Я думала, ты мой единственный

Я ДУМАЛА, ТЫ МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ



Чтобы лучше понять эту непростую пьесу, советую прочитать предисловие к ней: "Пушкин. Серебро, жемчуга и тайна покрова", текст которого размещен на странице рядом с текстом пьесы.


НА СНИМКАХ:

А.С. Пушкин

Н.Н. Гончарова-Пушкина-Ланская

Сергей Соболевский – друг А.С. Пушкина

Граф Федор Толстой Американец

Наталья Ивановна Гончарова-Загряжская – мать Н.Н. Гончаровой

Петр Ланской – второй муж Н.Н. Пушкиной-Гончаровой

Александр Иванович Тургенев – друг А.С. Пушкина

Петр Вяземский - поэт

Максим Яковлевич фон Фок - управляющий Третьим отделением, с 1826 года фактический глава тайной полиции России.

Николай Первый – император

Элиза Хитрово – друг А.С. Пушкина, дочь фельдмаршала Кутузова.

Мария Павловна – великая княжна, сестра Николая Первого, великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская, супруга великого герцога Карла Фридриха Саксен-Веймар-Эйзенахского. Покровительница литераторов в Веймаре, в частности, Гёте и Шиллера.

Софии Карамзина – дочь историографа Николая Карамзина. Светская львица.

Елизавета Алексеевна – императрица, супруга Александра Первого, тайная муза А.С. Пушкина.

Иван Александрович Нарышкин – посаженный отец Н.Н. Гончаровой на ее свадьбе с А.С. Пушкиным.


Они же – действующие лица пьесы «Я думала, ты мой единственный»

Картина А. Н. Мокрицкого — художника школы Венецианова. В кабинете Жуковского изображены слева направо: П. А. Плетнев, В. Ф. Одоевский (В. А. Жуковский?), А. В. Кольцов, Н. В. Гоголь, А. С. Пушкин, М. И. Глинка (В. Ф. Одоевский?), И. А. Крылов, П. И. Кривцов (А. А. Перовский?), М. Ю. Виельгорский, И. И. Козлов (Ф. Ф. Вигель?) и А. Н. Карамзин. Картина экспонируется в шестнадцатом зале Литературно-монографической экспозиции «А. С. Пушкин. Жизнь и творчество».


Пьеса




                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Пушкин

Натали

Петр Ланской

Александр Тургенев

Соболевский

Неизвестный художник

Портрет Неизвестного художника

Петр Вяземский

Шишкин - ростовщик

Фок – начальник российского сыска при Николае Первом

Неизвестная девушка – копия Натали

Николай Первый – император

Александра Федоровна – супруга Николая Первого

Мария Павловна – сестра Николая Первого

Дантес

Наталья Ивановна Загряжская – Гончарова

Толстой Американец – граф, сват Пушкина

Софи Карамзина – дочь историографа Николая Карамзина

Элиза Хитрово – дочь  фельдмаршала Кутузова, подруга Пушкина

Долли Фикельмон  - дочь Элизы Хитрово
Александр Трубецкой – фаворит императрицы Александры Федоровны

Первая дама на балу

Вторая дама на балу

Третья дама на балу

Адъютант императора

Гробовщик

               
               

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ



                Сцена первая


       

         Кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге. Пушкин у надгробия генерала Петра Ланского и жены. Стучит по камню.


Ланской:

Кому не спится
В ночь такую?
Не беспокойте
Вы мою супругу…
Который раз уже стучите,
Глумитесь вы,
Глумитесь!
Дорогу бы сюда забыли,
Она – моя,
Мне отдана у алтаря,
Вам что, приспичило
Опять жениться?
Зачем?
Могли бы и остановиться!

Пушкин:

И зачем тут и там
Люди ходят по горам?
Нам грозят,
И мы кому-то
Строим козни,
А потом по всему миру,
Тут и там,
Волки собирают кости,
Когда бродят по горам…
А не лучше ли – всем в гости:
Когда мы тут,
А вы – там?
Открой, привратник!
Не слышал ты как будто?
На праздник,
Я приглашаю,
Ну открывай же,
Опоздаем!
Открой, здесь
Гость к тебе из камня!

Ланской:

Шутить изволите, поэт?
Не место шуткам здесь!
А если говорить о камне…
То ваше сердце он и есть,
Но не вы сами!
И почему же
Вы еще не замерзали
В Святых горах,
В своем сугробе возле храма!


Пушкин:

Да времени на это нет!
Впрочем, вы знаете, когда тепло зимой?
Нет, даже очень жарко
И хочется раздеться донага
В пустынном белом поле,
Готовом
К начертанью нот
Мелодии,
Что продиктует небо,
А, может, тихо напоет
Земле
О дружеской веселой
Вечеринке,
Которая обоих ждет
В глухом лесу, в избушке,
Куда ведет
Еле заметный санный след -
Звериная тропинка
В потемках разума.
Там, в глухомани бытия,
Есть печь убогая,
Она
Играет искрами горячего
Огня,
Там небо и земля,
Укрывшись,
Творят свои потусторонние дела,
Тебя ж, как жертву,
Подстерегают там
Греховные утехи
Под шепот веток ели,
Изнемогающих
От прикосновений
Тени,
Создавшейся из двух
Теней,
Восторженно дрожащих на стене
И медленно сгорающих
В огне
Печи убогой,
Невидимо поставившем клеймо
Греха паденья,
Греха
И смерти, и рожденья!
Холодная и чистая зима
Умрет весной,
Когда звериный след
Омоет мутная вода,
Которую безумные любовники
И вечные друзья
На углях печки колдовской
В глухом лесу в избушке
Намутили
Зимой,
Сгорая от любви шальной.
Чтобы и вам было тепло зимой,
Я приглашаю вас с женою
На прогулку,
Пойдемте же со мной!

Ланской (выглядывая из-под надгробия):

Опять вы за свое!
Хорошее же место для прогулок –
Где предусмотрен лишь покой…
А кто у вас там за спиной?
Тургенев, что ли?
Не вы ли это,
Александр Иванович,
Свое оставили надгробие
Без сторожа?
Какой же вы сосед…
Неосторожный,
Вы вместе с Пушкиным
Шутить изволите
Порой ночной?
Ну это по-масонски!

Натали (просовывая руку из-под надгробия, задыхаясь):

Ах, бросьте, генерал!
Какие шутки?
Татьяне
Все были жребии равны,
Так дайте же и мне
Хотя бы это утро!
Позвольте оторваться
От вас и от земли!
А здесь так холодно,
И даже ваше тело
Сверху
Не согревает,
Хотя, конечно, защищает,
Но все-таки – простите
И отпустите!

(Выбравшись на поверхность, отряхивает платье и смотрит на  ночное небо, вздыхает, затем обращается к Пушкину)


А здесь сейчас, как и тогда…
Мороз и солнце,
День чудесный –
Но почему
Испуганно скрипят
Над нами ели…
Я помню через двести лет -
В сугробе закопал
Тебя этот чудак лукавый,

(кивает в сторону Тургенева, который в этот момент смущенно опускает голову)

Покрытый льдом
Масонской славы,
С украденным пером
Гуся в кармане.
А над тобой
Мели метели
И вьюги выли, словно звери,
И плакали, как дети,
На свадьбе Лешего
И ведьмы
С седыми космами зимы.
Носы и губы, даже зубы
У новобрачных от поцелуев
На морозе отлетели
И полетели
Отдельно
К морю,
В жаркие пески!
Вдруг я вчера узнала:
От холода и тени призраков
Куда-то убежали,
Так, значит, и они страдают,
А, может, снова умирают?
И нет в загробном мире
Счастья,
Там вечная зима
И, значит, все же –только ад!
Все – как у нас…
В такие холода,
Мой Бог,
Куда я опускаюсь?..


Пушкин (подавая руку жене):


Тебе так холодно,
Что грустно
И пусто
В  ледяном безмолвии?
Тогда забудь про зиму
И весну придумай,
Пойдем в зеленый лес,
Послушаем,
Что говорят деревья
В бреду
Сезонного оцепененья,
Очнувшись на мгновенье,
Но только не кричи «ау»
В придуманном лесу –
Ни мне и никому,
Чтобы не вышел леший
И не отнял минутную весну!
Молчи и слушай, слушай…
Вдруг кто-то скажет:
«Я приду»!
Пусть и в бреду…
Но станет почему-то легче.

(Тихо, наклоняя голову к уху Натали, тяжело вздыхает)

Любовь все еще мучает меня…



 Ланской (расстроено, выбираясь вслед за женой из-под надгробия):

Что скажет маменька?

Натали (подавая руку Пушкину):

А маменька
Меня простит!
И вы напрасно скрыли,
Что Пушкина письмо
Мы получили,
Скрепленное печатью
Голубой
И лентою атласной
Подпоясанное –
И это вам персонально
Приглашение
На нашу свадьбу!
Ну что ж, поэт,
Пойдем?
Ланской,
Мой дорогой,
Вы догоняйте
Нас,
И  поспешите, право!
Пожалуйста, не обижайтесь…

(К Пушкину):

А ты смирись,
Не обращай меня,
И я
Не обращу тебя!
Не обращай в цветок-
Цветы развратны,
И я не обращу тебя
В колибри,
Трепещущего ради яда
Порочного соцветья.
Не обращай меня
Ты в дождь,
Смывающий следы
Любого прегрешенья,
И я не обращу тебя
В сугроб
Поры весенней,
Покрытый скучным серым
Невезеньем.
Не обращай,
Не призывай,
Не навещай –
И я останусь тусклым
Привиденьем
Для нашего с тобой
Спасенья!


(Видя, как Пушкин с усмешкой на лице кивает в такт ее словам, прерывает свою пылкую  речь и уже деловито спрашивает, переходя на вы):

Однако,
Что вы задумали
На этот раз?
Кого зовете к нам
На брачный пир?
Сначала вам игра не удалась,
Теперь ее мы
Повторим?
Фигуры будут те же,
Я надеюсь,
Но как расставите
Вы их,
Чтоб партии получше
Рассмотреть,
Кого к гостям прибавите,
Кого заранее направите,
Но главное – зачем?
Судьбу уже вы не исправите,
Хоть сотню раз
Всех из могил доставите
На эту свадьбу к нам!
Никто не в силах
Нас соединить,
(Как ни лукавьте,
Но ведь ушли вы сами!)
Или решили позабавиться,
Чтобы после венчания
Опять со мной расстаться на ночь
Для ваших
Карточных страданий?
Признавайтесь!

Пушкин:

Так все и есть,
Но разница лишь в том,
Что никакой не будет
Свадьбы.
Здесь,
В Петербурге,
Мы  только заключим
Помолвку
В уединенном домике
На Невском,
Где тихо обитают мать и дочь,
Сироты…

Натали:

Они-то знают,
Кто пир у них
В лачуге затевает,
Готовы ли оне
К великосветской суете?
Ведь в этом деле
Сироты, вдовы
Совсем, совсем не понимают!

Пушкин:

А мы наймем с тобою
Гугенотов,
Они с такими тайнами
Играют:
Дни превращают в ночи,
Пространство расширяют,
Убранство дома изменяют,
А главное – секундами
Столетья измеряют!
Однако же сегодня ночью
Стая духов
Покинула меня,
Взметнувшись в небо.
Одной кампанией
Взлетели –
Что за срочность?
Дух скорби,
Дух добра,
Дух зла,
Порочного очарованья,
Дух ночи,
Дух утра,
Соблазна и печали,
Дух отрицания
И дух пустого
Созерцанья,-
Стояли в очередь
У моего подземного одра,
Чтобы, дождавшись ночи,
Защекотать,
До одури играть
Моим воображеньем,
А тут – взлетели
И улетели.
Но на прощанье
Прошипели,
Что улетели
Для помывки
В  истанбульских банях,
Поскольку сразу
Все жениться захотели
На строгих девушках-
Художницах,
Которые  добьются-таки
Их изображенья
В зеркалах
И  выведут на свет
Самого красивого,
И обольстителя,
И искусителя!
И не подумали –
А что поднимется,
Когда они объявят кастинг
Духов, например,
В Стамбуле
Там скажут в банях:
Как несправедливо
К нам применять
Подобное двусмыслие!
И духи, прилетевшие
На метлах,
Обидятся на тех,
Что прибыли в каретах!

(Оборачивается к Тургеневу и спрашивает с грустью в голосе):

Мой друг,
На вас играли,
Положим, как на барабане,
Или на флейте,
На гитаре,
И нервною рукой
Азартно
Две струны порвали
На горле,
После
На барабане
До дыры сыграли,
Потом в канаве
Закопали,
На флейте же
Прощальную мелодию
Искали
И подобрали,
Наконец,
Но не сыграли,
Забывшись на минуту,
А просто так игрушки,
Как полуистлевшую старушку,
Закопали
В яме
И навсегда пропали!

Тургенев (смущенно):

Александр,
Я закопал вас не в канаве!

Пушкин:

Да, да, припоминаю,
Вы кинули меня в сугроб,
Морозы помешали
Крестьянам
Скрести лопатой землю,
Она звенела в то время,
Как металл,
И песню поминальную
Мне пела…
Перо гусиное отдайте,
Мне пригодится новое,
А старые,
Которые искали
Вы в доме,
В Михайловском,
Остались у Натальи,
Жена, ведь правда?

Натали:

Да,
Однако,
Куда мы
Движемся?

Пушкин:

Сначала все (оборачивается к Тургеневу и Ланскому, которые стараются успевать за ним и Натали)
Зайдем к  знакомому
Художнику,
Он неизвестен,
Но хорош,
Поскольку пишет
Только в черно-серых
Красках,
А это –
Жизни истина!
Нам нужно посмотреть,
Он, безусловно, интересен,
Хотя пока не моден,
Но мы ему поможем
Нашей помолвкой
Взлететь к высотам звездным!


                Сцена вторая.


         В квартире неизвестного художника в доме на Невском проспекте. Художник стоит у мольберта и  сосредоточенно пишет портрет Натали в черно-серых тонах. Гости, увидев изображение, замирают в восхищении, Пушкин хлопает в ладоши и радостно смеется.

Пушкин:

Нет-нет, не властно время
Над красотой моей супруги
Необыкновенной,
Она по-прежнему прелестна,
Как солнца луч
Небесный,
Хотя и черно-серый…
Но в этом – прелесть!
И ради этой красоты,
Художник, мы погасим свет
Над миром,
В момент
Он станет черным,
И ты представь себе –
Никто и не заметит,
Все повторят твой стиль
И станешь ты известен!

Художник (недоверчиво):

Давно не вижу я живых людей,
Сегодня мир
Гламурных сходок
Обходится без них
И лишь
Портрет портрету говорит:
«Ах, у меня душа болит»!
Шуршит так,
Целый день шуршит,
А где душа – не говорит!
Да потому что нет души,
Душа-то дома,
На приколе,
И неумыта, и не собрана…
Раздета и обобрана,
На койке приспособилась
Валяться днем и ночью -
И лень вставать,
Когда приходят гости,
Стучатся в дверь
Настойчиво
И спрашивают с беспокойством:
«Портрет позвать
Хотя бы на минуточку возможно?»
Душа, халатик запахнув
На голом теле,
Зевнув,
Рукой махнув
Едва открытой двери,
Устало говорит:
Давно ушел
И не вернулся,
Сама все жду…
Да, видно, все равно ему
Не понимать мои страдания!
На отдалении я на него смотрю,
А дальше ни его и ни меня
Не пропускают,
Что очень, очень жаль,
Такие письма получает
Мое прекрасное изображение!
Хотел бы  я их получать,
В таинственных строках читать,
Как любят, как хотят
С моим портретом
Страстного забвения…
Конечно,  бумага все снесет,
Ну, то есть,
Расчудесное изображение,
Которому подвластны сотни
Разноцветных глаз
Портретов,
У которых якобы болит душа –
Однако ж, на портрете я!
Или мне только это кажется…
Такие нынче  времена,
Наполненные темненьким
Самообманом.
Теперь портреты
Сами по себе
По Невскому гуляют,
Вы разве  не встречались?

Пушкин (тяжело вздыхая):

Обман, самообман –
Какая разница?
Все оттого, что вас
Не понимают…
Когда не понимают,
Напрасно обижают,
Когда не понимают,
Вынимают,
Словно перчатки
Из карманов,
Вашу душу
И бросают в лужу,
Когда не понимают,
Улетают
И дружбу с высоты кидают,
Будто камень,
Когда не понимают,
Распинают,
Глумясь,
Бессрочно
Проклинают…
И нет пути назад,
Когда не понимают!

