Предания скитские
***
Я, один как перст, но с Богом,
Жил в пустыне. Подвизался
И в посте и в бдении строгом.
По полгода не видался
Я с людьми, лишь авва Пимен
Приносил Дары в пещеру.
Ближе всех жил старый скимен;
Часто, в двух шагах, ощерясь,
С рыком брел к ручью напиться;
Там, где я из скитской кельи
Брал паксам и чечевицу,
Оставляя рукоделие.
Был мне глас на Пасху: «Авва!
Ангел в плоти, светоч веры,
Ты бежал людей и славы,
Но еще далек от меры,
Что достиг простой сапожник!» …
Я отправился в столицу.
Там в лавчонке придорожной,
У базара, где молиться
Невозможно ни мгновения,
Средь разгула и разврата,
Встретил я, кого в видении
Голос мне явил, как брата.
Я спросил его про бдение,
О Иисусовой молитве,
Как свершает восхождение,
Как ведет с бесами битву?
Был тот брат в большом смущении:
«Я сапожник, а не книжник!
Я не знаю восхищения!
Я простец, а не подвижник!
Каждый день, как встанет солнце
Мастерскую открываю,
Обувь шью, гляжу в оконце
На прохожих, и взываю
К Богу, глядя на ботинки:
«Я сапог, до дыр изношен,
Не пригодный для починки,
Скоро буду в пламень брошен!
Все вокруг меня спасутся,
Только я погибну, грешный!
Все до Царства вознесутся,
Я же сгину в тьме кромешной!» …
Это знамение от Бога
Принял я, как благостыню,
И пошел своей дорогой
В незабвенную пустыню.
***
Жил в киновии безмолвник.
Был он пламенным аскетом,
Почитался как толковник,
Переписчик; но при этом
Постоянно подвергался
Искушению страстью гнева.
Неприметно извергался
На других из жерла чрева
Ядовитый дух хуления,
При благообразии внешнем…
Как – то после исступления
Сам в себе решил поспешно:
«Каждый встречный – поперечный
Мне бесстрастным стать мешает.
Не достигнуть жизни вечной,
Страстью гнева согрешая.
Если я от братьев шумных
Отойду в уединение,
То вернусь к молитве умной,
И избегну пут падения.
Там в безмолвии пустыни
Умиление и блаженство.
Страстный гнев во мне остынет, —
Я достигну совершенства».
Вышел он из общежития,
Подвизаться стал в пещере,
В одиночестве. События
Мимо шли, во внешней сфере.
Но, однажды, у колодца,
Только брат сосуд наполнил,
Тот подпрыгнул кверху донцем,
Став порожним… Брат припомнил…
Вдругорядь и трижды кряду
Наполнял сосуд водою —
Тот вставал вверх дном. «Так к ляду
Шло бы все! Желаешь боя,
Бес поганый!» — осердившись,
Брат хватил кувшин о землю
И разбил. Весь осрамившись,
Дрался, сам себе не внемля,
В воздух тыча кулаками.
А в себя пришедши, понял:
«Одолел меня лукавый!
Я, все так же, гневом полон.
Завтра, чуть рассвет забрезжит,
Возвращусь в обитель к братьям,
Стану в келье жить, как прежде,
С ними, с корнем вырывать я
Буду гнев, как грозный скимен…
Запишу: в уединении,
В общежитии, с мирскими —
Всюду надобно терпение».
Вставши утром, безвозвратно
Брат от гнева отвратился.
С Божией помощью, обратно
В киновию возвратился.
***
Брат один, нестойкий в малом,
Впал однажды в искушение.
Положить желал начало
Безупречному служению,
Но, от скорби вдруг слукавил.
Дух его пришел в упадок,
Он не смог келейных правил,
Возвести в былой порядок:
«Я ослаб душой и телом,
Совершенен лишь в мечтаниях,
Как монашеское дело,
Те молитвы, те метания,
Возвратить мне в стены кельи?
Псалмодию петь, как прежде,
Отойдя от сна безделья?
Боже, как вернуть надежду?».
