, где котик и песик,
Красную в паске свечу погасила,
Выпила, красным яйцом закусила,
Дыма табачного струйку пустила,
Мужа любимого перекрестила:
«Что, благоверный, нынче не весел?
Разве не видишь — Христос Воскресе!».
***
Меня ужасает вечное безмолвие этих бесконечных пространств!
Блез Паскаль
Вверху лазуревая бездна,
В ней духи злобы поднебесной,
Над этой бездной бездна звездна,
Под мною тартар бездны бесной.
Над всем Сверхбездна — вне познания,
Она слепяще – златовидна,
В ней Сам Господь, в Своем сиянии!..
В ничто подвешена, безвидна,
Летит Земля — людей обитель,
На стыке бездн верша кружение.
Лазурь, огонь, лед, дольний житель
Сдались тем безднам в услужение.
Внутри нас жаром бездна пышет,
В душе, в расколотом сознании,
Наш дух ее призывы слышит
И изливает в мироздание.
И кто ответит на вопросы
Зачем я вброшен в мир без рая,
И обречен на жизнь, без спроса?
К чему я бездны выбираю?
Под бурей сколько будет гнуться
Былинка сира и убога?
И как из этих бездн вернуться
Мне в руки Господа Живого?
***
Она жила себе была.
Зашла прижечь недомогание,
И вдруг, как нож из – за угла,
И вдруг, Вселенной содрогание:
Врачебный смертный приговор,
Подписан и скреплен печатью…
О чем вести ей разговор?
Как утром новый день начать ей?
И почему все это с ней?
Зачем она всех смертных смертней?
Как доживать остаток дней,
Когда дух жизни все инертней?
Как не озлобиться на всех,
Не возроптать на мир и Бога?
Не посягнуть на смертный грех,
Не побрести кривой дорогой?
А может в омут с головой,
Или в петлю залезть в подвале,
Чем долго гнить, еще живой,
Гнать боль, что адскою прозвали?
Ей не с кем чашу допивать,
Она одна пред долей этой.
И как ей быть? как доживать?
И пустота… и нет ответа…
Она на весь Великий пост
В скиту свой ужас затворила.
Был быт ее суров и прост,
И только с Богом говорила.
Когда ж к Причастию подошла,
К ней вновь вернулась веры сила,
Она от сердца, как могла,
За всё прощения попросила.
По мере сил дала обет.
И… чудо! Нехотя, украдкой
Хворь отошла на восемь лет.
Но, все ж схватила мертвой хваткой.
Бог дал, она не прокляла
Ни жизнь, ни мир, ни все, что было,
С смиренным мужеством дошла
И заглянула в край могилы.
Когда же смерть ее взяла,
И наступил конец страданий,
Казалось, что она спала…
Всё содрогнулось от рыданий.
А в этот миг ее душа,
Став от страданий чище света,
Пройдя мытарства в три гроша —
Предстала Богу для ответа.
***
Малое стадо! Ягнята, овечки,
Старые матки хромые от ран,
Ярки, баранчики — рожки - колечки,
Несколько козлищ, упрямый баран.
В церкви барочной за сельским базаром
Им проповедует — час, не спеша, —
Пастырь болезный, убогий и старый.
В чем еще держится только душа!
Жизнь его, бедного, била – крушила,
Чаще, чем Сидор козу – дерезу…
Через полгода покинуть решила
Матушка нищий приход. И в грозу,
Тайно, детей подхвативши под мышку,
В город сбежала в немилый шалаш
От непрестанных постов, служб, и слишком
Строгих молитвенных правил. Смогла ж!..
Дети беспутные. Жизнь целибатская.
(Может священник жениться лишь раз).
Все пережил: посиделки казацкие,
Блудные помыслы, — но не угас!
Выбрался! Долгие – долгие годы
Жил, как аскет, и никто не видал
Злым его, страстным, таящим доходы.
Чтоб он на службу хоть раз опоздал!
Что вы! Скорее б куранты смолчали
На колокольне, чем он позабыл
Время молебнов, крестин да венчаний…
Чем же он жил, или кто же он был —
Знает Господь, да убогая келья.