Тургенев (с мечтательным выражением на лице):

Мой друг – святая правда!
А вы, художник,
Черным цветом
Мир наградили,
Как истиной,
Хотя наша сестра
(В избыточном значенье
Половины -
Как человечества мгновенье

(Обращается к Натали)

Простите, дорогая!)
Предпочитает
Сверкающие
Серебро и жемчуга,
А я предпочитаю ночь
Без звезд
В открытых окнах,
Когда готовы облака
Принять меня
В полет
Под бархатным  крылом
Кого-то
С прикрытым маскою лицом
И с острыми когтями
Вместо пальцев…
И шум вселенского дождя,
И вой метели
Вчера
Гнались за нами –
Не успели,
Мы улетели
В тишину
Без счета жизни
На  секунды,
Туда, где годы отстают
На длинные тысячелетья,
Туда, где ни один
Не смеет против быть
И диктовать законы
Бытия,
Где можно просто быть
Или не быть,
Уснуть
Или не спать,
А наблюдать
За тем, как движется судьба
К своей звезде
Успеха и величья
Вся в черном…

Пушкин (задумчиво):

Кого-то вы, Тургенев,
Напомнили мне,
В нелицеприятном свете…
За деньги
Они писали на меня
Доносы Бенкендорфу
Оба!

Тургенев:

Мой друг, их писанина,
Между прочим,
Осталась классикой
В образовании
Для журналистов мира,
По ней они заходят
В сей порочный круг,
Какая их работа?
Да доносят!
Ну и потом,
Что вы хотите:
Один ботаник был,
Другой же драматург
И где-то, в глубине души,
Артист…


Пушкин:

И телом и душою нищи!
Бошняк и Висковатов -
Просто дети
Отца всего в России
Сыск - Фока…
Но почему
Скончались эти трое
Вместе,
Да еще в тридцать первом годе?
Судьбы загадка,
Или  за этим что-то есть
От дьявола –
Защитника и покровителя
Всего на свете лицедейства?

Тургенев:

Вполне возможно,
Но вот сейчас
Сидят
В известной вам библиотеке,
Открытой вашим родственником
Строгановым
И управляемой
Известным вам Олениным -
Публичной императорской,
Строчат свои доносы.
Хотите посмотреть?
Они строчат,
А Фок их принимает
И читает перлы
Политического сыска.

Пушкин:

О, господин фон Фок!
Он – порожденье Бенкендорфа,
И неизбежен,
Как само рожденье
Или смерть!
Я это признаю,
Хотя противно
Жить за стеклом
Под пристальным
Надзором
Сумасшедших…
Но так живет страна,
Которую опутал Фок
Густою агентурной сетью
Сыска:
Теперь всем сумасшедшим
Хочется к заветному
Стеклу приникнуть,
Или, на крайний случай,
В публичном доме
В дырочку в стене смотреть…
Но если вдуматься,
То Фок создал страну в стране,
Страну теней,
Бесчисленных ужасных
Привидений,
Без тел,
Невидимых и неизвестных,
Чей облик – лишь язык
Как главный орган,
Но он же - пистолет,
А также пика, и удавка,
И чаша яда…
Такой, как эта, не было и нет
Страны бесчисленных теней,
Тысяч, тысяч, тысяч
Убийц безруких, но коварных!

(Берет под руку Натали, но замечает, как нахмурился Ланской, и отпускает ее локоть, и она сама  берет под руку Ланского)

Ну что ж, идем на Невский,
В оленинскую библиотеку,
И может, встретимся с
Сбежавшим из этой мастерской
Портретом?



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ





ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ






               Сцена первая


Невский проспект в Петербурге. Место, где расположились художники и пишут портреты на заказ в присутствии заказчиков. Рядом выставлены  картины на продажу. Среди них – портрет Неизвестного художника. Пушкин  с женой,  ее мужем Ланским и Тургеневым прохаживаются  между художниками и  готовыми портретами, внимательно рассматривая работы. Наконец, они останавливаются рядом с портретом Неизвестного художника.

Неизвестный художник (восклицает):

Вот мой портрет,
Нашелся, наконец,
Но почему – цветной?
Изображение мое
Должно быть черно-серым!


Пушкин (рассматривая портрет):

Да он вас продает
И просит цену
Гораздо выше,
Чем за черно-серый
Ваш вариант…

Неизвестный художник (раздраженно):

Но не согласен я,
Цвета нужно убрать,
Особенно
Небесно-голубой
И розовый!

(Портрет пытается убежать,  Неизвестный художник бросается за ним и кричит)

Постой,
Несчастное созданье,
Поймаю я тебя
И брошу в воду,
Цветастую всю накипь
Смою,
Воришка жалкий,
Не смей же больше
Торговать ты мною!
Поймаю, я тебя поймаю!

(Убегает)

Тургенев:

И нам пора,
В оленинской библиотеке
Нас поджидает Фок
С его приспешниками
На вечерю,
Опаздывать нам невозможно,
Чтобы не пропустить
Прочтение доносов.
Но тут сейчас я вспомнил
Донос Булгарина,
Который Фоку написал,
Как ваши стансы,
Александр,
В двадцать шестом
Во славу императора
В восторге
Окунали
В винные бокалы
И запивали
Вином
Те ваши мадригалы
А после все «ура» кричали
Государю,
Тогда и написал Булгарин,
Что если  бы дурак Рылеев
Освободился от мечтаний,
То не мотался бы с петлей на шее,
А, начитавшись ваших стансов,
Кричал бы императору «ура»!
Это я к слову –
Услышал, как художник
Мечтает уничтожить краски
На своем портрете,
Макая его в воду,
Хотя в рацветке яркой
Он дороже,
И намного,
Чем в черно-сером цвете!

Пушкин (улыбаясь):

Да,  и это все  наш Соболевский,
Мой верный друг,
Куда он только не водил
Меня,
Когда из ссылки я приехал,
И даже замышлял побег
Усталому рабу
В Европу, посмотреть Париж,
Берлин…
Хороший малый Соболевский,
Он часто говорил:
«Я заклеймен
Несчастным прозвищем:
Я – сын любви,
Бастард!»
Но был несказанно богат,
Не забывая капитал
Приумножать.


Ланской (угрюмо, беря под руку Натали):

Так почему не убежали?

Пушкин:

Письмо кому-то написал он
В нем признавался,
Даже хвастал,
Как собрался
Избавляться
От тяжкого греха
Самоубийства,
К которому его подвигла
Унылая российская столица.
Он запланировал
Поездку в Псков,
Где я тогда в Михайловском
Опять гостил,
Из Пскова
Вывезти меня
Собрался через
Близкую границу
В Европу
В своей карете…
Я не поехал!

Ланской (еще угрюмее):

Но почему,
Ответьте!

Пушкин:

Мне политические
Лавры Байрона
Не подошли,
А Соболевский
Меня готовил именно для них!
Такой большой чудак,
Спросил бы Байрона сначала,
Зачем Элладу он не спас?
Потом бы мне сказал,
Теперь  куда
Корабль наш поплывет -
В пески, османов
Готикой прельщать?
А, может быть, обратно –
Смущать экзотикой  Европу,
Или – тех и других соединять?
Теперь я – господин Кихот –
Занятно!
Понятно,
Европа-Дульсинея ждет,
Однако,
Нас ли? –
Вот вопрос.
И на него ответил сам я:
Да не отведать бы нам яду
На тех подмостках
И под новой маской,
Как  гордый Байрон,
И даже, может быть, в Элладе!
Я сам себе пометил:
«Неправду
Нам молодость шептала
В больное ухо,
А вы поверили,
Мой Соболевский,
Как жаль мне, право!
В чем сила королей,
А также их коллег-
Султанов,
Увы,
Не вы
Узнали!»

Тургенев (Ланскому):

И чтоб вы знали,
Как только
Соболевский
Это письмо свое отправил,
Его сей час
У Фока прочитали!

Пушкин (вздохнув):

О, представляю,
Как в Третьем Отделении
Смеялись
Над нами!
Быть под стеклянным колпаком
У государя
И замышлять побег –
Безумцу лишь под стать!
И я под колпаком остался
На радость сыску,
А Соболевский продолжал
Меня возить
Во все известные места
Столицы.
Что и отметил вездесущий сыск
В доносах Фоку:
«Было б жаль,
Когда бы Пушкин, наш поэт,
Стал жертвой либеральной шайки,
Собравшись посмотреть Италию,
В то время, как не отпущен был
К Китаю,
Он – как дитя,
Живет воображением,
Его легко увлечь.
Той шайки атаманы:
Вяземский,
Титов и Полевой,
И Шевырев…»

Тургенев:

И кстати,
В творение Титова мы пойдем,
Не так ли?
В отдаленный дом
Вдовы и ее дочери,
Он где-то рядом?
Вы, Александр,
Так щедро подарили
Эту сказку
Приятелю Владимиру Титову,
Племяннику Дашкова,
Министра дел юстиции,
А тот построил
Очень страшный домик
На острове,
Но, вижу, нам он подойдет,
Конечно,
Для сердечных дел!

Ланской ( недовольно):

А собирались, кажется,
В библиотеку
К Оленину!

Пушкин (указывая на один из портретов):

Тропинину заказывал
Вот этот я портрет
Для друга – Соболевского,
Хоть копия, куплю,
И снова подарю,
Как встретимся в библиотеке!

(Смеется, увидев  сбежавший портрет Неизвестного художника, который вернулся и снова пристроился среди других рисунков, навесив на себя ценник)

Ты здесь опять,
Почем хозяина торгуешь?

Портрет (небрежно):

За пятьдесят!

Пушкин:

За эту цену
Мы целого теленка
Купим!

Портрет ( высокомерно):

Неужто
Искусство
И теленок совместимы?
Смотрите сами –
Я такой красивый,
Купите…

Тургенев ( смеясь):

Знаток искусства!
Придет хозяин,
Он  тебя отучит
Раскрашивать его в павлина!
Как поумнеешь – приходи!

Портрет (жалобно):

Куда придти,
Скажите!

Тургенев ( отходя и оборачиваясь):

Хозяина, глупец, спроси!


Пушкин (догоняя Тургенева с  картиной в руках, шепотом,  очень печально, исподтишка оглядываясь на жену и Ланского, идущих под руку и о чем-то  увлеченно беседующих):

Какое мне ужасное
Терпенье
Сегодня выпало:
К жене законной,
Венчанной,
Я подойти спокойно не умею,
Пред Богом
Мне была обещана,
Сегодня почему-то перевенчана,
И руку подает другому,
Я не дойду до домика
На острове
Без срочного разрыва сердца,
Тургенев, уж поверь мне!


Неизвестный художник (возвращается и подходит к Пушкину и Тургеневу)

Неизвестный художник:

Я вижу, мой портрет-
Пройдоха и беглец –
Испортил настроение
Вам всем,
Какой наглец!
Я за него прошу прощения…

Тургенев:

Да нет,
Здесь дело давнее,
Печальное,
Любви большой
Предвидится конец…

Пушкин:

Я очень виноват,
А как исправить положение,
Чем искупить,
Как все вернуть назад?
Как может быть она мне
Не жена!

Неизвестный художник:

Но, господа,
Она ведь женщина…
А ей всегда
Угодны жемчуга,
Шелка,
Серебряные, золотые украшения
И шали тонкие и разноцветные,
Словно заливы в океанах,
В очень теплых странах,
А что сейчас я вижу?
Наряд у женщины
Изрядно износился,
Даже испачкан он в песке!
Его прикрыть бы…

Тургенев (хлопая себя по лбу):

Да как же мы не догадались!
Чтобы жену твою умаслить,
Надо тебе вернуть ей жемчуга
И шаль,
Пойдем и заберем,
Тряхнем ростовщика!
Согласен?

Пушкин: (задумчиво):

Да, шаль,
Дарил ей сам,
Сейчас,
По нынешним деньгам,
Цена ей миллион –
Стада телят 
Под ней  могли бы погулять!

Неизвестный художник (изумленно):

Ну ничего себе, покров!
Я представляю –
Жалко было отдавать…
Но сможем ли забрать
Мы этот дорогой заклад,
Кто нам его отдаст?

Тургенев:

Да за него давно
Уплачен вклад,
Хотя не в деньгах было дело –
Колдовство
В то время свершено,
И в этом надо разобраться
С ростовщиком,
А, впрочем, смертный грешник
Шишкин
Нас ждет давным-давно,
Тут рядом и его квартира.

Пушкин:

Ну хорошо, пойдемте.

(К Ланскому и Натали)

Вы с нами
Или подождете
В кофейне рядом?

Натали (Ланскому, тихо):

И это я должна стерпеть,
Он хочет возвратить
Воспоминанья,
В расчет не принимая
Мои великие страданья…
Хотела б я остаться
И курить, курить, курить,
Чтобы опять, опять, опять
Забыть,
Но видно – к Шишкину
Идти,
А ты один в кофейне подожди.

(Отходит к Пушкину и говорит ему с укором)

Зачем ты мучаешь меня?
Ведешь куда,
На чью помолвку?
Нам рядом быть нельзя,
А из твоей игры не будет толку,
Как только нас вдвоем увидит свет,
Такие сплетни
Понесутся по столице,
Боюсь представить даже лица
И Николая, и его императрицы!
Я, Пушкин, замужем,
Ты сам решил
Отдать меня
И даже, помнишь, попросил
Об этом,
Поэтому я с другим,
Смирись…

Пушкин:

Ты предлагаешь мне уйти?
Ну нет!
Какие сплетни?
Мы в церкви венчаны,
Свидетель – высший свет,
Прошу, не уходи,
Хоть и с Ланским,
Но проводи меня ты на обед,
Куда я пригласил всех-всех,
Причастных к разрушению любви.
Хотелось бы увидеть эти лица,
Когда объявят, что мы вместе!

Тургенев (Пушкину опасливо):

Но как бы не случилось  там дуэли
У вас с супругом Натали!

Пушкин (улыбаясь):

Да там же будет Соболевский,
Он, как известно,
Не сторонник поединков
Моих с обидчиками,
И, думаю, помирит
Меня с Ланским,
Лишь попросив
Его уйти!
Хотя он будет и отягощен
Моим подарком –
Сегодня двенадцать
Килограммов серебра
Вручу ему,
Те самые, которые
Я Шишкину отдал
В заклад
За девять тысяч,
Какой бы плат
Мог расстелить я для жены
На эти деньги –
Стада телят ходили бы под ним
От края и до края всей земли!
А я  был бы помещик
И управлял стадами,
И песни сочинял и пел в полях
Бескрайних,
А моя Наталья…

(Прерывает свою  странную речь, видя, как сопровождающие его замерли с удивленными лицами, а некоторые прохожие стали даже останавливаться рядом со странной компанией)

Ну ладно,
Раз грешник,
Всем известный
В Петербурге,
Нас ожидает,
Пойдемте и спасем
Мятущуюся по закладам душу
Ростовщика,
Хотя нам не даны права,
Тогда
Порадуем ее хотя бы
За большие деньги,
Которые  скопил я
На тучные помещичьи стада…

Неизвестный художник ( с пониманием):

На авторские поступления?

Пушкин (смеется):

Ну да!
На что еще бы мне
И покупать стада!



Сцена вторая

    Квартира ростовщика Шишкина. Сам хозяин встречает гостей на пороге со свечой в руке.

Тургенев:

Волшебная картина:
Смертный грешник –
И со свечой в руке.
Заранее творим молитву
На отпущение грехов?

Шишкин (недовольно):

Шутить изволите?
Я покажу вам долговые
Подписи,
Которые оставил мне поэт,
Он брал большие деньги,
А что давал взамен?
Любя его,
Я брал заклады:
И серебро,
Плат черный шелковый
И жемчуга,
Но что же?
Много ль проку
В этих вещах,
Скорее, безделушках даже…
Ах,

(Смущенно - к Натали)

Простите мне, сударыня,
Фривольное изображение
Тех ваших украшений,
Которые в моих руках –
Они, конечно, дороги уж тем,
Что увенчали вас…

Пушкин:

Да, правы, правы, сударь,
И уж поэтому цены им нет!
Но я принес вам выкуп –
Всю сумму,
И прошу
Вернуть сокровища,

(Смотрит выразительно и вызывающе на Ланского)

Поскольку надобны к венцу!

Шишкин (принимая деньги и пересчитывая, не отрываясь от купюр):

Так госпожа идет венчаться
В третий раз?
Вот странная судьба!
А с кем сейчас?
Позвольте мне узнать,
Наверное, я буду первый
Осведомлен об этом тонком деле,
Но знает ли об этом государь?

Пушкин (строго):

Всенепременно он узнает,
Сегодня в гости прибывает
На остров венценосец,
На маскараде новость ожидает
Его, родню и всех друзей…

Тургенев (тихо):

И недругов та новость,
Конечно, с ног-то посшибает!

Натали (беря под руку Ланского):

Поэт, конечно, шутит,
А жемчуга и шаль
Оставьте вы себе,
Кому-нибудь они сгодятся,
Не мне!
А серебро отдайте,
Ему хозяин есть,
И это – Соболевский.

Шишкин:

Сударыня, хоть я, конечно,
Грешник,
И мог бы промолчать,
Но не могу, поверьте!
Как можно оставлять
И шаль, и жемчуга –
Большой любви предметы –
У чужака?
Ведь в этом
Есть опасность колдовства,
Навета
И вдовства!