Все свои грехи и нужды
Старцу брат пошел поведать.
Тот ответил: «Нам не чужды
И падения, и беды.
Слышал притчу я когда – то:
Добродетельный хозяин,
Простодушный и богатый,
Печься стал об урожае.
Он решил возделать поле,
По беспечности великой
Запустевшее, что вволю
Заросло травою дикой,
Быльем, тернием, волчцами.
Говорил хозяин сыну:
«Мы должны с тобою сами
Все расчистить. Выйди ныне
В поле, сорные растения
Вырви с корнем!» …
Сын, увидя
В поле мерзость запустения,
Впал в уныние и обиду,
Стал лишь спать, забыв про землю…
В нужный срок отец приходит.
Видит, сын ему не внемлет,
Не боронит, не скородит, —
Спит! От скорби и уныния
Ищет ложных оправданий.
И сказал отец: «Мой сыне,
Образумь свои рыдания!
Каждый день поли участок
С ночи занятый постелью.
Постепенно, часть за частью,
Победишь свое безделье» …
Сын покорно согласился.
Стал послушен отчей воле,
День и ночь, в поту, трудился,
И очистил вскоре поле.
Так и ты, любезный брате,
Делай дело понемногу,
Бог Своею благодатью,
Вновь укажет путь – дорогу.
Без уныния, с постоянством,
Делай правило, как надо,
И отступит окаянство,
И найдет тебя награда».
Брат, уйдя, пребыл в терпении,
Исполнял советы старца,
Получив успокоение,
Преуспел в стяжании Царства.
***
Из киновии два брата,
Взяв с собою падших женщин,
Блудной похотью объяты,
Вышли в мир, обет презревши.
Падши ж, плача, порешили:
Жизнь в миру грязна, постыла,
Мы безмерно согрешили,
Но, уйдем опять в пустыню.
Старцы, видя их поделье,
Епитимью дав, по году
Разделили их по кельям,
Посадив на хлеб и воду.
Там вопя, — так в велией силе
Нищий просит подаяние, —
Исповедавшись, просили
Им назначить покаяние…
Братья, бесов искушения
Год несли достойно бремя…
А когда из заключения
Оба вышли в оно время,
Сразу стало всем заметно
Сколь различны с виду братья:
Был один веселым, светлым,
А другой печальным, мрачным.
Подошли с вопросом к брату,
За год ставшему печальным:
Как он бдел, познав утрату
Чистоты новоначальной?
— «Жил я в страхе и страданиях,
Помня зло из жизни скотьей,
От несчастья, и рыданий,
Кость моя прильпе ко плоти».
Вопросили и другого:
В чем же соль твоих прошений?
— «Благодарность! Слава Богу,
Что, от блудного мучения
Был исторгнут я, и в келью
Равноангельского чина
Возвратился. От веселья
Умиление, и причина
Тихой радости и света,
Наполняющего душу.
Богу данные обеты
Я до смерти не нарушу».
Старцев мудрое собрание
Рассудило: «Покаяние,
Как того, так и другого
Брата, — равно перед Богом».
***
— Пал я, авва, что мне делать?
— Встань опять, — ответил старец.
— Встал, но тут же пал!
— О, тело!
Вновь вставай! — прибавил старец.
— До каких же пор?
— Пока ты
Не застигнут будешь смертью,
В добродетелях богатым,
Иль в плену пороков мерзких.
Пусть грехи к земле нас тянут,
Вставши, падать не годится,
Ибо в чем тебя застанут,
В том и будешь ты судиться.
***
Плывем на лодке. Старец молчалив;
Закрыл глаза и молится, кивая.
Весь вечер я не в меру говорлив,
Житейские вопросы задавая.
Мол, как же быть, запутался вконец:
С одной живу — другую обожаю,
С одной в загул — с другой хоть под венец,
Одну люблю — другая раздражает…
Смеркалось. Старец снова сел к рулю.
— Черпни, — сказал, — воды по леву борту.
Глотни, запомни вкус. Теперь, молю,
Черпни – ка, брат, воды по праву борту.
Ну, что? Какая разница в воде?