Что и забот – то, — лишь стадо пасти.
Все на чужом на пиру да похмелье.
Все — не беда! Только б душу спасти!
***
Беда пришла! Любимый внук
Сошел с ума, стал бесноватым!
Сомкнули духи черный круг,
Невинным был — стал виноватым.
В Сети ночами стал жевать
Траву, как Навуходоносор,
На Символ веры стал плевать,
Пить нечистоты, есть отбросы.
Начнем при нем молиться вслух —
С хулением валится на землю,
Его трясет нечистый дух,
Он слову разума не внемлет.
А был мальчишка — золотой,
Молился, в храме пономарил,
Добрейший, искренний, простой,
И вдруг, как обухом ударил!..
Просили близких, что есть сил
Молиться всем по соглашению,
Чтобы Господь его простил,
И отступило искушение.
Хотели в Оптину везти,
В Печоры, к старцам на отчитку.
Куда! Такое стал нести,
Что быстро взяли под микитки.
Позвали лучшего врача,
Сказал: «Здоров! В науку верьте!
По вам — у всех рога торчат,
Везде блазнятся только черти.
Отстали! В двадцать первый век
Смешно бояться технологий,
Он современный человек,
Зачем считать его убогим?»…
О, как душа его болит!
Ждем, что наступит покаяние.
Христос придет и исцелит,
И прекратиться беснование.
Молиться будем, станем ждать
Тот день и час, в пощении строгом,
Когда он примет благодать,
И вновь увидит в сердце Бога.
***
Ты укрой меня теплее листопад,
В эту осень я особо унываю,
Я, осенний боровик, тому уж рад,
Что меня холодный снег не укрывает.
Я осеннее одеяльце натяну,
С головой укроюсь, чтоб забыться.
День прошел, я отхожу к ночному сну,
И надеюсь, утро летнее присниться.
***
Хотите верьте — и не верьте!
Я сам бывал большой невер.
Жил, словно нет ни зла, ни смерти —
Мне черт не брат, а сам я сэр.
Но мне такое сотворили,
Назло, духовные враги,
Что я взмолился: «Старче Илий,
Я погибаю! Помоги!».
Приехал в Оптину. Молился.
Записку в келью передал.
Но, вот беда — не причастился!
Не допустил Господь!.. Страдал...
А к ночи лег, готовый к смерти,
Побрит и вымыт, трезв и чист.
Сначала снились только черти,
Потом явился чистый лист.
И, строго, старца повеление
Звучит, как колокол в тиши:
«Впиши грехи свои с рождения,
Брат, и так больше не греши!»..
С утра — звонки и поздравления:
«Куда пропал! Банкет — фуршет!
Храни Господь! Брат, с днем рождения!
Удачи! Счастья! Многих лет!»..
Такие беды наступили!..
Но я не стал бесам служить.
Я верю, это старец Илий,
Помог мне новой жизнью жить!
***
Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени,
но то, что Бог думает о ней в вечности.
В.С. Соловьев.
Безнадежно старомоден.
На «кремлевских» не ворчу,
Ограничен, но свободен,
Вольной воли не хочу.
Нашу русскую породу
Не пои и не корми,
Только дай идти к народу,
Покумекать жизнь с людьми.
Семя совести посеять,
Обнажить свое нутро,
Поискать по всей Расее
Справедливость и добро.
Русский, он всем жжет и вяжет —
Зелен плод и не созрел.
Мы — не то, как мир укажет,
Мы — что Бог про нас прозрел!
***
Я в крик кричал, лицо царапал,
Чтоб прежний образ исказить,
Скрыть от Тебя, что тихой сапой,
Решил своим умом пожить.
Тайком из листьев сласти ризы
Тупой иглой страстей сшивал.
И голос Твой был страшно близок,
Когда ко мне: «Где ты?», — взывал.
Не покаянием омылся,
Но обвинил и вся и всех,
Потом, как тать в ночи укрылся,
Чтоб услаждать свой тяжкий грех.
И Ты все видел, Ты все слышал,
Как я Твой образ искажал,
Ты ведал все, чем дух мой дышит, -
Лишь мой ответ смиренно ждал.
