Мужчина спит.
Ей ничего не стоит
его накрыть и высосать до дна.
Агонией насытившись сполна,
утробным смехом давится Лилит.
Блудлив и жалок,
как любая тварь,
как странно, примитивно он устроен.
Без тайных церемоний и кинжала
прольёт густые капли на алтарь.
А этот спит –
эмоций в нём не больше,
чем в блеске мерных гирек на весах.
Шурша колючим терном в волосах,
подкралась обнажённая Лилит.
Он несъедобен...
Семь ночей подряд
она приходит, искушая дольше,
чем прежнего, кто был ему подобен,
но так легко на ложе был распят.
Мужчина спит.
Как истинная сволочь.
Так равнодушен, так невозмутим,
бесчеловечен... холодом стальным
окован выдох, грудь его, как щит,
она щекочет
длинным языком.
Его ни яд, ни кислота, ни щёлочь
не обжигают, пусть сквозь сон клокочут
сто тысяч стерв свинцовым кипятком.
Лилит над ним
как ангел у собора,
пленённый в камне. Голову склонив,
она, свой древний голод позабыв,
копирует, присущую святым
мадоннам позу.
Подлое окно
впускает луч, воспламеняя шторы.
Уже рассвет? Её чернеют слёзы.
Вот только полюбить не суждено.