Вкуснее справа или слева? Одинако!?
Что жены, что вода, что зерна в борозде…
К чему менять — опять же будет тако.
***
После всенощного бдения, братья скитские, миряне,
Что пришли на светлый праздник из окрестных поселений,
У прославленного старца в келье, после покаяния,
Испросили, для поддержки, дать духовных наставлений.
Тот ответил лишь молчанием… После долгих уговоров
Авва молвил: «Прежде братья, что ни спросят — все исполнят;
И тогда Сам Бог всех старцев, — не для диспутов и споров, —
Награждал и даром слова, и умом прозрений полным.
Нынче все советов жаждут, но никто не исполняет
То, что слышал. Вот и отнял Бог у старцев прозорливых
Благодать вещания слова, и уже не наполняет
Дух Святой — благословение. В кельях много говорливых,
Только делателей мало: потому и нет, ни силы,
Ни словес для наставлений. Сотрясание воздухов!» …
И монахи, и миряне, «помолись о нас!», просили.
«Пусть всегда пребудет с вами благодать Святаго Духа!».
***
Старец, шедши по пустыне,
Видит: бес, палимый зноем,
Весь в дерьме и склизкой тине,
Окалянный скверным гноем,
Мимоидет зол и мрачен.
Старец спрашивает: — Бесе,
Где ты был? — «На сходке злачной
Танцевал меж блудных чресел!»
— Так пойди к реке, в источник
Окунись, омой всю скверну.
«Не велит мне Бог в проточных
Водах мыться!» — Это верно.
Ну в болоте? — «Запрещает!»
— Зачерпни воды в колодце.
— «Водный ангел отвращает:
Христиане пьют и овцы.
Не велит сквернить, оружием —
Крестным знамением — нас режет,
Да огнем палит! Мне нужен
Христианский дом. Залезу
В непокрытые сосуды
Ни крестом, ни даром слезным;
В них обмоюсь. Вскоре будут
В доме скорби и болезни».
И исчез…
Идя на битву,
Рот закрой, глаза и уши;
Освяти нутро молитвой,
И омой слезами душу.
Не живи пустым и праздным,
Полон будь водой живою,
Чтоб не стать лоханью грязной,
Где все бесы рожи моют.
***
В час уныния в келью старца
Бес полунощный явился,
Подпустил дымку с угарцем,
Влез на печь и похвалился:
«Обмельчало ваше племя,
Обжираетесь плодами,
Помню, раньше было время,
Я падения ждал годами.
Кто сейчас живет в пустыне?
Два калеки, три юрода!
Молодой придет, — остынет,
И сбежит через полгода.
С кем вести мне поединок?
Ты одной ногой в могиле».
— Да, я дряхл! — ответил инок, —
Только Бог дает мне силы.
«Я не съел ни крошки хлеба!
Я не пью вино и воду!»
— Я обжора! Мне на небо
Как глядеть без слез, юроду?
«Я не сплю, не отдыхаю,
Мне не ведома усталость!»
— Я ленивец! Воздыхаю,
Вызывая к телу жалость.
«Я от альфы до омеги
Наизусть Писание знаю!»
— Я невежда, духом беден!
Лишь на Бога уповаю.
«Сам невидим, всех я вижу!
Я исток твоих видений!»
— Впал я в прелесть! Ад все ближе!
Мне полшага до падения.
«Уходи скорей из леса!
Жизнь прошла, близка могила!»
— Мало проку слушать беса,
Грешным… Господи, помилуй!..
Старец, взявши четки в руки,
Преклонил к земле колени.
Бес завыл: «Уа! что за муки!
Что за жжение и паление!
Не тяни свою веревку!
Брось Иисусову молитву!» …
И исчез за печкой ловко,
Отложив, на время, битву.
***
1
После бурного веселья,
Поколоченный бесами,
Я приплелся к старцу в келью…
Он прославлен чудесами,
Исполнением обетов,
Ярким словом, добрым нравом,
Прозорливостью в советах,
И презрением к бренной славе.
2
Я ротился: «Как же, авва,
Нам бороться с темной силой?
