Нольде стоял перед окном после вечерней летней дождевой бури. Закатное солнце зажгло борта несущихся по небу облаков-галер. А потом они вдруг стали гигантской горой света. Вокруг этой горы туч была сплошная чернота пролетевшего шторма, но вершина её уже освободилась от тяжести небесного гнева - и стала легкой, готовой принять озарение светилом, готовой быть для людей - живым восторгом и спасением от мрака бури. Огненные вихри свободы врывались в голову художника. Он чувствовал их. Он желал как можно скорее дать им волю. Разгоняя всё и вся, что только было внутри и снаружи - он устремился к холсту. Вот - уже готовы первые синие цветы, а вот и красные. Цвета сами ложатся так, как нужно. Ничего не надо доделывать, ничего не надо потом переосмысливать. Всё уже сейчас готово и пылает настоящностью, самосущностью. Во всей красе! Эта картина сделает больше всех. Она будет висеть на стене юного мечтателя - и он, вдохновляясь ей, потом, свернет горы, достигнет всего, чего захочет!
Ничто не остановит сейчас меня, а потом его! Он будет править миром мечтаний и мыслей! Он будет самим духом творения, что восходит из грохочущего сердца земной грозы к озаренной солнцем небесной вершине!
Картина Эмиля Нольде "Цветы и облака" (1933).