Детей всё не было у них,
как ни мечтали, как ни бились;
денёк был солнечен и тих,
и ласточки над домом вились.
Гнездо слепили над окном.
– К дитяти это! – слух носился…
И с детским смехом ожил дом,
и лик хозяйки прояснился.
Что год, вновь ласточки к окну,
на них там шикнули, прогнали,
но ласточки не улетали,
их щебет возвещал весну.
И грубой шваброю хозяйка
тогда порушила гнездо.
– Теперь поди-ка, полетай-ка! –
прищурясь, бормотала зло.
Окстись! – кричали ей, – к беде!
Попомнишь, гиблая примета! –
Прошла весна. Настало лето.
А ей покоя нет нигде.
С работы выгнали. Позор!
В чём дело, нам узнать едва ли:
не пойман, говорят, не вор,
а эту, говорят, поймали.
Муж бросил и ушёл к другой.
ребёнок болен – вот забота! –
и что-то сделалось с ногой,
хромать вдруг стала отчего-то.
Не жизнь – гоморра и содом,
повадились за лихом лихо…
И продала хозяйка дом,
и съехала куда-то тихо…
Вот вспомнилось – душе морозно,
примета ведь не зря живёт:
не разоряйте птичьи гнёзда
и ваши Бог побережёт…