Знать, Господь отдал им право,
Искушать нас до могилы!
Дал им власть над нашим родом,
И со времени падения,
Поврежденною природой
Правят бесы…».
— Заблуждение! —
Возразил мне старец, — Брате,
Прекращай ты дуть на воду,
Понапрасну время тратить,
Распалясь, бесам в угоду.
Так же в юности далекой,
Видя силу духов злобы,
Я, взлетев умом высоко,
День и ночь молился, чтобы
Приоткрылась суть покровов,
Укрывавших от падения…
И Господь Всещедрый снова
Снизошел ко мне в видении.
Видел я монаха, друже,
Меж светильников горящих
В ярком пламени, вокруг же
Сонмы ангелов, кружащих
С обнаженными мечами.
Я вздохнул: — Какое бдение!
Отчего ж тогда печали,
Сокрушения и падения?
Как нас бес одолевает?..
И пришел мне голос Божий:
— «Дьявол тщательно скрывает,
Что бессилен и не может
Низложить, убить, не смеет —
Никого. По Воплощении
Сокрушил Я главы змея».»»
— Отчего же искушения?
— «От самих себя падение
И мирские, и монахи
Совершают в нерадении,
Похотении и страхе».
— Мой Господь, покров тот многим,
Или избранным дается?
Лишь анахоретам строгим,
Или всем, кто с бесом бьется?..
…И увидел у престола
Многочисленные рати
Светлых воинов Христовых:
Все чины сестер и братьев...
3
Старцу стал я клясться: — Авва,
Стану помнить о спасении,
Ревновать о Божией славе,
И, прогнавши нерадение,
Стану бить я в рати братьев
Духов злобы и коварства.
— «Пусть Господь, по благодати,
И тебя сподобит Царства!»
***
Старец и новоначальный,
Как – то, шли осенним садом.
Старец выглядел печальным.
Он окинул мудрым взглядом
Набегающие тучи,
И продолжил: «Глянь налево,
Видишь яблони могучей
Благолиственное древо
Не покрытое плодами?
У мощнейшего — бессилие!
А вокруг стоят рядами —
В благоплодном изобилии.
Древо — это мы, монахи.
Листья — подвиг, но телесный.
Плоть свою, считая прахом,
Мы смиряем повсеместно.
Как отцы – анахореты
В древнем мире, и доныне
Благолиствием одеты,
Бьемся с бесами в пустынях.
Плод — наш подвиг, но духовный.
В нем — внимание и трезвение,
Ежедневный бой безкровный,
Свет нетварный, обожение.
На деревьях плод без кроны
Из сучков не вырастает.
Ствол, где селятся вороны,
Рубят и в огонь вметают.
Плода добра не творяще
Иисусовой молитвы,
Лишь телесный подвиг бдяще,
Проиграет бесам битву.
Дал Христос наказ блаженным
Жить не только для спасения,
Но велел быть совершенным
В ожидании воскресения» …
В келье старец спросит: «Сыне,
Будешь ли варенье к чаю?»
— Нет не стану, больше ныне
Воскресения мертвых чаю!
***
Как - то из ближайшего селения
Юношу, который бесновался,
К старцу привели для исцеления.
Старец поначалу отказался.
Он прозрел: поймет община скоро,
Что стяжал он дар изгнания бесов,
Станет скит похож на шумный город,
Ульем разоренным, в чаще леса.
Но смирился слезным уговорам.
Приказал: «Ступай же бес в болото,
Изыди из Божиего создания».
Тот ответил: «Я с большой охотой,
Только дай ответ, нам в назидание,
На вопрос: Кто козлища, кто агнцы?»
Старец отвечал: «Как я, такие ж точно
Козлища. Кто овцы?.. Их признаться
Знает только Бог». Бес взвыл: «О, срочно,
О, немедля выйду! Я изнылся!
Жжет меня огнем твое смирение!»...
Юноша же тотчас исцелился,
И, молясь, пошел в свое селение.
***
Подвизался я три лета
Возле старца — жил при нем.