Пушкин (с отчаянием):

Да мы все получили,
И сполна!
Хотя не отдавал я жемчуга
И шаль не тратил
У ростовщика,
Я подписал долги, да, да,
Но слуги унесли все то,
Что к вам попало в руки.
Кто дал им вещи?
Ты, Наташа?

Натали (пожимает плечами):

Возможно,  я,
А, может, сестры,
Или слуги
Забрали все
И отнесли сюда…

Неизвестный художник (Портрету, который здесь, и внимательно слушает, о чем говорят):

Какая странная игра!
Заклад сдавали,
А кто – никто не знает!
Но деньги брали,
Возвращали…
Позвольте, но долги уже отдали!

Портрет:

А кто?

Пушкин (недобро усмехаясь):

Да царь!
Все это знают…

Неизвестный художник (взволнованно):

Так, значит,
Он и колдовал!
Отнял все признаки любви
И верности, и счастья,
Успеха и богатства,
И сдал
Сюда, вот в это подземелье,
К ужасным ведьмакам,
Которые и довершили дело!

Пушкин ( уже веселым голосом):

Поэтому и выкупаю на свои,
А царские ты, Шишкин,
Закопаешь
В том подвале,
Там клад нечистый
Пускай лежит до времени,
Пока его не откопают
Ведьмаки!

Натали (взволновано):

Я повторяю,
Мне вещи не нужны,
Которые ростовщики
Околдовали,
Я обрела покой без них,
Пусть вместе с царскими
Деньгами
И с вашими, поэт, долгами
Они останутся ростовщику,
И хочет - он их закопает
На глубину
В своем подвале!

Портрет ( с отчаянием в голосе):

Ну что за расточительство!
Вы посмотрите на меня –
Как беден я и темен,
Лишен хозяином
Всех красок кроме черной,
Какая горькая судьба,
А вы закапываете жемчуга,
Что миллионы стоят!
Виной какие колдовства,
Когда
Лишь чернота
И нищета,
В кармане – ни гроша,
Хотя мешок вы принесите
Ведовства,
Любовь вас не отыщет!
Вы, ростовщик,
Отдайте жемчуга
На счастье нищему!
Украшу ими я себя,
Тогда наградой
Мне станет, может быть,
Другой хозяин!

Неизвестный художник (возмущенно):

Ну до чего негодное
Изображенье!
Себя я рисовал,
А получил Иуду,
И как могло произойти
Такое гадкое преображенье?
Сейчас тебя порву!

(Бросается к портрету, но его останавливает Пушкин)

Пушкин:

Не стоит рвать,
Вы не спешите,
Этот портрет-беглец,
И критик и мечтатель,
Еще себя проявит так,
Что вздрогнет свет!
Но он пока не знает,
Что все его богатство
И успех –
Его сплошная чернота
И серый цвет!
На Невском,
Я вас уверяю,
Уже все увлеченно обсуждают,
Куда и почему сбежал
Раскрасивший себя портрет,
Зачем вернулся, почернев?
На бале
Мы все увидим и узнаем…

(Обращается к ростовщику)

А жемчуга и шаль,
Действительно,
Оставьте!
С женой намерен
Я начать историю сначала

(Про себя)

Хотя бы на один лишь вечер!


Уходят, но ростовщик останавливает их.


Шишкин ( загадочно прищурившись):

Постойте!
Пришли вы поискать здесь души
В залоге,
Томящиеся на продажу
За долги чужие?
Тогда послушайте:
Может,
Кого из вас
Сейчас
Какая-то душа
Попросит о пощаде?
Поэта предок,
Федор Пушкин,
Уж очень много задолжал
Царю Петру, известно,
Желая в бунт стрельцов
Убить его в постели спящим,
Но тут уже его душа не плачет,
Любой откройте ящик,
Ее вы не найдете,
Давно свобода
Ей дана,
Оплата поступила за нее сполна,
И есть квитанция,
Подписанная кровью…

Тургенев (вынимая из кармана блокнот и  перо):

Чья подпись украшает
Эту кровь?

Пушкин (угрюмо):

Оставь,
Как будто ты не знаешь!

Тургенев:

Но все-таки, я сомневаюсь!
Пускай квитанцию покажет,
Мне нужно это для истории…

Шишкин (улыбаясь):

Да видите ли, господа,
В веках она застряла.
Придется подождать вам.

Идет к ящикам, выдвигает их, роется там и продолжает говорить.

Я должен просветить вас,
Господин поэт,
Одной квитанции вам будет мало,
Еще другая есть,
Ее сюда снесли чрез много лет
После того, как вы отбыли…
Не только вы за душу предка-
Душегубца заплатили,
В оплату поступили
Земли в усадьбе вашей тещи -
Загряжской-Гончаровой
В Голперовой
Деревне в Яропольце,
А с ними двести
Русских душ
Должны теперь служить
Французам
Вечно!


Пушкин (выразительно глядя на Натали):


Так, значит, погубитель мой
Заполучил-таки награду
За удачную охоту
За телом одного поэта:
Серебренники весом
В двести русских душ,
Ставших рабами
Ненавистного и алчного Дантеса!
Вот это выкуп!

Натали (шепчет):

Это приданое,
Которое он вырвал
У нашей маменьки,
Как только умерла
Моя несчастная сестра
Катрина…
А рядом – ты только не сердись -
С Дантесом по соседству,
Подарена и мне деревня,
Но я передарила ее детям…

Тургенев:

Какое изощренное злодейство –
И здесь рука царя
Видна –
Соединить неединимое
В наследстве,
И на века
Поставить противу тебя
Врага,
Так, чтобы памятка
В истории была!

Пушкин:

Не памятка, а метка,
Которая черна!

Шишкин (вздыхая):

Да ведь еще не все…
Помимо этих душ,
Рабов французских,
Из Яропольца
Тут мается одна
Невинная душа,
Загубленная раньше,
Но не разгадана она,
Томится в страшной тайне
Там, где и борода…

Пушкин (с интересом):

Выкладывайте дальше чудеса,
Вот уж не ждал от черствого
Ростовщика
Такие сказочные страсти,
Упрятанные… в долговые
Ящики!

Шишкин (вкрадчиво):

Позвольте поначалу вас спросить,
Кого вы в посаженные отцы
Хотите пригласить
На нынешнее бракосочетанье?
Ужель опять Нарышкина Ивана,
Седого старичка из рода окаянных
Милославских,
Как ни странно…
Я хоть и ростовщик, как вы сказали,
Но все же генерал,
Историю царей я знаю
И сказку о волшебной бороде
Юродивого и о православии
Я правильно понимаю!

Пушкин:

Наверное, придут
Во вдовий домик
Все, а как иначе?
Хотя помолвка, а не свадьба,
Но танцевать и веселиться
Хочет каждый
И каждый жаждет посудачить
О талии невесты,  ее платье,
О бальных туфельках,
О бриллиантах
На шейках царских
Фрейлин!
Однако же, вернемся к бороде,
Ее ведь кто-то потерял,
Но кто и где?

Тургенев:

Ну ясно где –
Конечно, при Петре,
Где и когда у нас бояре
Еще так массово
Старообрядческие бороды теряли?

Шишкин (Пушкину):

Вы вновь такой салат
Зовете в маскарад,
Что дьявол в нем не разберется:
Где сладкий фрукт,
Где горький яд?
А вы рискуете всех отравить…
Но, может, в этом смысл?

Натали (вздрагивая):

Не может быть!
Так вот к чему твое стремленье –
Всех отравить?
И наша свадьба
Была таким же маскарадом,
Театром?
Теперь я понимаю,
Почему
Венчать нас отказали
В голицинском дому,
Императрица где рожала
Потемкину
Несчастное дитя – бастардку,
Священники боялись,
Что ты откроешь тайну,
Поскольку
К великим тайнам
Императоров
Ты подбирался
Уже тогда,
Ну почему я сразу же не догадалась:
Была актрисой я
В том свадебном спектакле!

Пушкин (в смятении):

Жена, жена,
Ты сказку сочиняешь,
Моя женитьба –
Это правда…

Натали:

Постой-ка, не спеши
Себя ты оправдать,
Дай вспомнить,
Кто же из родни
Друг другу был на том пиру,
В котором праздновали мы,
Не зная, что уже мертвы…
Муж тетки матери, Загряжской,
Наш старенький Иван Нарышкин,
Вел  к алтарю меня,
Среди ж гостей за нами наблюдал
Наш сват –
Иван Толстой Американец,
Не друг – злодей,
Убивший беспощадно
Сына старичка Ивана…

Пушкин (грустно):

Да, нашего кузена,
Ведь мы с тобой и с ним родня
От корня бунтаря,
Врага великого Петра!

Тургенев:

Увы,
Своею страшной тенью
Федор Пушкин.
Подозреваю я,
Накрыл ваш брак,
Друзья!

Шишкин (продолжая рыться в ящиках):

И жертва, и убийца
Принадлежали к роду
Милославских,
Сроднившись
С Нарышкиными.
Вот что странно.
И хотя были близкими
В родстве к Петру,
Противниками слыли наяву
Ему,
Прадед Американца
Петр Толстой,
По матери он Милославский,
В день бунта страшного
Стрельцов
Был заодно с ее братом
И поднимал бунтовщиков,
Крича, что-де Нарышкины
Царевича Ивана удавили!
А прадед посаженного отца
Натальи Николаевны,
Наперекор Нарышкиным,
Женился на одной из
Милославских.


Натали:

Но почему тогда 
Толстой Американец,
Родня тому, кто
В карты сел играть с ним
Безоглядно,
Безжалостно убил
По крови брата,
Прекрасного и справедливого
Гвардейца Александра,
Потомка старичка Ивана,
А вслед затеял нашу свадьбу
И сватал ту,
Которая оплакивала брата –
Меня?

Шишкин (усмехаясь):

Быть может, потому,
Что его прадед
Служить пошел Петру
И избежал ужасной казни
До времени,
Пока коварный Меншиков
Ему
И сыну, невиновному Ивану,
Отвел темницу там,
Где рядом – в Холмогорах –
Погибал Шестой Иван,
Потомок Милославских,
Такой же в точности невинный,
В тюрьме на Соловецких островах!

Натали (тяжело вздыхая):

Но старенький Иван Нарышкин,
Любитель сладкой и красивой
Жизни,
Дружил с другим Нарышкиным –
Супругом Четвертинской,
Подруги многолетней
Александра,
Которого вы, мой муж,

(смотрит с укором на Пушкина)

Без устали ругали в эпиграммах,
Любя без памяти
Его супругу,
Императрицу дивной красоты –
Елизавету,
Которой поклонялись с детства,
Как оберегу
Из колдовского леса!

Тургенев (улыбаясь):

Да, это всем известно.

Пушкин (смущенно):

Жена!
Но так же мыслить вам
Нельзя!
Елизавета – муза,
Отчасти, может быть,
Душа моя,
Да не одна она
В поэзии гостила у меня
В мечтах!

Шишкин (Тургеневу):

Но эта муза
Фигурой основательной
В политике была тогда,
И ваши  «арзамасцы»
Не случайно
Ей пели дифирамбы,
Мечтая
На троне ее видеть
Вместо Александра!
И Пушкина, тогда совсем юнца,
Вы впутали сюда.
И получается, сударыня,
На вашей свадьбе
Собрались те,
Кто не стеснялся
Вредить царям.
Я представляю,
Что Бенкендорф
С волнением там наблюдал,
Какие строил планы,
Как руки потирал…

Неизвестный художник:

Вот интересно-то,
Все это гости понимали?

Тургенев:

Да это же Москва,
Там все заранее всё знают,
Не случайно
Кольцо венчальное упало,
И свечи вдруг погасли:
Зловещее предчувствие
Гостей
И призрак Федора,
Казненного
На лобном месте, рядом,
Накрыло всех!

Шишкин ( внимательно глядя на Пушкина):

Скажите Пушкин,
Вы специально
Гостей  так подобрали,
Что родственники,
Ставшие в веках врагами,
Несчастье дружно вам
Наколдовали
На венчанье?

Натали (горячо):

И вы, мой муж,
За этим с наслажденьем
Наблюдали!
На нашей свадьбе
Вы сделали такой спектакль!
Ужасно…

Шишкин ( к Натали):

И вашего убитого кузена
Душа все плачет,
Она еще в оковах
Тайны,
Которую сегодня разгадали
Мы с вами.
И если вы на бале
Поговорить осмелитесь
С Американцем,
И если он признает,
Что палачом был нанят
Для истребленья рода
Милославских,
Душа погубленного им
Оттает
И улетит, конечно, к Раю.
И эту тайну
Разоблачить
Вам ваша маменька поможет,
Если захочет.
Мой вам совет:
Пусть про Охотникова вспомнит…

Пушкин ( Шишкину, нетерпеливо):

Но что же борода,
Поведайте о ней
Вы ваше представленье!

Шишкин (устало вздыхая):

А представление мое
Об этой легендарной
Бороде такое:
Нарышкины из этой ветви
Рода
Сочинили сказку
В назидание потомкам.
Как будто бы юродивый
Старообрядец
Ту бороду
Нарышкиным оставил
И предсказал им
Сохраненье православья,
Пока предмет,
Который был нещадно истребляем
Петром Великим – их родней,
Семья не потеряет.
Однако, как известно, потеряли!
Когда – понять нам важно:
Тогда, когда семья
Посаженного отца
На вашей свадьбе
Была
Из Петербурга переведена
Сюда,
В Москву,
За дружбу с Александром,
Воюбленного в полячку,
Супругу рогоносца –
Родни  ему и его брату Николаю
(По Петру),
Который, сев на трон,
Изгнал прочь из столицы
Почтенную семью
За увлеченье брата.
Тут как-то кстати
Мыши и съели бороду бродяги,
А заодно лишили православья
Семью Нарышкина Ивана,
Которая перенеслась
В католицизм.
Так отплатил российскому царю
За низкое изгнанье
Ваш добрячок старик,
А заодно похерил
Родство мятежных Милославских!

Неизвестный художник:

И тут пришел Толстой Американец?
Выходит, борода-то непростая,
Она убийство сына объясняет,
Которое уничтожало
Мятежную семью,
Не дав ей продолженья рода…

Шишкин:

Рода, соединившего
Нарышкиных и Милославских,
Не та порода!

Пушкин (задумчиво):

Какие страсти меж родней!

Шишкин:

Но после вашего ухода,
Едва вступив на трон,
Виктория,
Сомнительная
Продолжательница рода
Английских королей Георгов,
Решила народить потомков
Столько,
Что можно было б породнить
Престолы все в Европе.
Тогда бы мир настал везде,
Как королева предрекала.
Родня передралась, однако,
И подтолкнула мир
К ужасной бойне!

Натали (Пушкину):

А вы, собрав родню –
Мятежников
На нашей свадьбе,
Царя о чем предупреждали?
Конечно,
Вы только горя нам искали!

Шишкин (прикладывая палец к губам):

Тс-с-с! Душа кузена вашего,
Уже почти не плачет.

Тургенев:

Что это значит?

Шишкин:

А значит, если на балу
Между собой договорятся
Загряжская с Американцем,
Душа вашего братца
Возрадуется,
И ей откроются тропы к счастью
В загробном мире,
А не прозябанье
В потемках, в ящике ростовщика!
Ну что ж, друзья,
Прощайте!
Хотя…
Приду на бал и я!

Натали:

Да, да,
Мы приглашаем!

Уходят.


ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ



Сцена первая


Пушкин ( На улице, кутаясь в шубу, задумчиво смотрит на небо и говорит сам с собою):

Снега в России
Злые,
Безмолвием пустыни
Белой
Огромное пространство покорили,
Заворожили,
И то ли небо опустилось
На замороженную землю,
То ли земля по лестнице
На небо
Поднялась зачем-то -
Чтобы от холода сбежать,
Наверное,
И отвязаться
От чьей-то воли бессердечной…
Но наверху никто не хочет обождать
Пришествия земли,
И падать в холод,
Падать ей опять
И снова!
И как же это нездорово…


(Догоняя Натали и пытаясь взять ее под руку, отстранив от Ланского, тихо говорит, наклоняясь к ее уху):



Уходишь,
Словно не моя!
Так, значит, счастлива?
А как же я?
Мне снова уходить,
Вот прямо здесь исчезнуть?
Или с Ланским
Боитесь вы царя,
Не смея ни на шаг
Ему перечить!