***
В церквах по стеночкам гнездятся,
В своей каморке — у иконы,
Не реже иноков постятся,
И день и ночь кладут поклоны.
Жестоко сдавленные жизнью,
Они крепки остались духом,
Усердно молятся о ближних —
Старик столетний со старухой.
Все видят — Бога, Крест, Писание,
Да Божий храм, да Божию милость
В своих безвременных страданиях
И бездне зла, что им открылась...
Иной в них видит лишь забитых
Глупцов, от горя полоумных,
Но им открыто то, что скрыто
От многих умных да разумных.
***
Плыву в своей лодке по бурной реке,
И сытый и пьяный и нос в табаке.
Душою я молод, хоть телом и стар.
Везу на продажу редчайший товар.
Богат я. Скопил я такое добро,
Что мог бы ходить по нужде в серебро,
На ложе возлечь и плевать в потолок,
Купить даже то, что сам бес уволок.
Но я же мудрец, я сын века сего —
С собой мне в могилу не взять ничего,
Подходят к закату счастливые дни,
А я все пирую, безумцу сродни.
Умру — и как всех, меня смерть заберет!
И — ад!?.. Нет! Греби же вперед и вперед!
Продам за гроши все, что смог накопить —
Лишь только б жемчужину эту купить!
***
Тогда распяша съ Нимъ два; разбойника:
единаго о десную, и единаго о шуюю.
Мф.27:38
Я встал на путь смирения Христова.
Увидев на пределе истощания —
Кеносиса, распятого, простого,
Изъязвленного, в страстном состоянии
Богооставленности полной — человека
Христа Иисуса...
Я Мессию не хулил! Свидетель
Безумный Гестас, распятый калека...
В предсмертные мгновения добродетель
Кенозиса Его до самоумаления —
Я испытал всем сердцем в полной мере,
И принял в истощании — спасение,
И окрестился. В этой правой вере,
С мольбой ко Господу Распятому невинно —
Воззвал и был услышан. Мне открылось:
«Со Мной в раю, ты — Дисмас, будешь ныне!».
Ум меркнет... Да свершится Божия милость!
***
Если увидишь юношу, по своей воле восходящего на небо,
удержи его за ногу и сбрось его оттуда, ибо ему это полезно.
Древний патерик
Искушение
В старинном бедном сельском храме
Служил священником мой дед,
Как добрый пастырь за овцами
Следил за паствой много лет.
И сам я с детства окормлялся
Духовной пищей с добрых рук,
Беспрекословно подчинялся
Его наказам, если вдруг
Подстерегали искушения
На аскетическом пути.
Годами я, с благословения
Его, все тяготы нести
Без принуждения соглашался.
Но, повредился…
В двадцать лет
Ночь — бдел, день — подвизался,
Как древний схимник и аскет.
И тщетно старец мой блаженный,
Поисповедав, наставлял:
«Нет нынче богодухновенных
Отцов. Народ наш потерял
И смысл Иисусовой молитвы,
И навык делания ее.
Не ходят с лаврами на битву,
Когда в руках врага копье!
Ты новичок в духовной брани,
Один — не воин, сладься с тем,
Кто бесом многажды был ранен,
Но бил его, когда хотел.
Ты начал так молиться Богу,
Что даже лоб себе расшиб.
Аскеза — бой, каноны — строги,
А ты удумал свой пошиб.
Ведь Богу — сердце, а не бдение,
Не пост и подвиги нужны;
Иначе, ждет тебя падение
И гибель в пасти сатаны.
Через ступеньку хочешь в небо
По хрупкой лествице вбежать,
Чтоб не разбился насмерть, мне бы
Тебя за ногу придержать!
Живи, как велено отцами,
Да почитай святых отцов!» …
Но все мы делались глупцами
Из богомольных мудрецов.
Я в паутине Интернета
Нашел себе духовника
Умнее деда. Он советы
Давал на странных языках.
И вскоре я, надменный сердцем,
Стал различать добро и зло,
Священных тайн разверзлись дверцы,
Искусством стало ремесло.