Мне явился ангел света,
Между ульев, белым днем!..
Трудник скитский, без печали
Тихо бортничал в раю,
Пчелки роем прилетали,
Но, не ангелы. Стою...
Светозарными кругами
Окруженный, как рогами,
Светлый ангел говорил:
«Я — архангел Гавриил!
Лишь к тебе, избранник, послан
Богом! Ты великий постник —
Третий год ешь мед да сныть!
Хочешь с телом в небо взмыть?
Помнишь тот обрыв над речкой?
Встань на край с зажженной свечкой,
Только Богу не молись,
Сразу, гоп — и прыгай вниз!»
— Я давно грехов пучина,
Весь в страстях погряз, как в тине.
Все спасутся. Я ж весь — смрад,
Я один пойду во ад...
Я, как есть, Аника - воин,
И очами не достоин
Видеть ангелов. Ты — бес!..
Дьявол тотчас же исчез.
***
Я посадил свой падший ум
Стеречь врата моей души,
Чтоб он, увидев гам и шум,
Скорей свой суд вершить спешил.
Чинил осмысленный разбор
Всех впечатлений, мыслей, чувств.
Вдруг в храм души лукавый вор
Войдет, случайно заглянув.
В одежды овчьи обряжен,
Внутри он — злобный хищный волк!
Быть должен ум вооружен
И в обороне ведать толк.
Захочет этот древний змий
По - царски жить в своей норе,
И он возьми да и посмей
Нору проделать в алтаре!
К вратам души придет стенать,
А с ним смущение и печаль,
Их ум не должен принимать,
Вести беседу, невзначай,
Но тут же, цельным, прибегать
С молитвой к Богу и просить,
Чтоб Он изгнал от врат врага,
И ум смог помыслы вместить,
В которых — мир, а не война,
Нетварный свет и простота,
Смирение, мир и тишина.
Те, что от Истины — Христа.
***
Двери чувств телесных затворились:
Слух не внемлет ничего, что вне меня,
Смолк язык, глаза на мир закрылись,
Ум, одеянный в аскезу, поменяв
Бремя, отложив земные помышления,
Снизошел к сердечной клети, вниз.
Двери сердца замкнуты, движения
Нет, лишь мрак стеной повис.
Терпеливо ум стоит, в отчаянии
Начинает в дверь молитвою стучать,
Ждет, опять стучит — но лишь молчание
Гробовое ставит тяжкую печать
В мертвой тишине — и нет ответа.
С горьким плачем ум отходит от дверей.
Ни в святилище, ни внутрь сердечной клети,
Не допущен он предстать Царю царей.
***
Спасения царский путь отвергнут.
На сердце вновь лежит печать греха,
Без сил мой ум во ад низвергнут —
Привык он лишь о тленном помышлять.
А потому с молитвой не приходит
И Духа благодать на помощь мне,
Безблагодатная аскеза не приводит
К соединению ума и сердца в тишине.
Господь мой Милостив и Человеколюбец,
Он не допустит, чтоб во мне жила нечистота.
Страсть трость надломленную сердца не погубит,
Ум льна не угасит, познав, что есть — тщета.
Я исповеданием грехов своих очищусь,
Без пищи в теле будет больше нужных сил.
Уйдет дебелость, покаянный плач отыщет
Забытый путь, который к небу возносил.
Ум снизойдет к сердечной клети, замирая,
Смиренно постучит, и я, как тот слепец,
Об исцелении к Спасителю, взываю:
«Помилуй мя, помилуй мя, Творец!».
***
Я, блудный сын, в стране безгрешной,
Не знавшей зла святой и чистой,
С Отцом Небесным мог успешно,
Стяжав добро, постигнув смыслы —
Возделать, творчески, всю землю.
Но я к лукавому нанялся,
И слову ангелов не внемля —
Посеял грех. Он в рост поднялся!
Я тучный колос нерадения
Стал пожинать серпом страдания.
Я до заката вел сражение,
Вязал в снопы свои деяния.
Все, что разбросано по полю,
В гумне аскезы ждет собрания —
Обмолотил. В мешки юдоли
Я ссыпал зерна покаяния.