Тургенев ( вслушиваясь в то, о чем Пушкин беседует с Натали. Подходит, берет его под руку и отводит в сторону)

Тургенев:

А может, и правда -
Уйти, не оглядываясь,
Не заботясь о прошлом,
Даже  кофе горячий
Не пить «на дорожку»,
Оглянувшись назад,
Станешь вещью негодной,
Твои недруги вылепят
Тело другое,
А тебя отнесут в подворотню
И скажут – такое
Было сегодня
И кануло в прошлом!
Разорвут красоту
И отнимут глаза,
А взамен в твое тело
Подсадят себя
И сами
Рванутся к успеху
И к звездам
Вместо тебя!
Это хуже столба
Соляного,
Поверь мне…

Пушкин:

Да нельзя
Мне сейчас удалиться
Тихонько,
Этот случай нам выпал
Один на сто лет.
От судьбы не уйдешь,
И давай-ка посмотрим,
Кто придет к нам на бал,
Как он будет одет,
Кем пригрет
И обласкан,
А кем и отторгнут,
Пусть под масками лица
Корежат
Ненависть, смех
Или праведный гнев:
Все сегодня возможно,
Чудес будет много,
Надеюсь…

Тургенев (вздохнув):

Тогда путь мы продолжим
И пойдем на «вечерю»
В «покои» к Оленину?

Пушкин:

Да, нас там ждут
Большие откровения!

(Уходят, следом, подгоняемый ветром, летит портрет Неизвестного художника, по пути с него сползают яркие краски, и он постепенно чернеет все больше, прохожие на него оборачиваются и смотрят с интересом)

Портрет (удивленно, пытаясь увернуться от клоков снега):

Да что тут происходит,
На Невском?
Все на меня  зачем-то смотрят,
Со мной что-то не так?
В витрину посмотрю - ка на себя

(Подлетает к витрине, заглядывает в стекло и вскрикивает)

Ах, горькая судьба,
Чернее черного стал я!
Прохожие меня хоронят,
А некоторые даже плачут!
Где розовые, красные шелка?
На них истратил столько краски…
Пропала жизнь моя,
Теперь не ярок я
И не прекрасен!

(Гонится за прохожими и кричит им вслед)

Да посмотрите на меня,
Ведь это я, я, я,
Не закрывайте двери рая,
Где обрету успех
И стану главным
Среди художников навек!

Пушкин (оборачивается и смеется):

Ну посмотрите на него,
Как воробей порхает
И убеждает
Публику,
А в чем, и сам не понимает,
Не знает,
Что погасил уже он свет
Не только в Петербурге –
Париж и Лондон поспешают
За ним принарядиться в черное
И серое,
А розовое изымают
Из обращения.


(Обращается к Неизвестному художнику)

Художник, ваш портрет
Лишь по простому
Недоразуменью
Становится велик,
И на глазах у всех
Рождается икона мирового стиля!
Поэтому увидите,
Как бал наш удивит…

(Останавливается перед зданием  публичной библиотеки и приглашает всех)

Ну что же, господа,
Пройдите
В обитель
Книг, познаний и мечтаний!




Сцена вторая

  Императорская публичная библиотека на Невском проспекте в Петербурге. В центре круглого зала за накрытым красной скатертью круглым столом сидит сам Максим Яковлевич фон Фок  —действительный статский советник, управляющий Третьим отделением, с 1826 года фактический глава тайной полиции России.

Пушкин (входя в зал):

О, сам господин фон Фок!
Сколь твердый,
Столь и добрый,
Душа и страсть
Романовского сыска!
Сегодня мы его увидим
Во всей безумной красоте
Работы с тайной агентурой.
Но нас уж ждут…

(Кивает головой в отдаленное от круглого стола место в зале, где за длинным столом собрались другие приглашенные посетители)

Тургенев (выглядывая из-за спины Пушкина):

О, сколько их,
Знакомых лиц!
Тут Соболевский,
Вяземский,
К какому-то учебнику приник,
Граф Соллогуб,
Титов, хозяин домика
На острове,
Куда отсюда поспешим,
А с ним… не дай Господь!
Плещеев, Висковатов и Булгарин,
Бошняк там рядом,
А еще – беглец-портрет
Теснит на креслах Гоголя…

Пушкин (улыбаясь):

А множество иных
Приглашены на бал.

(Обращается ко всей компании, пришедшей с ним)

Вы, господа,
Согласны на «вечере»
Побывать,
Секретное узнать –
Не каждый день дается,

Ланской (недовольно):

А чем для нас все это
Обернется?

(Натали стоит, опустив голову)

Пушкин (к ней):

А вы, мадам,
Уйдете?

Натали (решительно берет Ланского под руку):

Останемся с супругом,
Здесь, кажется, тепло,
До бала далеко,
Побудем
И, может быть, согреемся,
Ну что с того?

Тургенев (тихо):

Смело, смело…

Натали (Тургеневу):

Чего же мне бояться?
Теперь ведь я никто,
А призрак, тень,
Ко мне нельзя посвататься,
Со мной не повенчаешься,
Еще не забывайте –
Я больше не красавица,
Однако, я свободна!

(Ланской и Пушкин изумленно слушают Натали)

Пушкин (вздохнув):

Вот так мне все понятно,
И даже, я скажу, приятно
Узнавать,
Как изменился мир!
Когда жена своим мужьям
Такое говорит,
Не повернешь события обратно!
Однако,
Мне сцены карнавала
Придется резко поменять…

(Обращается к Неизвестному художнику)

Художник, услуги ваши
Мне понадобятся,
Будьте рядом.

(Жестом приглашает всех пройти. Компания  проходит и рассаживается за длинным столом, здороваясь с пришедшими сюда ранее)

Фок:

Сегодня предстоит
Нам утомительное
Чтение доносов,
Героем коих –
Герой все тот же,
Пушкин!
Хоть самому роман пиши:
Такие складные сюжеты поднесли.
И то сказать – писатели писали,
Знали,
Художественно как отобразить
Все то, что увидали,
Услыхали…
Ну что Фаддей нам накропал?

(Роется в бумагах на столе, затем вынимает из стопы папку с написанной на ней фамилией «Булгарин», открывает  и читает)

«В надежде славы и добра»,
«Гляжу вперед я без боязни»
(Как будто бы про жизнь Петра), -
Эти стансы
Барон Антон Антоныч Дельвиг
Переложил на музыку,
Представьте,
Что поднялось за этим!
Ночами
В столичных литераторских
Собраньях
Здоровье ценсоров
Без страха выпивают,
Который пропустил
В печать вот эти стансы
Пушкина,
И здравья императору желают
Так,
Что не взбесился бы
И был бы жив
Дурак
Рылеев,
То даже он,
Любовью к государю покорен,
Писал ему стихи!
Такие  литераторские
Посиделки
На Невском
Отличны от Московских,
Ибо несут в себе
Хороший дух.

(Фок смеется)

Хорош же Пушкин тут!

Ну, дальше что,
Посмотрим.

Пушкин (тихо Тургеневу):

Тогда еще с Булгариным
Мы, кажется, дружили…

Фок (вынимает папку с надписью «Пущин»):

Июль двадцать шестого –
Какие времена!
Быть может, с перепугу,
Масон Павел Сергеич Пущин,
Которого прославил Пушкин
Стихами в  Кишиневе
Как масона,
Распространяет в Пскове
Слухи
О том, как этот стихотворец
Склоняет к вольности
Крестьян
Одним уж видом:
Соломенную шляпу одевает,
Рубаху подпоясывает
Розовым шнурком
И так по ярмарке гуляет…
И очень подозрительное то,
Что он
О лошадиной вольности
Открыто сообщает
Слуге, когда ему вверяет
Поводья своего коня -
Вернувшись с верховой прогулки,
Пушкин
Тут требует дать волю жеребцу,
Поскольку тот имеет все права
Быть вольным!
Помещики-соседи недовольны,
Сообщает Пущин.

(Берет папку с надписью «Бошняк»)

И что имеем мы в ответ
На эти нареканья?
В Псков послан был
От Витте
Знакомый Пущина и нашего поэта –
Ботаник-литератор - генерал
Бошняк.
Агентом он  изобличал масон 
На юге
Два года кряду,
А сразу после казней,
Кажется, в июле,
Заброшен в Псков

(Тихо, усмехаясь)

Вольнолюбивых лошадей
Искать,
Которые прониклись
Вольностью,
Когда стихи свои
Им Пушкин прочитал!
И было велено, чтобы немедленно
Поэта
Бошняк арестовал,
Коли найдет приметы
Бунта,
Для этого фельдъегерь
В Порхове
Два дня его приказа ожидал!
И что же нам Бошняк сказал?..
Ах, да, ведь перед этим,
В феврале,
Досужий
Висковатов настращал
Столицу:
От Пушкина,
Мол, быть беде…

(Берет папку с надписью «Висковатов»)

Сам стихотворец,
Драматург и дворянин,
Изобразил
Развратные стихи
Поэта Пушкина,
Определенного почившим в бозе
Александром
К надзору местного начальства
Пскова и Апочни,
Как проповедь безбожия
А также и неповиновения
Властям:
«Когда скончался царь,
То Пушкин изрыгнул

(Читает далее, удивленно  подняв брови)

(Наверное, сказал?)
Тиран упал,
И род его оставшийся
Недолго уж в живых останется!»

Висковатов (подает голос со своего места за круглым столом):

Однако я добавил
В донос,
Что мысли, дух поэта
Бессмертны,
И если его не станет
В мире сем,
То дух, вселённый им,
У нас же навсегда останется,
И поздно или рано
Скажется
Так, как он того хотел!

Вяземский (недовольно):

Но это мерзкое посланье
Нам стоило борьбы
С охранниками
Николая
За утвержденье чистоты
Поэта пребыванья
В Михайловском!

Соболевский:

И Висковатов тут, увы,
Не получил себе на хлеб,
Хотя от сердца доносил!
А дальше он так жалобно просил
Убежища и от тюрьмы,
         И от сумы,
Так как до крайности дошел
В своих необходимостях,
Что вынужден молить о
Милостыне,
Во имя Господа Христа
Подать ему, несчастному,
Не знающему, чем пропитать себя,
Хоть маленькую денюжку,
Чтобы купить какую-то одежду!

Фок (закрывая папку):

Донос бедняге не помог,
А Бенкендорф
Его заставил подписать
Бумаги вскоре
О том, что с Висковатовым они
И не были знакомы,
И сыску царскому
Тот вовсе не служил…
Наш император
Должен был
Поэта в свои руки
Чистым получить-
И получил!

Соболевский:

А Висковатов
Вскоре без вести пропал.
Ушел из дома,
Больше не вернулся,
Тогда же,
Хоть и далеко от Петербурга,
Скончался генерал Бошняк
Далёко где-то, на Подоле,
Когда восстание поляков
Мы усмиряли…

(Пушкину)

Вы, Александр, тогда с женой
Лишь только свадьбу отыграли!

Пушкин:

Все правильно вы говорите,
Господа,
Но мне другое видится:
Висковатов
Неплохо нам по-русски описал
Стенанья Гамлета,
И этим на театре
Он все-таки останется…

(Декламирует):


«Ничтожество? иль жизнь? Чрез смерть мы обретем.
Смерть прекращает все желанья и мученья.
Но если смерть есть сон? и грозны привиденья
Предстанут возмущать почиющих покой?
Когда нам суждено и в нощи гробовой
Внимать стенания и зреть потоки слезны
Тех, кои были нам в сем мире столь любезны?
  Когда страдания и смерть не облегчить,
       Когда скопленье мук и в гробе нам грозит?....
           Тогда, злощастнейший из смертных устрашится
           От скорби временной в скорбь вечну погрузится,
           О неизвестность! ты, коль не страшила нас,
           Ах! Кто б не предварил отрадный смерти час?»

(Пушкин выразительно смотрит на  жену. Она сидит неподвижно рядом с Ланским, видно, что ей холодно. Пушкин встает со своего места и подходит к Натали, в его руках, словно по волшебству, появляется роскошная черная шаль  супруги. Он набрасывает шаль ей на плечи)


Я вижу, ты дрожишь, 
Хотя в библиотеке жарко
Печь натопили,
Оленин постарался.
Возможно, ты больна,
Признайся,
Или причина есть другая?
Я все-таки забрал
У Шишкина-злодея
Роскошное творенье
Персидских мастеров,
Возьми,
Согрейся.

(Возвращается на свое место и говорит Соболевскому)

Тогда Жуковский написал,
Что он узнал:
Ни в чем я не замешан,
Но в бумагах
Всех подследственных
Нашли мои стихи,
Худой был способ
Подружиться мне
С правительством!
Как видим, Висковатов
Оказался прав –
Стихи мои в знамена обратились,
Нежданно для меня    
Зажгли умы
Восставших…
Хотя я не был рядом!

Фок (снова берет папку с надписью «Бошняк»):

Бошняк отправлен в Псков
Был Витте:
От генерала Пущина,
Его соседа,
Возникло подозрение –
От слухов,
Которые сосед-помещик
Юного поэта
Из селенья
Жадрицы,
Еще недавно истовый
Поборник равенства -
Масон,
Заглавное лицо
Грядущей радости
Свобод,
А нынче просто генерал
В отставке
Так далеко донес –
До Юга,
Где прежде службу нес
Он рядом с Пушкиным!
И вот сюда Господь
Для следствия-то
Бошняка принес!
Два дня,
Пока фельдъегерь
Ожидал,
Нетерпеливо мял
В руках приказ
Арестовать поэта,
Бошняк туда-сюда
Запыхавшись скакал,
Свидетелей искал
И посещал соседей
Тайно,
Выведывал и у крестьян,
Какие же стихи
Им Пушкин прочитал…

(На секунду задумывается, глядя на высокий потолок)

Им и коням!
Докладывал ему Катосов,
Который в Ново-Ржеве
Гостиницу держал
И  сразу же поверил
Бошняку,
Который уверял
Что странствует по свету
Как ботаник,
Большой любитель ярмарок
И миленьких крестьянок.
Катосов показал:
На ярмонке Успенского монастыря
Расхаживал поэт в рубашке
И розовою лентой подпоясан

(Смотрит на свой мундир, опоясанный генеральским шарфом, удивленно поднимает бровь над левым глазом)

В соломенной
Широкополой шляпе,
В руке – с железной тростью.

Соболевский ( Пушкину, тихо смеясь):

Какой крестьянин мог понять,
Что этой тростью
Ты руку должен был
Тренировать
Для точности
В стрельбе,
Готовясь на дуэли
Убивать
Клеветника Американца!
Вот вам и «ярмонка»,
И розовая лента…

Пушкин (тоже шепотом):

Однако песен
Я на «ярмонке»
Не пел!
А апельсины, правда, ел,
Спасаясь от жары
Меж потных
Человечьих тел.

Фок:

Еще там был судья Толстой,
Смотритель винный
Трояновский,
Уездный заседатель Чихачев,
Который показал,
Что Пушкин сам
Говаривал ему слова:
Пишу, мол, пустяки,
Что в голову придет,
Но ни в какое дело
Не мешаюсь,
Кто виноват,
Тот пусть и пропадает,
Я ж не пойду на их галеры!
 
Соболевский (Пушкину тихо, еле сдерживая смех):

Да неужели?
Вот прямо так и говорил
Соседу?

Фок:

Губернский предводитель Львов,
Богатый, осторожный человек,
Пришедши на обед
К судье Толстому,
Говорил,
Что Пушкин яд разлил
Стихами,
И собственное сердце отравив,
А таких
Ничем и никогда не изменить!
Но даже Львов
Притом
Заметил,
Что было это прежде,
Теперь же
Пушкин не будирует
Народ.

Соболевский ( Пушкину шепотом):

Куда потом
Бошняк поехал?

Пушкин (тоже шепотом):

Так к Пущину,
К кому еще?

Соболевский:

И Пущин – что?

Фок (строго поглядывая в сторону собравшихся в отдалении от его стола):

Бошняк от графа Лонжерона
Повез помещику из Жадриц
Привет,
Хотя ботаник не знаком был
С Лонжероном,
Но Пущин был доволен
И познакомил
Бошняка с женою и сестрою.
Они ботанику и рассказали,
Что Пушкина на ярмарке видали
В рубахе русской,
В шляпе,
И подпоясанным,
Но вот с цветами
Ленты
Все время в спорах потеряли,
Два цвета – розовый
И голубой –
Спор двух дородных дам
Ужасно обостряли!
И вот какая незадача:
Ни разу никаких стихов,
Тем паче новых,
Они от Пушкина не услыхали,
Хотя на ярмарке крестьян
Пытали
И даже узнавали у дворян,
Но ничего ни у кого
Не допытали!
Еще такая странность за поэтом-
Он ни к кому не ездит!
Живет в Михайловском,
Будто отшельник,
А если с кем заговорит,
То столько небылиц
Приклеит
К себе,
Да кто ж ему поверит?
Любая злонамеренная шайка
Не смеет
Его  себе присвоить,
Поскольку каждый
Издали заметит:
Поэт – игрун и говорун,
Ни до кого ему нет никакого дела!
«Живет, как красна девка» -
Вот был вердикт
Служителя монастыря,
Куда  Бошняк от Пущина приехал.
Не приступил
К арестованию поэта,
Фельдъегеря он отпустил
В столицу.
А Пушкину мы разрешили
Трогаться в Москву
Без всякого ареста.

(Глядя на собравшихся за длинным столом)

На этом мы закончим
Чтение доносов,
Есть у кого-нибудь
Ко мне вопросы?




ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Сцена первая



            Невский проспект. Метет сильная метель, так что трудно различить лица. Пушкин и Соболевский стоят у дома с вывеской «У бабули». Остальные  еще в библиотеке.

Пушкин (внимательно вглядываясь в прохожих сквозь пургу и останавливая взгляд на девушке, которая, подгоняемая ветром, останавливается у этого же дома, с трудом удерживая на голове недорогую шляпку):

А не хотите ли,
Мой друг прекрасный,
Соболевский,
Чтобы теперь и я
Побыл роскошным брюхом
Для вас,
Как в свое время
Вы были для меня,
Поскольку я теперь богат,
А заодно покормим
Эту сиротинку
В харчевне,
Иначе ветер
Снесет ее вместо снежинок
Кверху…

Соболевский (также рассматривает девушку):

Увы, мой друг,
Стремления ее
Направлены не вверх,
А в эту «богадельню»!

Пушкин (вздыхает):

Уж лучше б в монастырь!

Соболевский (удивленно):

Да не приспичило ли вам
И в этот час
В публичном доме раздавать
Свободы падшим женщинам?
Хотя, конечно,
Теперь у вас есть деньги,
И это все оправдывает…
Однако – кого - то мне напоминает
Эта девушка!

Пушкин (торопливо):

Не станем уточнять!
Хотя… есть повод.

(Подходит к девушке и снимает с головы цилиндр, обращается к ней)

Сударыня,
Мадам…

Неизвестная девушка (прерывает его слабым голосом):

Мадмуазель!

Пушкин:

Ну да!
Позвольте нам
Вас покормить обедом
Вот в этой, близкой к нам,
Харчевне.
И там, возможно,
Получите вы
Выгодное предложение…

Соболевский (улыбаясь):

Соглашайтесь,
Сей господин
Такого поведения,
Какое дам лишь только привлекает
И никогда, нигде, нисколько
Не пугает,
Я уверяю!

Неизвестная девушка (из последних сил борется с ветром, удерживая шляпку на голове):

Ну хорошо,
Сюда пусть опоздаю,

(Смотрит на вывеску «У бабули»)

Но напоследок
Пообедаю
С приличными я господами,
Насколько  их я понимаю.

(Уходят втроем в харчевню).


Сцена вторая

           Обеденный зал в дорогой харчевне в центре Невского проспекта.
За столом, накрытым голубой бархатной скатертью с длинной золотой бахромой, сидят Пушкин, Соболевский и Неизвестная девушка. Перед ними тарелки с устрицами и жарким, бокалы, наполненные дорогим вином. Пушкин с аппетитом ест, а Соболевский, подперев щеку рукой, задумчиво смотрит на Неизвестную девушку.

Соболевский (тихо):

Вот Вяземский сошел бы
Вмиг с ума:
Как Натали, прости,
Девица хороша!
Наверняка
Переключил бы страсть
К твоей супруге
На эту вот девицу…
Да, Пушкин, с вами
Не умрешь от скуки!

Пушкин (запивая  устрицы вином):

А я и не хочу пропасть
От скуки,
Ее я не люблю,
До попросту – боюсь!
Напрасно вы тогда
Отговорили Толстого и меня
От поединка,
Я сразу заскучал,
Решил влюбиться
И дух сопротивленья скуке
Повел меня жениться!
А уж Американец тут как тут,
Прехитрый алеут
И плут,
Он сватом подрядился,
Как видишь – я женился,
И где моя супруга?
Я не могу к ней даже подойти,
Ланской,
Как пес цепной,
Ее ко мне не подпускает.
Моя надежда дух последний
Испускает,
Сейчас пришел ее конец,
Как этим устрицам
В холодной поварской кладовке.

Соболевский:

И что ты станешь делать?
Пойдешь на новую дуэль?
Однако же Ланской
Теперь бессмертен,
Уехала твоя карета…

Пушкин:

Ты прав,
Приятель Соболевский,
Но злую эпиграмму
Не вздумай даже
Создавать.
Я их оставлю,
Возьму в игру
Другую…

Соболевский:

Ты думаешь,
Что сможешь с ней сыграть?
Ты, поэтический аристократ,
Чьи отношения с Элизой,
Сказал бы Гете,
Высший класс
Полета чувств
В потустороннем мире,
Где главные мерила –
Именно они,
А не…

Пушкин (задумчиво глядя на Неизвестную девушку):

Не возраст,
Не длина ноги?
Но в этом мире
Образцы важны,
Моя Наина             
Из «Руслана и Людмилы»
Могла бы покорять
Сердца отшельников любви
И дальше,
Если бы они
Умели рисовать
И подбирать наряды
Кстати,
Но  все же это – миражи,
Страна надежд несбыточных,
Желаний фантастических,
Фантазий омерзительных,
Где день – лишь темнота…
Страна, где у тебя нет личности,
И там в одном тебя всегда ,
По крайней мере, два…
Страна запрета и стыда
Где одержимость и убийство -
Брат и сестра!
Факт, между прочим,
Исторический.
Хотел я заглянуть туда,
Откуда родом
Темная душа
Элизы Хитрово,
Издалека
Из тысячелетий
Приползла
Страсть неуемная ее.
Мне нелегко
Было писать
Элизе,
Еще так много,
Терпеть ее капризы,
Но я хотел понять,
Чего, в конце концов,
Мне нужно ожидать…

Соболевский (качая головой):

Да, как она в погибели твоей
Пред нами признавалась,
Коленями стирая пыль
У смертного одра,
Но мы не верили!
О, может быть, она…

Пушкин (нетерпеливо):

Да брось,
Когда подлейшие на свете времена,
Кого не заподозришь ты в измене…

Соболевский (быстро отводит взгляд и наблюдает, как кружат за окном снежинки):

Это да!

Пушкин (словно не замечая его смущения):

Монаршья власть не требует
Ограничений,
Она сильна кровосмешеньями,
И неприкосновенна
Потому, что женятся там все
На всех – семейных,
В любви, естественно,
Предельно откровенны
Пред братьями и сестрами,
Дядьями, тетками
И даже пред отцами!
История все это подтверждает.
Но объясняли все развратники
Стремленьем к миру
И согласию.
А сами
Мир и согласье
Разрушали,
Друг друга убивая
Без всякой жалости.
Возьми,  к примеру, Клеопатру,
Убила братьев,
Которые одновременно
Были ей еще мужьями,
И захватила власть,
Египет пел осанну
Своей царице!
А Агриппина в Риме
При всех лобзала сына,
Пока Нерон
Сам не убил ее,
Прислушавшись к совету фаворита,
И сел на трон.

Соболевский:

Ну то Нерон,
Что перед ним наша Элиза!
Конечно, дочь Кутузова,
Фельдмаршала,
Но вся сошла с ума,
Согласись же!

Пушкин:

Да как сказать…
В любви все относительно,
И там не до ума,
Там нужно изощренное
Воображенье.
Когда старуху превращаешь
В ангела
И можешь привести с собой
Туда,
Где ожидают видеть
Только красавиц молодых,
И ты ее всем представляешь,
А она
Лежит в постели дома
И скучает!

Соболевский:

Но кто тогда с тобой?

Пушкин:

Представь себе, она!
Друг мой, нужны большие
Деньги
Для маскарадов со старухами,
Вот это понял я.
А у меня, ты знаешь,
Никогда их не было,
Поэтому Элизу я отвергнул
Как слишком дорогое искушение.
Но сегодня имею средства я,
Чтоб изготовить копию
И предъявить ее большому свету,
Своим врагам, своим друзьям,
Вот то-то нам с тобою
Будет смеху!




Соболевский (тихо, наклоняясь к уху Пушкина):

Ты посмотри,
Как слушает она,
Словно прониклась
Темой вся
Любви к старушкам
И в голове мужчин
К другим
Порочным погремушкам!
Ты знаешь, Александр,
А у меня сомненье –
Кто эта девушка
На самом деле?

Пушкин (улыбаясь, с бокалом вина в руке):

Да кто бы ни была,
Подходит мне она
Для копии жены,
Придет художник –
Обратим
Мы эту даму
В живую изумительную эпиграмму.
Мы с нею снова покорим
Врагов моих
И Натали!

К столу подходит Неизвестный художник, за ним плетется его черно-серый портрет в подтеках.

Неизвестный художник (обращается к Пушкину):

К услугам вашим,
Сударь,
Что нужно
Написать?

Пушкин (кивает в сторону Неизвестной девушки и достает маленький портрет Натали, сделанный сразу после свадьбы, когда они переехали из Москвы в Петербург):

Из этой милой леди
Вы сделаете копию портрета
Женщины,
Которую, надеюсь,
Знаете,
Вот деньги,
Берите сколько нужно
И тратьте –
На краски
И на платья,
Не жалейте,
Приближая копию
К оригиналу.

Соболевский (усмехаясь):

Да копия бледна…

Пушкин (оживленно):

Но в черно-сером тоне
Более               
Она
Собьет всех с толку
На шумном маскараде,
Мы изумим толпу
Злодеев,
Поверьте!

Неизвестная девушка (поджимает бледные губы):

Простите, господа,
Сюда пришла
По вашей просьбе
Я покушать,
Но, вижу, что невкусная еда
Мне предлагается,
Вы объяснитесь!

Пушкин (вынимая пачку ассигнаций и жемчужное ожерелье жены):

Вот плата вам за то,
Что согласитесь
На шее поносить
Вы то, что восхищало
Целый свет,
Всего лишь несколько часов
В веселом хороводе
Маскарада,
И надо,
Чтобы никто вас не узнал бы
Такой, какой метель сметала
Девицу жалкую
На Невском
У вертепа!

Неизвестный (рассматривая портрет Натали):

И это –
Вся моя задача?
Вам копия нужна
Чудесного портрета,
Ну что ж,
Если клиентка
Согласна,
То через час,
Ну, через два,
Получите заказ!

Неизвестная девушка (встревожено):

Я не аристократка!

(Соболевский смеется, Пушкин улыбается)

Меня разоблачат,
Будут смеяться,            
Невыполнимой станет
Эта странная задача!

Пушкин:

Не беспокойтесь,
Я научу
Всему:
Как двигаться,
Как улыбаться,
Моя жена, к  тому ж,
Была подслеповата,
Поэтому не нужно напрягаться,
Чтоб узнавать
Всех тех,
Которые будут ругаться
Вслед!               
Единственный совет:
Вы им не отвечайте!

Неизвестная девушка:

А если вдруг отвечу?

Пушкин:

Нет!

Соболевский (задумчиво):

А разве было бы
Неинтересно,
Если
Хотя бы раз
Ваша жена
В ответ 
Унизила всех тех,
Кто смел над нею издеваться!
Тем более, что будет в маске…

Пушкин:

Она единственная,
Кто выйдет без забрала…

Соболевский:

Ее разоблачат!

Пушкин:

Голубчик,
Через двести лет?

(Снимает с пальца старинный золотой перстень – подарок графини Елизаветы Воронцовой – и надевает его на палец Неизвестной девушки)

Вот вам залог
Терпенья и удачи,
И заодно
Все станут думать,
Что новая помолвка
Состоялась!

Неизвестная девушка (рассматривая драгоценное кольцо-талисман, медленно читает надпись на камне):

Симха, сын почётного рабби Иосифа,
да будет благословенна его память.

Пушкин (изумленно и с подозрением одновременно):

Да вы – ученая еврейка
Караимов?               
Откуда знания
Глубокие такие?
С ними
Вам не в бордель –
Совсем в места другие…



Неизвестная девушка:

Кажется,       
В места иные
Сегодня вы меня определили
Своею волей -
Доброй или злой,
Кто мне подскажет?
Но, согласитесь,      
Теперь я пленница
Судьбы другой!
Только супруга ваша
Что на это скажет?

Пушкин (хмурясь):

Неважно!
Она поймет:
Я вновь играю,
Что бывший муж -
Отчаянный игрок,
Моя супруга знает…

Незнакомая девушка пожимает плечами, встает и уходит  за Неизвестным художником, за которым все также уныло тащится его  портрет.

Портрет Неизвестного художника (тихо):

Ей, нищенке,
Тут предлагают
Выйти в свет,
К аристократам присоединиться
Да еще за плату!
Она же рассуждает
И глупит,
Ну что на это скажешь-
Чудные женщины бывают!

Соболевский (Пушкину напряженно):

Однако на кону –
Живая кукла,
Ей ничего не будет,
Коль счастье
Вам в игре уступит?
Кто выручит ее тогда,
Коль выпадет
Судьба
Несчастного раба,
Такого же,
Как в проигрыше в карты?
Проигранных крестьян         
Ты сколько раз
Закладывал в различных банках?
При этом их терял,
Как и они теряли
Хозяина и добряка,
Который им платил,
Не почитая их рабами,
За поднесенный туесок
С грибами!

Пушкин (кусая губы):

Другая здесь игра,
Хотя…
Признаюсь,
Что хотел бы я
Без сожаления
Отдать ее царю
На этом маскараде,
Чтобы весь мир
Над ним смеялся,
Иная тут дуэль,
И битый будет он – не я!
Но неизвестно, как пойдут дела
В том дальнем домике,
Который выдумали мы - Титов и я…

(В сторону)

А ты же, Соболевский,
Был там зачинщиком
Любовного эксперимента
И третьим,
С тех пор побаиваюсь
Я тебя!
Вот потому с тобой
В Европу не поехал:
Мерещатся
На голове твоей рога,
Наверное, не зря –
Зачем бы столько серебра,
Грозу  вампиров,
Отбрасывал ты от себя,
Давая в руки мне?
Оно не уничтожило меня,
Но очернило имя!






ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ




Сцена первая


          Бальная зала в уединенном домике вдовы на Васильевском острове. Сюда уже собралось изысканное петербургское общество. Приехал и  государь с женою, но все под одинаковыми масками, и никого не узнать. Душно от множества свечей. Входят Пушкин и Натали (без масок), за ними Неизвестный художник и его портрет.

Неизвестный художник (восклицает с изумлением):

Какой декор невероятный!
Таинственный он,
Черно-серый,
И вместе с ним
Вот эти одинаковые маски
Не позволяют опознать
Нам никого
На необычном петербургском
Маскараде!
Но это – мой декор,
Я – автор,
Создатель я его,
Портрет, ты видишь,
Это мой триумф,
Иди и будь
Иконой стиля
В Петербурге!

Портрет (распрямляясь и взлетая вверх):

Мне слава, слава,
Я летаю,
Теперь большие деньги – мне,
Особняки – мои,
А женщины…
Любые королевы света
Не устоят
Перед таким портретом!

Летает над головами гостей, которые пытаются поймать его, чтобы рассмотреть поближе.

Портрет (охмелевший от счастья):

Сюда, сюда,
За мною, господа!
За новым стилем!

Пушкин (Неизвестному художнику):

Какая ночь!
Вам удалось
Всего за несколько часов
Свет погасить в столице,
За нею свет погаснет
В мире,
Падут в Париже
Перед новым стилем,
А ведь все было
Делом случая –
Наше свидание на Невском,
Метель,
Омывшая портрет,
Сбежавший с рынка,
Снегом!
Но вы попали в точку,
Случайно вы узнали,
Чем дышит свет –
Сплошною чернотою
В своем прижизненном
Загробном мире!
И посмотрите –
Получилась
Ну просто
Дьявольски чудесная картина!

(Держа спутницу под руку, ведет ее в центр залы, прислушиваясь к шепоту за спиной)

Софи Карамзина ( Долли Фикельмон):

Не может быть!
Все оказалось правдой –
Наш Пушкин снова
Женится на Натали!

Долли Фикельмон:

Да, да, пришли!
Мне сообщить бы
Надо маме!

Софи Карамзина:

Две свадьбы Александра
Ей не пережить,
Повремени!
Смотри,
А Натали
По-прежнему слепа,
Без Пушкина
Не видит и вблизи,
Любой из офицеров
Подойди,
На танец согласится
С ним пойти!
Я, Долли, думаю,
Нам снова  в руки карты:
Наши маски
Здесь нынче открывают
Ходы совсем иной игры!


Долли Фикельмон:

Увы,
Я думаю, что будут жестче
Правила,
Ах, бедная Наталья!
Ей роль супруги  Пушкина
Опять некстати,
Хотя, конечно, талия…


Софи Карамзина ( брюзгливо):

Осиная…
За двести лет
Такая тоже может надоесть!
Зачем он только
Все решил начать
Сначала?
Полетику с Ланским
Необходимо нам привесть,
Пусть полюбуются
На новую супружескую пару!

Долли Фикельмон:

А кто же скажет государю?

Софи Карамзина:

Увидит…
И не закажет ли на бал
Немедленно он плаху,
Чтобы палач
Прилюдно наказал
Этих двоих
За дерзкое непослушанье!