Как феникс взвился на вершину,
Свил неприступное гнездо,
Решил, во веки не покину
Свою обитель. Стал звездой!
Но лишь к земле слетел для пения,
Попал в расставленную сеть,
Бес - птицелов свершил пленение
И посадил на цепи в клеть.
Подлунный мир перемешался
И с миром грез, и с миром снов,
Легко в видения превращался
С полунамеков, с полуслов.
Я видел душ умерших участь,
Ночные сны сбывались днем;
Предвидим стал ближайший случай,
Водою правил и огнем.
В моменты ви;дений глубоких
Все озарял холодный свет,
Являлся ангел огнеокий,
Чтоб дать загадочный совет.
Однажды был и я допущен
В его небесный легион.
И стал таким же всемогущим,
И бестелесным, как и он.
Как мой талант проверить в деле,
Сам главный ангел возгласил:
«Ты должен на Страстной неделе,
Ослабив пост, набравшись сил,
Пойти к колодцу возле дуба,
И, как приблизится твой дед,
Вниз спрыгнув, вылететь из сруба,
Чтоб показать, что тела нет…
А лучше, ты на крышу храма,
В Страстную Пятницу взберись,
Как крестный ход пойдет, ты прямо
У плащаницы приземлись…
Исправь ошибку Иисуса!
Еще не бог — так богом стань,
Боятся смерти только трусы,
Умри, а в третий день восстань…»
Распятый ум бредет незрячим…
Вот ангел светлый и родной,
С мечем, как молния, горячим,
Идет меж бесами и мной…
Мой добрый старец в белых ризах,
Все молит много раз подряд,
Встав, словно крест, на край карниза:
Не искушай! Господь Бог свят!
Читай Иисусову молитву!
Перекрестись скорей, сынок!
Опомнись! Бес свершил ловитву
Твоей души! Помилуй, Бог!..
________
Сейчас, тот акт душевной драмы,
Смешит меня, как анекдот.
Я — повар в трапезной при храме,
Ем, пью, гуляю круглый год.
Держусь пока иного кредо,
С ним — в полымя да из огня!..
Спасибо деду за победу
В духовной битве за меня!
***
«Доброго, которого хочу, не делаю,
а злое, которого не хочу, делаю».
(Рим.7:19).
Кабак грехов. Бесовская пирушка.
На ней и я, кто на спор по частям
Продал, шутя, всю душу за полушку,
И жизнь свою послал ко всем чертям.
И день, и ночь играю с бесом в кости
На душу грешную мою. Не серафим,
Он, сам - третей, сидит незваным гостем
Меж мной и ангелом - хранителем моим.
Я снова пьян. Бесовская сикера
Сильней вина меня вгоняет в хмель.
Все говорю, все делаю без меры,
То лезет на язык, что было на уме.
Мой долг — душа. Пытаюсь извернуться.
Бес — старый шулер, грешных душ ловец,
И видно, мне до смерти не вернуться
В родимый дом, где ждет меня отец.
В былые дни я был аскет и воин:
Бес чревобесит — я с постом мирюсь,
Он бьет блудом — я целен, мудр, спокоен.
Он в сребролюбие — нестяжанием борюсь.
Он в гнев, в печаль — я в кротость с укорением,
Уныние нашлет — стужу трезвением кровь,
Увлек в тщеславие — все путы рву смирением,
Возводит в гордость — верую в любовь.
Но рай — не в рай! Ушел в страну далече,
Все расточил, что нажито с отцом.
Помои ел. Со свиньями под вечер
Ложился спать. Хромцом стал и слепцом.
Явился бес. В полунощном видении
Сулил свой рай. В ответ просил признать
Пустяк: он — мой кумир и гений.
И намекнул, как долю предузнать.
Бес ввел прилог. Я вольно уязвился;
Ум с любопытством начал зреть его.
Лишь — миг! Я сочетался, сосложился,
Пленился страстью. Стал немым рабом.
И — я в аду! Мой ангел плачет горько,
Зовет домой на трапезу к отцу,
Но бес когтит, как коршун, смотрит зорко,
Чтоб я добрел к плачевному концу.