Господь, Превечный Земледелец,
Ты всем нам дал наш хлеб насущный.
Всю шелуху, все зла поделье
Развей дыханием воздушным,
Очисти зерна дел от плевел,
Оставь лишь Царскую пшеницу,
Пусть хлеб для Таинства хранится
В небесной житнице — нетленен.
***
Брат один, новоначальный,
Стал смешливым, беспечальным,
Как сходил в соседний скит.
Мало ест, почти не спит,
Рассуждает вроде здраво,
Но корит родного авву
За добро, за простоту.
А того, с кем жил в скиту,
Выше неба превозносит
И к нему отправить просит:
«Всех, как ангелов встречал
И молитве научал —
Только умной и сердечной.
Чтоб не быть, как вы беспечным,
День и ночь ее творю,
Только с Богом говорю!»
К авве мы в недоумении
Подошли для вразумления.
Авва молвил, не шутя:
«Тот монах, старик - дитя.
Да, он свят, но не искусен,
Жемчуг дал заместо бусин,
Нарушая древний чин.
Но, об этом помолчим...
Он с людьми давненько не был,
Всё меж ангелов, на небе.
Мы же с вами на земле,
Все в грехах и страстной мгле.
Старец чист — всё видит чище,
Чем все мы. Он твердой пищей
Кормит щедро всех подряд,
И таких детей, как брат.
Брат наш, как бы чист он ни был,
Но, по лествице на небо
Через семь ступеней влез,
И приметил это бес.
Вы в молитве не спешите,
Благодати не ищите,
Время должное придет,
Дух Святой в вас Сам войдет».
Мы совет уразумели,
И пошли молиться в кельи.
***
Я от земли по лествице поднялся,
Стою на самой нижней из ступеней,
А на душе такой пожар занялся,
Что я хочу обратно вниз — к смирению.
Такие мне грехи людей открылись!
О, сколько их! Глаза мои ослепли!
Ужель и я таков, скажи на милость,
Что не жалел на грех последней лепты!
Путь лествицы приводит к покаянию —
Землей себя я вижу, прахом тленным,
Нижайшем из людей, всех тварей окаянней.
Тварь по своей природе неизменна,
Ей сообразна — я же Богом создан,
По образу Его и по подобию,
Но пал в раю, стал тленным и ничтожным,
По беззаконию лишен благоутробия.
И, подлинно, скоты и звери чище
Меня, кто сам себя низверг до ада,
Лежит в нем прежде смерти ниже низших,
И даже бесов низменней. Те рады,
Что я их раб, послушник и наследник,
Жестокий и несчастный тьмы и бездны
Посол, вернейший зла посредник,
Когда они на душу пасть разверзли.
О, горе заблуждениям и прельщениям!
Пока, как пес, шальной от нерадения,
Чем дальше вверх я лезу по ступеням,
Тем более грозит жестокое падение.
***
Секунду я продлил на много дней,
Когда вновь проживал свое страдание...
Три времени живут в душе моей,
Суть — память, созерцание, ожидание.
Три времени действительно текут,
Хотя бы их условно называли —
Прошедшим, настоящим, будущим, и тут
Я соглашусь с преданиями едва ли.
Ни прошлого, ни будущего — нет,
Есть настоящее прошедшего и ныне настоящее
И будущего настоящее. Ответь,
Так что же есть?.. Молчание звенящее...
Что прошлое? — чего уже здесь нет.
Что будущее? — нет чего еще, и
Что настоящее? — граница, миг, и след,
Лишь камень, переброшенный пращею
За грани толщины, но нулевой.
А сколько длится этот миг? Нисколько!
И настоящее живет само собой
Меж тем чего уж нет. Поскольку,
Мы видим, миг тот все же протяжен —
Прошедшее и будущее должен
Иметь в себе. Но он, увы, рожден
В душе моей, а мир для мига — ложен...
Есть прошлое, куда оно ушло —
Его там нет, оно лишь в настоящем.
Откуда будущее в прошлое вошло?
