Посвящается Алле и Игорю Кошмелюк,
ветеранам боевых действий в Афганистане
А.
Малиновым сгустком дрожит кровожадный закат,
Пылают на солнце враждой опаленные скалы.
И алые маки огнем смертоносным горят,
Коверкая жизни народов и их идеалы.
Призывно поет или плачет седой муэдзин,
И судьбы детей искалечены взрослым мытарством.
Тяжелая сетка густых и неровных морщин
Ложится на темные лица всего государства.
И.
Раскатами грома звучит вдалеке камнепад,
Высокие звезды ломает хребет Гиндукуша,
И в женские руки врастает стальной автомат,
Сминая прикладом цветущую юную душу.
Ты как декабристка всегда и повсюду со мной,
Куда бы меня ни забросили долг или служба.
И чуткое сердце кромсаешь Афганской войной,
Спасаясь взаимной любовью и искренней дружбой.
А.
С тобой я готова делить повседневность и быт,
Отправиться в рай, оказаться в аду и кошмаре.
Смеяться от счастья и плакать от горя навзрыд,
Постигнуть восток, потерявшись на праздном базаре.
Учить в лабиринтах Кабула певучий дари,
Прижавшись к тебе, отдыхать под бренчанье гитары.
Нередко пытаться уснуть до последней зари
И видеть во сне отчий дом посреди Кандагара.
И.
Клубится рассвет от безжалостных взрывов гранат,
Коварные горы похожи на острую бритву.
Я в каждом бою ощущаю твой пристальный взгляд
И слышу отчетливо в реве мотора молитву.
Распахана щедро бескрайняя синяя твердь,
И вспышки ракет ослепляют предательски близко.
Неласково скалится рядом костлявая смерть
И злобно хохочет над чьим-то губительным риском.
А.
Я тихо шепчу: сохрани, защити и спаси…
Но что я такое в сравнении с замыслом Бога?..
Подбитая птица не выпустит больше шасси
И братьям своим никогда не придет на подмогу.
Дымит самолет, распластавшись в янтарной пыли.
Команда десанта на веки веков опоздала.
И светлые ангелы, следом коснувшись земли,
Угрюмо нависли над тлеющей грудой металла.
И.
Сжимаются нервы, спекаются буквы в слова,
И девственно-белый Саланг оглашается стоном.
Слипается горло от страшного слова «вдова»,
И катятся снежные капли по мраморным склонам.
Как дьявол лукав и безжалостен призрачный рок
И часто играет надеждой и верой людскими.
Заносит пустынные улицы красный песок,
Тебе оставляя лишь память и доброе имя.
А.
В Баграмской долине царит гробовая печаль
И раны такие, что их залечить не под силу.
Роняет бутоны надломленный горький миндаль,
Как будто готовясь в Союзе украсить могилу.
Сливается с дрожью моя неуемная боль,
И жгучие слезы глаза застилают туманом.
Въедаются в кожу свинцовые пепел и соль,
И режут живое бесцветное небо «тюльпаны».
И.
Ты молча закуришь, наполнишь до края стакан
И хлебом накроешь, согрев его в теплой ладони.
А я бы и рад опьянеть, но, к несчастью, не пьян,
Последний по счету – тринадцатый – в душном салоне.
Ах, как непривычно теперь не держать мне штурвал,
Не слышать армейские шутки безусых мальчишек,
Что только вчера одолели крутой перевал,
А утром отправились все-таки несколько выше.
А.
Я знаю, что мне не одной эта пытка дана:
Стрелять по ночам, убивать и самой быть убитой…
В поту просыпаться, подолгу стоять у окна
И чувствовать в сердце осколки – осколки гранита.
Прошло тридцать лет, но, как прежде, меня позови,
И я обернусь, чтоб увидеть за дымчатой шторой
Веселые лица живых молодых шурави
И, мной непрощенные, но бесподобные горы.
И.
Подсветит высотки морозный февральский восход,
И солнце воскреснет в бледнеющей розовой сфере.
Погладят широкие крылья цветной небосвод
И бронзовый памятник в старом серебряном сквере.
Война на афганской земле обессмертила нас,
И каждый, кто был в преисподней, достоин награды.
Мне хочется громко отдать свой последний приказ:
Живите спокойно, ведь большего в мире – не надо!
09.01.19 – 18.01.19