Долли Фикельмон (пожимая плечами):

Два века был невыездной,
А тут вдвоем
С красавицей женой,
Я слышала, был в Амстердаме!
Но Александр –
Игрок,
Привез
С собой роскошный «самовар»
Он в Амстердам,
Как талисман,
Другого не было с ним багажа,
А лишь красавица –
В руке рука
В многозначительном замке…
А вот и мама!

Хочет подойти, но слышит, как та что-то говорит тихо самой себе, и пытается подслушать.

Элиза Хитрово (тихо, разглядывая издали Пушкина и его спутницу):

Ну почему ты стар и дрябл,
Хотя храбришься
И думаешь, что девам
Снишься
И что оне
По сю пору
Вздыхают по тебе?
Ну почему ты сед,
Далекий мой сосед
По дням любви,
И не стыдишься
Постылых маленьких
Побед
Над нищим
Сознаньем простоты
Теперь далеких лет?
Ужасен ты в морщинах,
Чужой, неузнанный
Мужчина!
Ты… оставайся там,
В далеком-далеке,
Откуда уж не приходи
И не проси, как чуда,
Волшебной, дивной,
И отвергнутой любви!
Оттуда…

Долли Фикельмон (подходя к матери):

Я думала, что мне одной
Заметны странные седины
И морщины
Женолюбивого
Поэта Пушкина!
Какая странная картина…
А ведь, казалось бы, вчера
Любим был
Каждой.
Что с ним случилось?

Первая дама (подходит):

Мужчины, как правило,
Женившись, хорошеют,
Но Пушкин, видно –
Исключение,
Весь шарм и притяжение
Он подарил
Одной лишь женщине,
Так пусть и пользуется,
А я теперь найду
Другое искушение!

Вторая дама (подходит):

Как изменился этот ловелас,
Игрок и скандалист!
Он всеми был любим,
Я бегала за ним
В своем воображении,
А он счастлив с женою –
Уж лучше бы один
С самим собою…
И кто теперь помчится
За таким
Героем?
Я – нет,
А вы?

Третья дама (подходит):

По мне – так вовсе и не он
Пришел на этот  маскарад,
Наверное, его двойник,
Надевши маску,
Чтобы нас всех тут рассмешить,
Смутить,
Я не поверю в эту сказку!

Первая дама:

Но если и двойник,
Так многим он помог
Свободу чувствам получить
И очарованным поэтом
Более не быть!

Вторая дама:

Сегодня буду спасть спокойно!
Он вовсе не красив,
Не строен,
И волосы зачем-то отрастил,
Он в жизни просто Воланд!

Третья дама:

Его избранница его достойна!
Жеманится, глазеет на царя,
Вы посмотрите, да она…

Соболевский (вдруг оказавшись рядом):

Ах, эта красота!
Завистников – тьмы тьма,
Ругают и за карие глаза,
За черные густые волоса,
За ноги –
Как у олененка,
За талию, какую носит
Лишь оса.
Наш полуарап голубоглазый,
Нагнувши голову,
Все терпит,
Знает – неспроста
Народ губами треплет
(И я расследовал все это лично) -
Из Амстердама ( почти наверняка,
И, в общем, очевидно)
Была отправлена ему печать стыда
Со знаками, которые
Суть синего,
Что так легко проверить!

Дамы опускают маски и, недовольно фыркая, удаляются.

Тургенев (только что подошел и отводит Соболевского в сторону):

А кто поверит?
За карточным столом
И у рулетки
Бегут за миллионом миллион
С солидных золотых счетов
Поэта,
Но кто-то ведь простит
Огромное количество долгов,
По плану – накануне смерти-
О чем же хлопотали дипломаты
В голубом
В богатом Амстердаме,
Где тщетно сбережения Фике искали
В известном банке,
«Дяди» филиала
Того, с зелененьких холмов?
(А вы-то думали – в Швейцарии?)
Вот эта пара оказалась
Оперативной разработкой
Мирового капитала,
Как бы сейчас сказали,
А для таких огромных денег
Всегда таланта будет мало,
Поэтому он будет съеден,
Быть может, даже в понедельник.
…Остановить бы путь его
До Амстердама!
Вы, Соболевский –
Могли бы стать спасителем,
Однако же уедете!


Соболевский:

Мы здесь лишь для того,
Чтобы понять,
Кто виноват,
А не историю менять,
Нам это неподвластно.
Мы призраки,
Даже не тени,


(К Тургеневу)

Но вы хоть поняли,
Что видели сейчас?
Ведь это, друг мой,
Отречение –
Неважно, что его проделали
Тут женщины,
Они – достойные преемницы
Петра,
Не дождались утра
И крика петуха,
Отрекшись от вчерашнего
Кумира всего двора,
Предав его за три седые волоска
В кудрях!

Тургенев (печально):

Да…
Нам этот  маскарад
Открыл глаза!
Вот если б и тогда…

Соболевский (взволнованно, указывая на семью Романовых, неподалеку с которой  вертится Дантес):

Ну почему всегда
Дантес найдется –
В любые времена,
В любом конце земли:
Как Каин подкрадется,
Хоть жди, хоть и не жди,
А доберется до тела и души-
Там разберется
Со всеми закорючками чужой любви,
Зови ты ангела и не зови -
Он где-то заплутал вдали,
Поскольку заказчик - демон плат
Накинул
На глаза любви
И ангельского всетерпенья!
И при таком огромном облегченье
Дела
Затем всего одно мгновенье
Нужно
Любому из дантесов,
Чтобы убить…
Потом об этом говорить
Три века,
Или, может, десять,
Притом – с большой трибуны
При белом свете,
С веселеньким удовлетвореньем
И даже под аплодисменты,
Уже в отсутствии того,
Кого велели пристрелить.
Как ни крути –
А доля интереса
От поэта
Приходит к преподлейшему Дантесу!

Подходят Неизвестная девушка без маски, играющая роль Натали, и Вяземский, который бережно держит ее под руку, но всем заметно, как она хочет ее высвободить.

Вяземский (любовно заглядывая ей в глаза):

"Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит,
Лишь только мир, волшебным словом
Завороженный, замолчит;
Лишь только ветер над скалою
Увядшей шевельнет травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнет во мраке веселей;
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
Цветок распустится ночной;
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет
И на тебя украдкой взглянет,-
К тебе я стану прилетать;
Гостить я буду до денницы
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать..."

Неизвестная девушка (освобождая, наконец, локоть из цепкой руки Вяземского):

И что мне делать?
Ночь прогнать
И мир волшебный разбудить?..
Завороженных птичек
В тесте замесить,
Из винограда суп сварить,
А месяц золотой
Опять за гору проводить?
Ах, Демон, Демон,
Что с тобой!
Постой, постой, постой:
Ты перепутал дверь,
И ты – не мой!
Однако же –
Что делает любовь -
Научит дверь закрыть
Пред сатаной!

Пушкин (подходит и берет под руку «невесту»):

Любовь, любовь, любовь…
Да у кого кипит тут кровь?

Неизвестная девушка (смущенно):

А о любви
Я просто пошутила.
Шла мимо,
Нарисовалась рядом
Необычная картина –
Из цветочной пыли -
Красивая.
Загадочное что-то
Говорило
Мне о любви,
Ну я и … пошутила,
Простите!

Элиза Хитрово (подходит. Теперь и Пушкин явно смущен):

А я хочу заметить:
Вот так мы создаем
Себе кумиры!
Из бабочек,
Из пятен на стене
И из соцветий,
Из плесневых страниц
Ужасно старых книг,
А можем – из любви,
Из горя
И даже из чужого прегрешенья.
Еще - из тех,
Кого мы никогда не встретим!
И этих
В кумиры мы берем
С особым вдохновеньем
Уже тысячелетья…
А надо?
Пусть лучше нас
Свобода встретит у дверей,
Все остальное –
Лишь наши заблуждения и тлен.

Уходит.

 Пушкин (ей вслед тихо):

О, как вы правы!






Сцена вторая



Александра Федоровна (жена императора вдали от царя, разглядывая в лорнет  Пушкина и его жену, обращается к своему фавориту Александру Трубецкому):

А Пушкин – с кем?
Неужто с Натали?
Опять бросает вызов всем,
Опять решил жениться
Все на той же,
Когда все образумилось
Навечно…

Александр Трубецкой  ( удивленно и озабоченно одновременно самому себе):

Какие странные дела!
Привел он Натали,
Свет сразу погасили –
Уж не его ль заказ
На новый – мрачный –
Стиль?
Все может быть…
От Пушкина чего только не жди,
Известный он шутник,
И что сегодня сочинит?
Но как-то мне не по себе,
Пока не поздно –
Может быть,
Уйти
К Мари Тальони,
В Италию поехать с ней?

(Настороженно смотрит на императрицу и тяжело вздыхает, говорит  тихо, снова себе)

На этом чертовом балу
Найти какую-то дыру,
И убежать во тьму,
А не найдешь –
Убьют!
Еще немного посмотрю
И убегу!
А, вот Скарятин к нам идет!
Спрошу – как все это ему?

(Хочет позвать Скарятина, другого приближенного императрицы, но она опережает его и подзывает к себе Жоржа Дантеса)

Александра Федоровна:

Вы невнимательны сегодня,
Господин Дантес,
А между тем,
Вас явно обошел успех
У наших женщин:
Супруга Пушкина любовь
Показывает мужу
Принародно,
А вы, я посмотрю,
В сторонке!
Почему?

Дантес (изумленно озираясь)

Простите, не заметил,
Где?

(Видит  Пушкина и Натали без масок)
Ах вот!
Да как они посмели?

Скарятин (опустив голову, тихо):

Наверное, из-за метели,
Все ведьмы, черти
В это время
На стороне поэта,
Который сочинил для них стихи,
Воспел…
Они сюда их привели!

Мария Павловна (подходит):

Да, Пушкина стихия –
Все, что ужасно воет!
Как жаль, что не изжили
Еще в России
Такое множество
Нечистой силы!
А предводитель у нее – поэт!
Он так заворожил народ
Своею красотой,
Своей сладкоголосой рифмой,
Потом жену поставил
В этот хоровод,
И красотой она затмила
Всех девушек и женщин,
Что тяжесть эта людям
Оказалась не по силам,
Нет сил у них терпеть
Огромную любовь
К волшебному и непонятному
Таланту,
И красоту, стрелой
Пронзающую
Покоренные сердца
И сдавшиеся в плен глаза!

Император ( незаметно подошедший к императрице и сестре):

И что же остается нам тогда?
Тем более, когда
Готовят в свет изданье
Всего, что написал поэт,
И сорок тысяч русских душ
Должны принять еще и этот груз
Любви и поклоненья!

Александра Федоровна:

Да, да, мой друг!
При живом поэте
У народа тогда
Не будет никакой надежды
На спасенье
От  колдовства
Любви совсем уж непомерной!

Император:

Беда
Еще ведь в том,
Что дом
Любой семьи,
Подвергшейся такой любви,
От чувств взаимных опустеет,
Останутся одни мученья
Чувств призрачных
И никогда никем
Неисполнимых!
Во что же превратится этот мир?
Как вынесет такую тяжесть чувств,
Оставив сиротою государство?
Народ погрузится
В фантазии
Сердечных мук,
Он собственную жизнь оставит
Ради чужого – сказочного – счастья!

Мария Павловна:

Увы, сирены увлекают
Живых людей на дно…

Александра Федоровна (подозрительно):

И что вы предлагаете?

Мария Павловна:

Свободный Веймар
Показал пример
Безвредного признания поэтов:
Для этого
Лишь нужно было
Обеспечить населению
Рагу на каждый день,       
А также свежий кофе
Со сливками, конечно!
Уже который год,
Вы знаете, что Гете, Шиллер
Там беспрепятственно
Поэмы пишут
О  стихиях
И разума, и сердца,
О религии,
О бесах…
Да, ну и что?
Пусть Фауст расписался кровью
С Мефисто
В договоре,
Но ведь потом раскаялся,
Исправился
И на покой отправился.
Хоть его жаль,
Но, согласитесь,
Что в такого нельзя никак
Влюбиться!
А что в России?
Поэты демонами выступают,
Как дьяволы повсюду
Обольщают
Поклонников любых сословий,
В таких условиях
И доброму монарху сложно!

Александра Федоровна (насмешливо):

России пришлось отдать
Большие деньги,
Чтобы Веймар
Спокойно спал
Под завывания поэтов.
Вы русское приданое,  мадам,
Истратили на эти цели!

Мария Павловна:

Заметьте: не все приданое,
А половину…

Александра Федоровна:

Вторую вы просили,
Чтобы войска Наполеона
Были сыты
И Веймар бы не разорили!

Император:

Однако это слишком!
Ну не совсем так было…


Соболевский (стоя поблизости и внимательно прислушиваясь к разговору венценосной семьи, тихо говорит подошедшему Тургеневу, который тоже пытается  расслышать, о чем ведет разговор венценосная семья):

Подумайте, мой друг,
Какое может быть сравненье
Поэтов жизни там и тут!
Конечно, Веймар
Стоил русских денег,
Его купили мы
Приданым этой дамы,
Ныне герцогини
И богини
Всех веймарских талантов,
А также и простолюдинов,
Наевшихся рагу…
Но тут –
И медных пятаков
Ни на один день не хватало
Для воспитания 
Высоких литературных
Послевкусий!
Да, русские рабы – не мы,
Тем более – не веймарские
Почитатели поэтов,
Которым в Веймаре
Такие привилегии даны,
Что ощутили
Там себя они
Творцами совсем с другой,
Со сказочной планеты!
И если
Наш Пушкин,
Затравленный едва не с детства,
Не мог и шагу сделать
К женщинам
Без строгого предупрежденья,
То Гете, например,
Не прятал
Увлеченья
Старушкой Штайн,
Прожив с ней много лет
И вышел без последствий
Из этих странных отношений,
Влюбился в девочку,
Женился,
Родил кучу детей
И не был ни убит
И не затравлен злодеями,
Да, в Веймаре
Народ добрее
На наши деньги проживая…
А поэтический экстаз
В России
Уничтожают               
На корню,
Чтобы народ не утонул
В соблазне,
Поэтов просто убивают,
Чтобы они его не искушали
И не мешали
Назначенным богами
Снабжать Германию
Рагу и кофе.
Вкус этих блюд
Развил художественный вкус
И доброту к поэтам
В Веймаре,
Особенно при этом –
Вкус к тонким талиям
Их жен!

Тургенев ( изумленно):

Я поражен
Подобным откровенным
Императорским решеньем
Так радикально
Лишать народ любви к поэту!

Соболевский:

Увы, рабы в России -
Лишь для чистки хлева,
Им ни рагу, ни кофе
Не принесут в постели
И не позволят
Полюбить поэтов,
А если бы имели
Обеды посытнее…

Тургенев (грустно улыбаясь):

Прослыли бы врагами
Государства,
Вы сами слышали –
Сказал так император!

Пушкин (подходит к Соболевскому и Тургеневу, но старается держаться в тени):

Вы рассуждаете о том,
Как все еще опасно
В России быть поэтом?

Соболевский:

Заметьте, Александр,
Успешным
И по большой любви
Женатым!

(Кивает головой в сторону спутницы Пушкина)

А  копия,      
Похоже,
С подлинником
Имеет оживленную беседу.
Не будет ли ваша интрига
Здесь раньше времени открыта?

Пушкин (улыбается, глядя в сторону жены, Ланского и Неизвестной девушки):

Мне хорошо известна
Сдержанность
Моей супруги,
Хотя и бывшая,            
Но, думаю, характер
Сохранила.
Она меня не выдаст!



Сцена третья


В некотором отдалении от царской семьи. Неизвестная девушка – двойник Натали - беседует с супружеской парой –Ланским и настоящей Натали, которые скрывают лица под одинаковыми масками)

Ланской (к Неизвестной девушке):

Вы, как всегда,
Произвели движение на бале,
Я слышу разговоры
Лишь о вас –
О вашем платье,
Украшениях,
О талии,
О шали,
О прическе,
О туфельках помятых на ногах…
Как будто было все вчера -
Конечно же, не  с вами,
А с нами!

Натали ( устало мужу):

Ах, перестаньте,
Пусть Пушкин развлекается,
А мы под масками
Останемся,
Никто и не узнает   
Нашей тайны,
Раз он так хочет,
Я подчиняюсь…
 
(К Неизвестной девушке):

Сегодня же он обручится с вами!

Неизвестная девушка:

Я в этом сомневаюсь,
Мой господин
Ведет какую-то игру,
Для этого открыл свое лицо,
А также и мое,
Преобразив,
Представил на балу…

Натали (показывая на руку Неизвестной девушки):

А это с чьей руки кольцо?
Бесценный дар
Любовных приключений,
Волшебный талисман
От Воронцовой,
Его годами не снимал,
Но тут его вдруг вам отдал,
Что скажет,  обнаружив это,
Хозяйка бывшая кольца -
Елизавета?