Бес убеждает: Ты пропал навеки,
Душа твоя черна от грешных дел,
Спасения нет, лишь огненные реки,
Зубовный скрежет, мрак — ее удел!..
Уныние, беды, скорби, страх могилы,
Отчаяние — скребут, хоть лезь в петлю.
А бес грозит, что лично всадит вилы
Мне в чрево. Вряд ли долго претерплю
Такие муки; Может согласиться
На мировую?.. Все долги зараз
Он спишет. Надо только покориться…
Сулит златые горы — здесь, сейчас…
Господь! Ты есть лоза, а мы лишь рождие,
Чтоб я не ставил голову на кон,
Спаси мя, Пресвятая Матерь Божия!
Управь, святой Никита - бесогон!
***
Апокриф
Рыбацкая байка
"Возлюбленные! не всякому духу верьте,
но испытывайте духов, от Бога ли они,
потому что много лжепророков появилось в мире"
(1 Ин. 4:1).
Был я как – то на рыбалке
На озерах в Черной балке.
Мы до ночи не чудили,
Много рыбы наудили.
А когда взошла луна,
Отдохнули все сполна.
Кто – то дрыхнуть завалился,
Кто – то водочки напился;
Этот в озере плескался,
Тот природой любовался…
Был там Ванька Карамыш,
Шустрый, юркий словно мышь.
Клевых мест не добивался,
Дольше всех не оставался;
Вроде плевые снастишки,
Как у сельского мальчишки;
Вроде шутки все, да смех,
Глядь! наловит больше всех.
Он пришел к моей палатке
Убедиться все ль в порядке;
Сожалел, что уезжаю:
«Лучше клева нет, чем в мае»,
И сказавши: «Ну, пока!» —
Тут же сел у костерка.
Он смусолил свой чинарик,
Хлопнул водочки стопарик.
И, пока я ждал ушицы,
Все травил мне небылицы
Про всемирную войну,
Страшный суд, да сатану:
…Правда Божия еле тлеет;
Божия истина хромеет.
Честь ногами затоптали;
Совесть в землю закопали.
Мерзость от краев до дна.
Миром правит сатана.
Люд живет в смертельном страхе.
Все богатства тлеют прахом.
Все питье — мочою стало;
Вся еда — животным калом.
Вместо хлеба — катешки,
В них котята и щенки.
Лично мне до смерти жалко,
Что не будет там рыбалки.
Воду, что осталась чистой,
Скупит всю себе Антихрист;
Русла золотом зальет,
Берега — в алмазный лед.
Чтоб тебе воды напиться,
Нужно будет поклониться
Сверхкомпьютерной стат;е.
Ну, а кто в миру торгует —
Получи печать на лоб,
Да на руки. Шлеп да хлоп!..
Тем, кто бесам в ноги пали,
Он клыком прокусит палец,
И, из ранки стекшей кровью,
В список впишет: мол, с любовью,
В тот – то час, того – то дня,
Раб уверовал в меня.
Вот такая это сволочь!..
Да! бреду я с речки. Полночь.
Мимо церкви шла дорожка.
Выбегает из сторожки,
Как безумный, сторож – дед.
Вижу — в храме странный свет!
Заглянули в окна сбоку,
Ох! Распахнуты широко
Двери царские. Пудами
В чашах ладан, и рядами
Свечи толстые горят,
Где по кругу, где – то в ряд.
Из алтарного из света, —
Сам не мог поверить в это, —
Как на службе поп со служкой,
Вдруг выходят друг за дружкой
Три громадных петуха!
Вот тебе и ха - ха – ха.
Первый петел белый – белый:
Жирный, сытый, гордый, смелый;
А за ним багрово – красный:
Злой, пощипанный, ужасный;
Третий — черный: лютый тать,
Начал шпорами топтать.
Прокричали по три раза,
И ушли в алтарь. Все сразу
Словно в вихре закрутилось,
Все потухло, все закрылось;
Стало тихо и темно…
А в алтарное окно
Видел все монах – подвижник:
Старец, очень умный книжник.
Он при храме подвизался,
Тут, предвидя, оказался.