Как мы сей - час его обрящем?
Я обращаю взгляд свой к временам,
Всем — настоящим, будущим и прошлым,
И вижу, оглядясь по сторонам, —
Есть только настоящее. Возможно
Лишь дление, лишь жизнь моей души,
Движение, изменение, путь к спасению,
Сцепление, собирание в тиши,
От лучика к пятну, от тени к тени.
Внутри меня летит его стрела, —
Таинственно - мистическая сила.
Я сам живу, расколот пополам?
Или оно меня насильно изменило?
Есть встреча с бытием внутри меня,
Лишь там, в душе, я с тварным миром сближен.
Предметы — твердую энергию — поняв,
Я логосы, идеи мира, сердцем вижу.
Обожение — призвание меня. Во мне — всю тварь,
Что в суете, стеная, жаждет искупления
Ко Господу. Она войдет в святой алтарь
И в Таинствах найдет преображение...
Я в Церкви, обожаясь, все обняв,
Все времена — в едино, сердцем бдящим,
Запечатленный образ Бога восприняв,
Живу в церковном вечном Настоящем.
***
На Успение — хрустальный теплый вечер.
Тишина. Листа не шелохнет,
Подуставший с зноем биться ветер.
Жизнь к полуночи до утрени уснет.
В мире скорбно. Как нам жить без Девы?
Смертный мрак окутал дивный Сад,
Израстивший вечной жизни Древо?
Тленным стал бессмертный Виноград?
В мире сем всетяжкое сиротство
Обрели птенцы Ее гнезда?
Матерь Жизни спит в гробу. Господство
Смерти утвердилось навсегда?
Скрыли под землей Земное Небо?
Златотканый Господа Ковчег
Враг похитил? И вина и хлеба
Божий Град лишен?.. Белей чем снег,
Светло украше;нная Невеста
Скрыла лик в чертоги Жениха?
Сердце замирает, жаждет вести:
Смерть обосновалась на века?
Дух слабеет, плоть теряет силы,
Видя бездыханную Любовь...
Нет! не умерла Ты, но почила,
Чтобы пробудиться в жизни вновь!..
Рассветает. Небо в райских красках.
Отлетает сон. На рожь легла роса.
Мир встречает Богородичную Пасху!
Матерь Божия взошла на небеса!
***
Естество мое ослаблено пороком,
Немощно для делания добра.
День живу я в подвиге высоком,
Подвизаюсь с ночи до утра.
Два стою... На третий возвращаюсь
В грязный хлев к своим свиным рожцам.
Быстро с добродетелью прощаюсь,
Надолго забыв про дом Отца.
Знаю — тело, будучи здоровым,
Так легко становится больным,
И как долго узкий и суровый
Путь проходит, чтобы стать иным.
Мной давно владеет злой мучитель,
Я, себе на зло, стал злу слуга,
Добровольный казни исполнитель
Над самим собой, в сетях врага.
Я расслаблен, дай мне силу веры,
Боже, дай услышать Твой ответ,
Из глубин мистической пещеры
Выйти и увидеть Божий свет.
Дай Твоей мне воли исполнение,
Не моей. Молю, как на духу,
Сотвори благим произволение,
Чтоб я не жил проданным греху.
***
Окамененное нечувствие!
И нет во мне любви!
Внутри, как - будто, что - то хрустнуло,
И холодность в крови.
Я мертв. Весь — одеревенение.
Колода, камень, пень!
Все трын - трава, во всем сомнение,
Отчаянная лень.
Уже не вижу и не чувствую
Ни смерти, ни Суда,
Лишь в сердце дьявола присутствие.
О, иго вражие! Беда!
Нет, лучше уж болезни тяжкие,
Чем паралич,
Да теплохладная пустяшная
Любовь — опричь.
И я, смирясь, молю в терпении:
Безмездный Врач
От сухоты дай избавление,
Верни мне плач!
От двери гроба сердца ждущего
Ты отодвинь
Мне камень тяжкого нечувствия,
И внутрь войди.