Ланской:

Не придавайте лишнего значения
Вниманию поэта к женщинам.
И не одна
Хозяйка бывшая кольца
Распоряжалась сердцем
Стихотворца:
Три Лизы,
Три Елизаветы,
Три Элизы –
Три грации
И три несбывшихся мечты –
Три вдохновения
И три царицы-музы
Пришли –
Остались,
И почему-то без него,
Одни…
Вы, дорогая, это знали,
Но к ним не ревновали?

Натали:

Они были стары…

Ланской:               

Особенно императрица,
Супруга Александра.
Муза и вдохновительница
Будущего вашего супруга.

Спохватывается, глядя на Неизвестную девушку и умолкает. Подходит Пушкин и берет ее под руку. Натали напряженно смотрит на них.

Натали (к Пушкину):

Что будет с ней?
Ее же заклюют!
Сейчас «разденут» донага
При всех,
Слюною ядовитой обольют
И пустят «голой» в этот круг
Ужасных ядовитых змей!
Не думаете вы,
Что нам простят
Они
Повторный брак?
Зачем хотите повторить
Историю любви,
Печали и утрат?
Мне не по силам
Это вновь перенести,
А вам?

Пушкин (улыбаясь):

Скажи мне откровенно,
Натали,
Ревнуешь ты?
Зачем Ланскому солгала?
К старухам тоже ревновала!

Натали (с отчаянием):

А разве
Вы также не любили их,
Как девушек иных?

(Подходит Соболевский и, наклоняя голову, тихо говорит):

Как, господа, вы спором
Увлеклись
О страсти, о любви
Высокой
Императриц,
Не замечаете ушей,
Которые язык ваш приведут
На растерзанье палачей
В подвале Фока.

(Все поворачивают головы в сторону, куда кивнул Соболевский. Неподалеку стоит граф Толстой Американец и внимательно слушает беседу этой компании и что-то бормочет сам себе)


Толстой Американец:

Как быстро наступают!
Вот-вот откроют тайну
Роковых дуэлей,
Причиною которых
Были такие политические цели,
Что лучше и сегодня
Промолчать об этом!
Они же говорят,
А тут всезнайка Соболевский,
Еще придет масон Тургенев,      
Им только бы болтать,
А все сойдется в точке,
Да не у Елизаветы -
У моей супруги!
Которую, возможно, и не зря
Подозревает в чем-то Пушкин…
Но кашу заварил-то я,
Ее послушав,
Когда посвататься
Пошел от имени его
К Загряжской,
Потемкинской родне.
Я годы ненависть носил в себе
К ничтожному поэту,
Как жаждал я дуэли,
Но не велели
Его еще убить,
Послали Соболевского
Просить
Дуэль на время отложить
И даже помириться!
После его визита –
Кто бы видел,
Как я рыдал
В коленях у жены…
Однако же моя цыганка
На картах
Увидела: три дамы,
Готовые убить вместо меня,
Находятся здесь, рядом!
Из них одна была
Червовая,
Сулящая любовь,
Другая - бубны – деловая,
А третья - пики – смерть!
Три дамы – три сестры,
Три ядовитые змеи,
Пришла моя удача,
И Пушкину я указал на его счастье –
Одну из них,               
Мою соседку Натали!

К Толстому Американцу незаметно сзади подходит Наталья Ивановна Загряжская-Гончарова, мать Натали. Граф, увидев ее, вздрагивает от неожиданности и умолкает.

Толстой Американец:

Какая встреча!
Неужто Фок
Нас свел?
Но для чего?
Чтобы донос      
Мы друг на друга написали?

Наталья Ивановна Загряжская:

Нет, чтобы пальчики едали
Друг у друга,
Чтобы перо не брать
И не писать…
А как ваша супруга?
И ваша дочка Сарра?
В подружки ей напрашивается,
Право,
Дочь зятя моего, Дантеса,
Леони,
Бедняжка, бродит здесь,
Влюбленная безумно
В дядьку,
Другого зятя моего,
Вы знаете его,
Теперь признайтесь:
Зачем в мой дом               
Вы притащили Пушкина?
Замучили меня
И погубили!

Толстой Американец:

Да бросьте вы разыгрывать
Мне сцену,
Хотя мы и в театре здесь,
Конечно,
Но между нами
Какие могут состояться тайны?
Мы оба выполнили
То задание,
Которое нам приказали.
Я заманил к вам Пушкина,
А вы согласье дали
На венчанье.

Наталья Ивановна Загряжская:

Я была против,
И я сопротивлялась!

Толстой Американец:

Конечно, вы метались,
И обвиненьями в поэта
Вы швыряли,
С ним, как с котенком,
Вы игрались,
Но почему же не признались?
Ах, вас так воспитали,
Дочь иностранки,
Бастардку
С великими правами!
Вам приказали,               
И выполнять вы поскакали,
Причем, в карете,
Присланной за вами
Зятем! -               
Тем самым,
Которого мы с вами
У алтаря готовили к закланью.
Предупреждали знаки:
Евангелие
Вдруг упало
За ним и крест,       
Потом кольцо венчальное
Звенело об пол
Погребальными колоколами,
И шафер
Опустил венец…

Наталья Ивановна Загряжская:

Ужасные приметы были с нами!

Толстой Американец:

И за нас!
Они были на нашей стороне,
О, верные предзнаменованья…
Царь мог нам объяснить их все,
Но изощренное его желанье
Не позволяло
Приказать конец игре
У алтаря.
Не зря
Он запретил венчанье
В голицынской усадьбе,
Где государыня рожала
Тайно,
Наверное, в ознаменование
Побед над турками
И русскими бунтовщиками.
А зять ваш захотел,
Спустя шестьдесят лет,
Туда привесть
Всех тех,
Кто провожает молодоженов   
Под венец:               
Родню, друзей,
Которые веками
В душе лелеяли протест
Против царей!
Да ведь и вы родня ему –
У Пушкина и ваших дочерей
Единый предок –
Бунтарь и государственный
Преступник
Федор Пушкин,
Который возмечтал
Убить Петра во сне,
Когда стрельцы
Подняли бунт в Москве!
И что же сделал Николай?
«Препоручил» родню родне,
Мне
Нужно было проложить дорожку
Судьбе,
Которая с кровавым топором
Плелась к семье
Того, кто был растерзан палачом
На мелкие кусочки –
Цари
Долгов не забывают…

Наталья Ивановна Загряжская:

Но я сопротивлялась
Злой судьбе,
Я убеждала,
Убегала,
Но Пушкин настоял,
Играя
В покер с государем!
А мне его венчанье
Напоминало
Другую свадьбу.
И потому, что рвался
Сам венчаться
В Голициных усадьбу,
Перед глазами,
Как наяву, стояла
«Ледяная» свадьба,
Которую племянница Петра,
Императрица
Анна Иоанновна,
Устроила для
Квасника – шута Голицына.
Не знаю, почему
В глазах моих стояла
Та страшная картина?

Толстой Американец:

Да потому, что умный
Вы агент, красавица Наталья!
Вам было кого и с кем равнять:   
Жених, ваш первый зять,
Он ведь поэт,
А это все одно, что шут,
Которого ничуть не берегут,
Хотя бы даже при дворе!
А ревновать шута
Или, тем боле,
Подозревать его в крамоле
Царям невмоготу.
Судите сами,
Чем это все кончалось
При Анне,
Племяннице Петра,
Потом при матушке
Екатерине.
Голицыны платили страшно
За что?
Да за любовь!
И если б только за свою…
Их дед Василий,
Любимый
Фаворит царевны Софьи,
Сестры Петра,
Судьбой несчастной
Наградил их,
Так род Голицыных
Принизил,
Что не любить бы им во век!
Но вот поди ты,
Они любили,
Да еще тех,
Кто сердцу были милы!
И даже ссылки
Их ничему не научили.
Внук Михаил,
Вернувшись из Сибири,
Неплохо обжился в Париже,
Свободы воздухом дыша,
Женился он на католичке,
А с православием порвал.
Не понял Михаил,
Какая страшная беда
Нависла тут над ним,
А вместе – над Россией!
С женою итальянкой, с дочкой
Вернулся он домой,
Но иностранную любовь
Императрица Анна
Не признала.
Законную жену прогнали,
А Михаила за поруганье веры
В угоду преданной любви
К прекрасной итальянке
Приволокли в палаты Анны
И нарекли шутом
Без имени и права.

Наталья Ивановна Загряжская:

Не вспоминайте, ради Бога,
Холодный дом
Из льда,
И свадьбу в нем
Голицына-шута
С шутовкой!

Толстой Американец:

Ведь что-то это вам
Напоминает?
И потому пугает…
Еще бы более народу собралось
В голицынской
Домовой церкви,
Коли венчанье
Пушкина
И вашей дочери Натальи
Состоялось
В этом храме.
Какое на Москве
Всем было бы напоминанье
О горестных последствиях
Любви,
Неподконтрольной государям!
За ней всегда приходит наказанье
От них.
За Квасником
И за его женой-шутихой
В покоях ледяных
Подсматривал
По приказанью
Сумасшедшей Анны,
Казалось, целый мир!

Наталья Ивановна Загряжская (угрюмо):

Ну и чего она добилась?
Сама и год не прожила,
А ненависти столько нажила,
Что на племянницу
С лихвой хватило,
Когда в ночи ее с младенцем
Гвардейцы выводили
Из императорских палат.
Судьба наследника
Была куда ужасней
Судьбы Голицына-шута,
Вы согласитесь.

Толстой Американец:

Ну да,
Хотя Голицын и сошел с ума
От шутовства,
Но прожил  чуть не до ста лет.
И в браке ледяном
Явились даже сыновья,
Законные князья!
Хотя и от уродицы-шутихи…
Куда как меньше повезло
Голицыну Петру,
Родному братцу
Владельца
Этой вот екатерининской
Усадьбы.
Родня он посаженному отцу
Натальи.
Мертвец любви…
Князь-Куколка,
Которого наметила в игрушки
Едва родившая, почти старушка –
Великая Екатерина.
А он решил жениться на любимой.
И все – дуэль
Без всякой видимой причины,
Красавца гордого кончина…

Наталья Ивановна Загряжская (напряженно):

Как будто бы у вас
С прекрасным юношей
Нарышкиным,
Моим племянником,
Все было по-другому!
Убил ты наповал его,
Прибавив на себя невинной крови!

Толстой Американец (вздыхая):

Сударыня, на платье
Вашем не видите вы разве пятен?
И ваши рученьки в крови,
Не так ли?
Охотникова к смерти
Вы притащили!
Ну согласитесь.

Наталья Ивановна Загряжская:

И до чего же мы договорились?
Как хорошо, что нас никто
Не слышит!
Давайте, разойдемся.

Толстой Американец:

Согласен, мы переборщили
С воспоминаниями,
Маску вот возьмите,
Они на всех белы
На этом странном бале,
Кровь не видна под ними,
Поэтому все чисто и невинно!

Наталья Ивановна Загряжская (надевая маску):

Поэтов и шутов не берегут,
Но как же я?
Потемкину родня,
Работала по повелению царя,
Хотя и тайному…

Толстой Американец (вздыхая):

Уж больно щекотливое
Задание
Вы выполняли, дорогая!
Вы храбро встали
Между супругой Александра,
Рассорив ее с любимым,
За что Охотников и поплатился
Жизнью,
Но вы еще стояли
Между Елизаветой
И семьей царя,
Которая вам воздала,
Конечно,
Однако, кто-то затаил
Желанье мести!
Не так ли?
Вы согласны?

Наталья Ивановна Загряжская:

Куда уж больше мстить!
Мой муж сошел с ума,
Несчастный,
От страха,
Племянник, сын Нарышкина,
Натальи посаженного отца
На свадьбе,
Убит
Едва не сразу
После кончины
Любовника императрицы.
И мы почти разорены…      
Но почему не стала жертвой я?

Толстой Американец (загадочно улыбаясь):

Ваши заслуги
С достоинством оценены,
Вам сохранили жизнь,
Что очень удивительно!
Но вдруг вмешался Пушкин,
Гонимый жаждой мести
И справедливости,
Кровавый шлейф истории
Он обнажил,
Как меч,
И принял Николай этот   
Нелепый вызов!
Но за пять лет   
Устал с поэтом он  играть,
И занавес свалился!

Наталья Ивановна Загряжская:

А что сегодня значит
Этот  маскарад?
Зачем же Пушкину
Опять жениться?
Но нынче, кажется,
Вы уж не сват,
Не переменится ль судьба?

Толстой Американец:

Никак
Не переменится она,
И никогда,
И ни за что!
Судьба на то и есть судьба…
Однако же
Посмотрим,
Как пойдет игра,
Всегда забавно
Поиграть,
Вот только б знать –
Во что?

Раскланиваются и расходятся, не замечая, что за ними из-за колонны внимательно наблюдает Пушкин, рядом с которым неподвижно стоит Неизвестная девушка.

Неизвестная девушка:

Я вижу, ваша теща
И этот человек дружны?

Пушкин:

И с ними дружен я.
Такая у нас дружная семья!
Агенты-соглядатаи,
Шпионы и убийцы –
Какие же знакомые все лица!
На юморе большом
Они подлавливают
Скоморохов и шутов:
Чем выше
Нота
Придворных
Обличающих стихов,
Тем ближе
Плаха или колесо
Для языков шутов!

Неизвестная девушка (с опаской):

Мне как-то страшно
Обручаться
Среди таких людей…

Пушкин (улыбаясь):

Действительно, опасно
Лезть снова прямо
В эти пасти,
И снова разжигая страсти,
Самим сгореть в огне!
Женатым надо быть –
Так  говорят религии
Всех рас,
Всех континентов,
Замужней надо быть –
Бесспорно это
В любом лесу,
Где есть деревня
В три дома на ветру.
Никто не спорит,
Но что в глазах так беспокоит
Прищуренных,
В усмешке вашей, незнакомка,
И, разумеется, Джоконды?
Неужто в заблуждение ввели
Смешинки?
Но это, милая – слезинки!
Однако вы не бойтесь,
Вы с поэтом
Уже обручены:
Кольцо волшебное
Я подарил,
Оно у вас в руке,
Что видел важный господин
И властный исполин,
Наш государь,
Ходок искусный
В шахматных полях,
Однако, опытный игрок
Сегодня что-то грустен –
Не вы ему нужны,
Не я,
Жена моя,
Которую под маской
Маскарадной
Он сразу же признал.

Неизвестная девушка:

Но это разве не ужасно?

Пушкин (волнуясь):

Конечно, снова страшно,
Наверное, моей Наталье.
Ланской ее не защитит –
Понятно,
Он лишь в гробу силен
Греметь костями…
Пойду-ка я, предупрежу,
А вы повеселитесь здесь
С гостями!



ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ




МЫ РАССЫПАЕМСЯ НА ЧАСТИ


Мы  рассыпаемся на части,
Мы превращаемся в песок.
Где в этом мусоре
Найти мечты о счастье,
Где признаки судьбы
И непокорности,
И ядовитые цветы
Неправедной удачи?
Здесь лишь следы
Беды
И неудач,
Обманутой любви,
Ошибок страшных…
Мы в черный превращаемся песок,
В который дробится черный камень -
След пересохших слез,
Пролитых черным горем.
И все…



Сцена первая


      Ночь. В разгаре бал-маскарад в  уединенном домике вдовы на Васильевском острове.
      Пушкин входит в отдаленную комнату, снимает маску и приближается к дивану, на котором лежит в забытьи Натали, рядом с головой ее на шелковой турецкой подушке еще дымится трубка кальяна. В углу комнаты стоит в кадке огромный куст дикой конопли – как дерево. Пушкин подходит, трогает листья, перетирает  в пальцах и выбрасывает. Затем идет к жене, смотрит на нее и говорит взволнованно):

У колдовства предел бывает,
Но нет его у красоты!
Твоей...
И мое сердце
Замирает,
Когда глаза ему
Свое волненье уступают!
Но… что  сделали с тобой,
Зачем тебе все это?
Оно на время принесет покой,
Потом убьет,
Хотя и медленно, но верно!

(Натали открывает глаза, смотрит на мужа и шепчет):


Целитель драгоценный мой,
Тебе я говорю спасибо за заботу,
Но  ты позволь
Сидеть, стоять и плакать,
Как я хочу –
Согнувшись
Или отвернувшись
В темноте,
Куда не проникает
Посторонний глаз.
Мне руки, ноги и спина –
Мое мученье,
Но выпила до дна душа
Всю боль,
А что осталась –
Упала на колени.
Теперь они – спасители
Израненной души,
Залитой кровью
Тягостных воспоминаний.
Прости,
Страдают пусть они,
Пусть боль к душе не подпускают,
Тогда душа моя
(Все может быть)
Еще о чем-то дальнем помечтает.

(Поднимает руку и показывает на место рядом)

Приляг со мной…
Не только облегчение
Трава приносит,
Но и видения приходят
Вслед за травой…

Пушкин (осторожно ложится рядом):

Отрава, яд,
Тебе им душу травят,
Как ты не понимаешь!
Отступи…

Натали:

Нет, моей душе он помогает,
А без него я  не могу смотреть
На мир, как ты…
Как ты меня учил,
Без этого я в мир теней не попадаю,
Но по ночам хотя бы
Должна быть с ними,
Отпусти!