В церкви он провел всю ночь,
Чтобы бесов превозмочь.
Лишь к утру прервал моление,
И раскрыл нам смысл видения:
Только мир весь заворует,
А Китай весь забунтует;
Всех пленит лукавый дух —
Скукарекает петух!
Белый — всюду урожаи;
Красный — мы в войне с Китаем
Вскоре терпим поражение.
Всю Россию ждет сожжение;
Кто укроется в домах —
Всех возьмет к себе чума!..
Вскоре вышел петел черны-ы-й…
…Тут таинственный придворный,
Живший при дворце в Китае
Неприметно — заявляет:
«Слушать всем! Ваш век прошел!
Я, Антихрист! Я пришел... шел... шел!» …
…Я проснулся. Рассветало.
Все вокруг покойно спало;
Скрытый утренним туманом,
Мир казался мне обманом.
Ванька - враль исчез давно,
Потребив мое вино.
Знать, конца я не дослушал.
Как уху с дымком докушал,
У костра позадь палатки
Задремал, видать, с устатку.
Хоть рассказчик и хорош —
Врака, так себе, на грош.
***
Притча о слепце и хромце
1
Жил-был хозяин домовит
В загадочной стране.
Решил возделать виноград
Он на своей земле.
По склонам лозы посадил,
Точило ископал,
Поставил мраморный забор,
Но вход не закрывал.
И возвратясь в свой светлый дом,
Задумался о том,
Что виноградник сторожить
Его лукавый раб
Не сможет — тайно станет красть,
Смекнувши, что он добр:
«Приставлю лучше ко вратам
Хромца, но со слепцом.
Когда попробуют враги
Мое добро украсть,
Хромец увидит — он не слеп,
Слепец — не глух. Спугнут!
А если кто из них двоих,
Нарушив уговор,
Окрасть захочет виноград —
Не выйдет ничего.
Хромец не сможет внутрь войти —
Лишен здоровых ног;
Слепец войдет, но, заплутав,
Лишь в пропасть упадет!»
И посадив их у ворот,
Ни в чем не отказав,
Хозяин дал закон и власть
Над всем, что есть вокруг,
Но повелел, чтоб без него,
Покуда он уйдет,
Никто в прекрасный вертоград
Тайком не заходил.
2
Проходит время. Сторожа
На службе день и ночь;
Стремятся честно исполнять
Хозяина наказ.
Но соблазнившийся слепец,
Вдруг ведает хромцу:
«Благоухание идет
Из неприкрытых врат».
«Конечно, — отвечал хромец, —
Господский вертоград
Весь полон сказочных плодов
И сладостных на вкус.
Но никогда не сможем мы
Насытиться сполна,
Не зря хозяин посадил
С хромцом тебя, слепца».
«Стой! Посадить! Так я тебя
На плечи посажу;
Хотя я слеп, но я силен,
Могу бежать весь день.
Я и тебя, и бремена
Не только в вертоград,
Но и до неба донесу,
Ты только мудро правь.
Бери корзины и садись
Скорее на меня;
Сбылось желание мое —
Все блага соберем».
Хромец прибавил: «Если вдруг
Придет наш господин
И спросит нас о воровстве,
То я скажу: я — слеп.
А если спросит он тебя,
То ты скажи: я — хром;
Солжем, так он скорее даст
Награду за труды».
3
Домой вернулся господин,
И что же видит он?
Его прекрасный вертоград
И пуст, и разорен.
Тогда призвал он сторожей
И учинил допрос;
Слепец во всем винил хромца.
Хромец винил слепца.
«Да кабы ты не нес меня,
То как бы я дошел!
Ты видишь, я совсем хромой!», —
Хромец кричал слепцу.
Слепец в ответ: «Кто, как не ты,
Показывал мне путь,
Да без тебя б я никогда
Дорогу не нашел!»
4
Тогда тот добрый господин
Сел на высокий трон;
Багряну мантию надел —
Стал грозным судией:
«Как крали вы, так и теперь,
Хромец — седлай слепца!
Ходите так по городам,
Пусть видят ваш позор».