(Пытается освободиться от объятий мужа, но он крепко удерживает ее, потом медленно приближается к лицу Натали и целует. Оба на мгновенье замирают. В этот момент к двери подходит Ланской, старается разглядеть через стекло, что происходит в комнате и хочет войти. Натали отстраняет Пушкина, но продолжает лежать, не имея сил подняться)

Пушкин ( глядя на дверь, за которой мечется Ланской):

Ты влюблена в другого!
Я не могу принять
Одну лишь мысль
Об этом,
Смерти  подобно
Все, что я тут вижу!
Жена, опомнись,
Уйдем вдвоем,
Я выведу тебя,
Мы сразу растворимся
В пространстве
И во времени,
Мы даже не оставим
Памяти…

Натали (останавливает его слабым жестом руки):

Не надо!
Не ты
Мне это говоришь,
А ты всех убедил:
Раз под венец пошла,
Другому, значит, отдана!
Твои слова?
Кто только их не говорил
Из-под пера,
Покорного тебе!

Пушкин:

Мне
Все равно теперь,
Мои слова? – да чепуха,
Решать тебе!
Так ты решила?

Натали (тихо):

Да,
Ланского позови,
Я так устала,
Нам с ним пора…
А копию мою ты отпусти,
Не мучай девушку
И заплати…
Прости!
Хочу воды,
Ты принеси…

Пушкин встает и идет к двери, но за ней раздается какой-то шум, и он быстро прячется за портьеру, на ходу надевая маску.

Пушкин (тихо сам себе):

Я голос узнаю,
Хотя и поменял его
Безумный венценосец,
Он хочет быть как я,
Чего же он попросит
У бедной женщины?
Хочу услышать
И покров над главной
Тайною
Открыть, быть может!


Император Николай, не снимая маску, подходит к дивану. Ланского крепко удерживает  за дверью охрана царя.


Натали (слабым голосом):

Ты воду мне принес?
Подай…

(Протягивает руку, которую тут же без сил опускает на подушку)

Николай (низко наклоняясь над Натали, затем, присаживаясь рядом, гладит ее по волосам):

Не до воды сейчас,
Вставай,
Уходим мы!

Натали:

Куда?

Николай:

Туда, где ждет нас рай!
В обитель неги и любви,
Скорей вставай,
Вот- вот сюда придут враги
И шпагами начнут трясти,
Устроят потасовку,
А я потом – казни!

Натали (отталкивает его):

Кто вы?
А где же Пушкин?

Николай (вскакивает):

О господи, прости!
Вам дороги еще игрушки,
Которых были лишены,
Не наигралась, дорогая?
Чего полегче
Ты меня спроси,
В карете, обещаю,
Я отвечу,
Вставайте, госпожа Ланская!
Или прикажете
Мне прямо тут вас обласкать?
Ну, не упрямьтесь!

Пушкин (возбужденно за портьерой):

Ах, старый бонвинан,
Опять туда же!
Ну что - теперь в него
Стрелять?
Не хочешь, а придется,
А вдруг сейчас история
Назад вернется
И выйдет боком государю,
Которому никак неймется!
Так, выхожу…

В этот момент в комнату врывается еще один незнакомец в маске и устремляется к дивану,  с которого другой неизвестный в маске пытается поднять Натали и увести ее. Вбежавший хватается за шпагу и говорит явно измененным голосом:

Сейчас клинком я пресеку
Неуваженье грубое
К моей богине,
А ну-ка, незнакомец,
Встаньте
И сражайтесь!
Вы, госпожа, бегите,
Прячьтесь,
Я вас освобождаю!

Пушкин (изумленно):

Вяземский!
И ты туда же,
Друг прекрасный!
Насколько безобразно
Твое нутро,
Как оказалось,
Ты не товарищем
К жене моей пришел,
А змием-искусителем
Ворвался,
Скрывая вора лик
Под маскарадной маской!
О, бедная моя супруга,
Но где же муж ее, Ланской?
Пора бы и ему на сцену…


В комнату, прорвавшись через царскую охрану, наконец, вбегает Ланской, как и остальные, не сняв маску с лица,  за ним –  Неизвестная девушка, тоже в маске. Пушкин в маске выходит из-за портьеры и присоединяется к Ланскому. Вдвоем они становятся напротив Николая и Вяземского. У всех обнажены шпаги.


Николай (к Натали):

Как видите, сударыня,
Я оказался прав:
Сейчас мы вчетвером
Окрасим этот  бал
Багряным цветом крови,
А я ведь вас
Предупреждал,
Просил – уйдем!

Ланской (гневно):

Лишь только смерть -
Разлучница
Жены и мужа,
Вы посягаете на честь
Моей супруги?
Я не позволю!

Пушкин ( решительно):

Довольно
Пререкаться,
Скоро рассвет,
Нам крика петушиного
Тут не хватало!
Давайте, драться!

Натали ( с ужасом в голосе):

Мне это снится?
Опять пришел кошмар
О поединке,
Какие-то мужчины
В масках,
Один в один
Похожи
И, как всегда,
Исходят злобой,
Когда оставите меня?
Трава
В кальяне, видимо, слаба
Подняться у меня нет сил,
Чтобы прогнать
Весь этот ужас со двора!

В этот момент Неизвестная девушка становится между собравшимися драться двумя парами мужчин и машет им шелковым платком.

Неизвестная девушка:

Разумнее вам, господа,
Убрать свое оружие,
Вы видите, что женщина
Больна, слаба
И беззащитна,
Но надо, что б была защищена,
Поскольку здесь ее мужья,
Пускай
Между собою разберутся,
А я готова вам репутацию спасти
И руку дать…
Хотя бы вам, мой господин!


(Берет под руку императора и увлекает его за собой к двери, Николай внимательно вглядывается в незнакомку, потом  снимает с ее лица маску и  удивленно восклицает)


Николай:

Натали?

Неизвестная девушка:

Меня раскрыли вы -
А чтобы сделать
Это раньше,
Тогда бы не было скандала!

Николай:

Но как?
Как удалось вам
Ускользнуть
От этих крокодилов
С острыми ножами,
Всех прикажу арестовать!
Бросаться с шпагами
На государя!

Неизвестная девушка:

Тс-с-с!
Молчите,
Внимания не привлекайте,
Императрица ищет вас,
Давайте улыбаться,
А крокодилы разберутся
И без нас…
Возможно, даже
Посмертный суд
Рассудит безрассудных?


Николай (напряженно наблюдая за императрицей, вальсирующей с  Сергеем Трубецким среди маскарадных пар, вынимая руку незнакомки из-под своего локтя):


Сударыня, прощайте!
Я не забуду подвиг ваш,
Не сомневайтесь,
Я сделан победителем
Сейчас
Над тем,
Кому все время уступал,
А был всего-то нужен
Этот маскарад,
Который все расставил
По местам!
Ура!



Сцена  вторая


Отдаленная комната. Из-за куста в углу выходит Соболевский, берет Пушкина под руку и ведет его к двери вслед за исчезнувшими за ней Ланским и Натали.


Соболевский:

Узнать твоей супруге надо было,
Зачем ты нас  привел,
В этот вертеп
Драконов, ведьм и крокодилов!
Все - ради того, чтобы
Пришел сюда сам царь,
А следом  -  и Дантес?

Пушкин:

И он пришел…
Посланец адского безумия
Царя.
И я
Предполагал исход,
Предполагал, что он поймет,
В каком спектакле
Так нуждаюсь я!
Племянница Петра
Его однажды начала,
Хотел продолжить –
Не судьба!

Соболевский:

Да объясни,
Что были за дела?
Не понимаю я тебя!

Пушкин:

Скажу, ты не поверишь!
Вдругорядь хотел венчаться я
В домашнем храме
Родственника Квасника –
Голицына - несчастного шута
Императрицы Анны Иоанновны.
Любила карликов она,
Наверняка
К себе в постель клала
Уродов,
Вот чем была
Она довольна,
Но кажется мне - не Бироном!
Бирон-красавец
Был лишь занавес
Постыдного театра.
Однако зависть
Душит непомерно тех,
Кто сам любить не может,
А только наблюдает
В щелку
За влюбленными.
Голицын-Квасник
Был из них,
Ради любви к красивой
Итальянке
Сменил он даже веру…

Соболевский:

Да, был действительно
Шутник!

Пушкин:

За что безжалостно
Был бит,
Лишен  любви, жены
И в ледяном дворце
С шутихою обвенчан.
А на своей загробной свадьбе
Хотел я показать всем
Фаворитов смерти,
Которыми, как куклами играли
Цари…

Соболевский:

И ты –
Один из них!

Пушкин (после паузы):

Хотел  сегодня также
Пошутить –
Царю, безумному злодею,
Всучить
Шутиху,
Оригинал же вздумал увезти…

Соболевский:

Так в чем же дело?
Игру на бале
Ты сделал, как в театре,
Как ты хотел, все в нем сыграли!

Пушкин:

Но не дошло до свадьбы…
Жену и копию ее я пожалел.
Я не имею права
Даже здесь,
Спустя почти что двести лет,
Их судьбами распоряжаться.
Поговорили горячо,
Но мирно разошлись –
Достаточно!

Уходит. Соболевский остается один.

Соболевский:

Но занавес еще не опускался!





Сцена третья

       Огромная зала  уединенного домика вдовы на Васильевском острове. Император удаляется, незнакомку приглашает на танец его адъютант)

Адъютант императора (восторженно):

Мне танец этот –
Для души бальзам,
Для сердца радость,
Сегодня вы особенно прекрасны
И молоды,
Все происходит,
Словно в сказке!
Все та же Натали –
Держусь за талию осы,
Смотрю на плечи
Северной Авроры,
Из-за моей удачи
По столице
Пойдут теперь
Такие анекдоты!
Да неужели это вы?

Неизвестная девушка (улыбаясь):

Сбиваетесь вы с ритма,
Это некрасиво,
Поберегите пыл,
Ведь вам еще жениться!

Адъютант императора:

Какое там!
Теперь я болен вами…


Сцена четвертая

     Здесь же, на маскараде. Фок перехватывает у адъютанта императора руку Неизвестной девушки и сам продолжает с ней вальсировать. Адъютант нехотя отходит в сторону и внимательно наблюдает за парой. Фок догадывается, что тот может прочитать по губам о том, что он скажет, старается в танце увести партнершу подальше.

Незнакомая девушка:

Вы, генерал,
Напрасно так стараетесь
От адъютанта императора
Избавиться,
Не он один за нами наблюдает –
Ползала смотрит
Полузакрытыми глазами
За вашими пасами…

Фок:

Отлично вы справляетесь
С заданием,
И я сказал бы, даже слишком…
Ведь не царя –
Поэта вы спасали!
И вы, сударыня,
В него влюбились
Сразу без ума?

Неизвестная девушка:

Наверное… но он – красавец!
Хотя,
Покажется вам странным,
Не вижу в нем объекта страсти,
А только образы,
Которые он создает
В любое из мгновений
Беспрестанно,
Все оживает рядом с ним:
Мороз,
Деревья,
Небо,
Солнце…

Фок:

Мертвецы…
Довольно бредить,
Милая шпионка!
И вы
Поддались колдовству поэта,
Хотя в его руках –
Вы только кукла,
Живая копия жены…
Но даже это
Не останавливает вашу страсть,
Вот тут вы и должны понять,
Зачем наш император
Безжалостно
Уничтожает
Подобных гениев:
Он в государстве
Не может допустить
Существования
Второго царства –
Ведьм и ведьмаков,
Бесчисленную армию
Которых  плодит
Поэт у своих ног!
А вы, теперь я вижу,
Его покорная раба
На все века,
И в вас совсем пропал
Агент царя!
А зря…

Неизвестная девушка (упавшим голосом):

Хотите мне сказать:
Не доживу я до утра?

Фок:

Сударыня,
Вы знаете все наши правила,
Ваша судьба…

Адъютант императора (покраснев, злобно):

О черт, да как она могла?
Простолюдинка да еще агент
Кружила в танце тут меня,
А если будет разоблачена?
Тут репутации конец!
Не дам же я случиться
Худшему! Беда
Пусть обойдет меня,
Когда
Лишу я Фока
Гнусного его агента,
Когда исчезнет призрак
Женщины - мечты поэта!
Хотя… конечно, жаль слегка –
Как все же копия-то хороша!
И правду говорят: любовь слепа…


Быстро уходит вслед за Незнакомой женщиной, которая  уже простилась с Фоком и спешит к выходу. Шепчет на ходу:


Вот только маски бы не перепутать,
Ведь где-то здесь и настоящая жена –
Ланская-Пушкина,
И если я ее зарежу,
Меня мой государь повесит!





ДЕЙСТВИЕ СЕДЬМОЕ



Сцена первая



Во дворе  уединенного домика вдовы на Васильевском острове. Разыгралась сильная метель. Извозчик в санях везет гробы из мастерской гробовщика. Пушкин, удерживая от ветра цилиндр на голове, кричит ему сквозь пургу


Пушкин:

Куда, любезный, тащишь
Этот груз печальный?

Извозчик:

Переезжаем, барин,
Велел хозяин
Мне гробы все
Перевезть
На новую квартиру.

Пушкин:

Хороший мастер
Твой хозяин?

Извозчик:

А я не знаю,
Ваше сиятельство,
Сам не лежал еще,
Только покойники
И скажут!

Пушкин (смеется):

Тогда совета
Я у них спрошу,
А вот и первый
Кандидат
Опробовать,
Высокого ли сорта
Товар,
Который ты везешь…

Извозчик (испуганно вглядываясь в темноту сквозь  снежную стену пурги):

Да кто же это?

Пушкин:

Дама.
Красавица и умница.
Спешит самой себе
Навстречу
Почти с ножом в спине
Уже!

(Догоняет Незнакомую девушку и берет ее под руку, загораживая ей спину от почти настигшего свою жертву адъютанта императора, который занес свой кинжал)

Мадмуазель,
Я должен вам
За тот спектакль,
Который вы сыграли
Для меня
И для царя.
В оплату не примите ли
Ожерелье из жемчуга?
Его цена –
Большое состояние!

Незнакомая  девушка (отстраняя  протянутую ей руку поэта с ожерельем):

Нет, нет,
Вы заплатили
Мне
Уж тем, что полюбить
Позволили себя
И рядом быть,
Вы понимаете,
Что ваша я раба,
Какие жемчуга,
Какая плата?
Вы – жизнь моя.

Пушкин:

И вы, как скажут,
Жертва колдовства,
Бегите,
И судьба,
Быть может,
Изменится у вас.

(Грустно улыбается)

И… больше не служите!

(Извозчику)

А ты, дружище,
Проезжай-ка мимо,
За беспокойство
Приплачу тебе,
Езжай, не заблудись
В пурге!


Адъютант императора  (в стороне наблюдает за удаляющейся Незнакомой девушкой и шепчет злобно):


Беги, беги,
Да ножки не натри
В бегах,
В которых будешь
Жить теперь всегда,
Не раз
Ты вспомнишь этот маскарад,
И, может быть,
Тебя еще настигну я!





Сцена вторая


В отдаленной комнате домика вдовы на Васильевском острове, где снова  собрались  все, кого Пушкин привел на бал.


Пушкин (входит и снимает маску):

Прошу вас,
Незнакомцы,
Удалиться,
Супруге помогу я сам,
Дам ей воды напиться,
А там
Решим, куда нам
Устремиться.

Ланской:

Я не уйду,
И к алтарю
Не дам пойти с другим,
Она моя жена!


Вяземский (все еще скрываясь под маской):


А я пойду,
Зашел случайно
В эту комнату,
Побуду лучше на балу.

Натали (машет Ланскому):

Друг мой,
Уйди лишь на минуту,
А за тобой уйдет и Пушкин,
Обещаю,
Не волнуйся.

Ланской послушно уходит. Натали встает.

Натали (Пушкину):

Ты жив…
Всегда я это знала!
Ах, Пушкин,
Я люблю тебя
И рада, что свободен ты,
Отсюда поскорее уходи,
Здесь, разодевшись,
Надушившись
И даже маской не прикрывшись,
Все друг друга презирают,
Обличают, упрекают
И по-пустому утомляют,
Потом стреляют,
Понятно, что глупцы,
Однако же веками
Ничего не изменяют
И – убивают, убивают!
Ты поспеши в свою обитель,
К себе с Ланским уйдем и мы.

Пушкин ( вслед, печально, с укором качая головой):

Хотя бы не кури!

(Затем говорит сам с собою)

За эти колдовские сутки,
Которые я выпросил у гробовщика
И у метели,
У чистого душой смотрителя
На станции,
У ведьмы
И у всех чертей на свете,
Достались мне минуты
Любовного блаженства
С женой,
И вдруг супруга улетела,
И сам я - автор
Этого исчезновенья?






КОНЕЦ