Потом хозяин тех двоих
В темницу заключил,
И долго слышен был их плач
И скрежет их зубов.
***
Толкование
«…Разумейте же, братие, толкование сей притчи. Человек домовитый — Бог, Творец всяческих. А вертоград — это земля и мир сей. А оплот вертограда — Закон Божий и заповеди. А слуги, сущие с Господом, — Ангелы. Хромец — тело человека, а слепец — душа его. А что Господь посадил их у ворот — это значит, что он отдал во власть человека всю землю, дав ему закон и заповеди. Когда же человек преступил заповедь Божию, за это осужден на смерть, то сначала душа его приводится к Богу и оправдывается, говоря: не я, Господи, но тело согрешило. Поэтому и нет мучения душам до второго пришествия, но они блюдутся, где Бог знает. Но когда Господь придет обновить землю и воскресить всех умерших, как предрек Сам Христос, тогда «вси сущии во гробех услышат глас Сына Божия и оживут, ...и изыдут сотворшии благая в воскрешение живота; а сотворшии злая, в воскрешение суда» (Ин.5:28, 25, 29). Тогда души наши внидут в тела, и каждый получит воздаяние сообразно с своими делами: праведники — вечную жизнь, а грешники — безконечную и безсмертную муку. Богу нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Св. Кирилл, еп. Туровский
***
Погребение
Сельский храм. Рождественский сочельник.
За вратами вьюга завывает.
Белый в белом старенький священник.
Прихожане плачут… Отпевание…
Плачет хор. Огни и свечи плачут.
Воздыхая, плачет звон печальный.
Во гробу — молоденький солдатик.
К небесам плывет напев прощальный.
— Все — суета. Жизнь — тень и сновидение.
К чему мятеж? Все ясно. Все известно.
Пусть был весь мир твоим приобретением.
О, смерть! Твой дом сырой и тесный.
— Пал наш солдат! В славный строй полковой
Больше не встанет!
— Во блаженном успении вечный покой.
Вечная память.
— Покинул дух свое телесное селение,
Остался лишь сосуд пустой и недвижимый,
Без гласа и без чувств — чернеющее брение.
О, тягота! Пути души непостижимы!
— Пал наш солдат! Мать уже не увидит его!
Нас — кто помянет?..
— Покой, Господи, душу усопшего раба Твоего.
Вечная память.
— О, мама и родня, друзья - однополчане!
Настал мой смертный час, поплачьте надо мною.
Все, кто любил меня, идите на прощание.
Запомните лицо — его навек закроют,
Последний раз на лбу оставьте поцелуи.
Я отхожу к Судье, Он нелицеприятен,
Все равны перед Ним, Он, милуя, взыскует.
Мы все от дел своих судиться будем, братья:
Иной прославится, иной же посрамится.
Я, Божий раб, неправедный и грешный,
Прошу вас обо мне усиленно молиться,
Чтоб я не принял мук во тьме кромешной.
— Умер солдат! Смерть костлявой рукой
Всех заарканит!
— Во блаженном успении вечный покой.
Вечная память.
— Не плачьте, братья, о безвременно умерших,
И после бесконечной зимней ночи все же
Восходит солнца свет и греет всех замерзших.
Так тьму телесной смерти уничтожил
Бог - Слово светом воскресения из мертвых
Облек род человеческий в бессмертие и нетление,
Открыл восход на небо всем простертым
Земле и праху. Дом наш — райские селения!
Христом навек разбито дьявольское царство,
Князь тьмы с высот низвержен в пропасть ада,
В неугасимый огнь. Навек льстеца коварство
Пронзили гвозди от Креста. Нам рай — награда!
Пусть не страшит нас в землю возвращение,
Смерть проткнута Крестом, ее держава пала,
Христос нас одарил блистанием Воскресения.
Конец победы адовой! У смерти стерто жало!
— Жив наш солдат! Мать воскресшего встретит его!
В теле восстанет!
— Покой, Господи, душу усопшего раба Твоего.
Вечная память.
Прощание… Погост засыпан снежным пухом.
Поставлен в камни крест. На небе свет и синь.
— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу,
И ныне и присно и во веки веков.
Аминь.