Цели мне сердце окаянное,
Разбей гранит,
Чтоб стало — чуткое, плотяное,
Могло любить.
***
...и буду вечерять с ним, и он со Мною.
Откр. 3:20
Я пришел к Тебе, я прикоснулся,
Дерзновенно восприял Твои и Кровь и Тело.
Я стал — дом Твой, Ты в меня вернулся,
Светом освятил все бывшее дебелым,
Опалил огнем — страстей густое терние.
И огонь горит, и свет в дому сияет!
Плоть, что Ты создал, открыла двери,
Ты под кров души моей вошел. Мы вечеряем!
***
Священник
Литургисаю. Вижу Господа закланным,
Лежащим чистым Агнцем на престоле.
Как смеет мыслить разум окаянный,
А сердце лгать и ошибаться воля,
Что на земле стою, все так же облеченный
И плотию и кровию, средь близких,
А не на небесах, — мгновенно вознесенный!
Отринув от души плотские мысли,
Святого Духа благодати преисполнен,
Я средь небесных сил, поющих гимны
К Лежащему, сошествую к престолу
С Царем Царей — дориносимо чинми.
Тебе мы жертву всехваления приносим.
О приобщении Тайн Трапезы сей Священной,
И о спасении всех живых и мертвых просим.
И Иерей и Жертва — Ты Сам, предложенный.
Приходит сладость от любви Твоей бесстрастно —
Я Пресвятого Тела и Честныя Крови причащаюсь.
Святой Дух, снизойдя, глаголет истину безгласно,
Я с жизнью будущей и Царством обручаюсь.
Вершится в алтаре священное служение.
Утешителем, недостойный, быв рукоположен
В подобии с небесным чиноположением —
Во светлостях святых Твоих стою — обожен!
***
Душа моя — сосуд без дна.
В душе моей — вода темна.
А в той воде и сор и грязь,
В утробе ям бесовский князь
Расставил тайно невода.
Вода мутна, в воде — беда.
Я осознал свою беду,
Я в храм на исповедь иду.
Храм — мне врачебница грехов,
В нем — Божией Матери Покров.
В нем Врач безмездный — Сам Христос,
Сам служит, Сам целит от слез.
О, как давно я не был здесь —
Водил кругами хитрый бес...
Душа блистает, как кристалл, —
Я исцелился. Снова стал
Причастник Господа Христа.
Вода души моей чиста.
***
Уж борода белеет проседью,
Жизнь фарисейская, неброская,
А я привык молиться Господу,
Лишь походя, все мельком, поскору.
С утра два слова, слово к вечеру,
Все впопыхах, в делах, в метаниях.
Уж, и сказать - то Богу нечего,
И без Него существование
Мое — и проще и удобнее,
А с Ним болезненно — мучительно.
Мне стыдно видеть грех подробнее,
Хочу хорошим быть, значительным,
Хочу побольше счастья, радости,
А Бог всегда взывает к совести,
А совесть боль привносит к сладости,
И горе убивает прошлое.
Да и о чем молить не ведаю,
Когда мое радение пошлое,
Над бесом хвалится победами.
Благодарить Тебя, как принято,
Я разучился — жизнь заставила.
Слова любви из сердца вынуты,
А ум живет по светским правилам.
Но я пытаюсь! Во спасение
Души моей — тайком, не выспренно,
Молюсь рассеянно, в сомнениях,
Пусть мельком, поскору, но искренно.
***
Я совершил великий грех и умер.
Исшел Бог от меня. Осталась пустота,
А жизни нет... Звенит веселый зуммер,
Я отвечаю. Та же жизни суета,
Я в бытие все так же погружен,
И мир все тот же, те же планы, встречи.
Но в то же время стал я окружен
Живыми мертвецами... Те же речи
Меж нами, те же шутки, долгий смех.
А я гляжу, о ужас! все мы трупы!...
Наш друг - разбойник исцелил свой смертный грех, —
И ожил. Болен, весь в телесных струпах,
Но жив душой!.. Моя ж пока мертва,
А от живых я так же отличаюсь,
Как образы, предметы и слова
Во сне, от тех, что наяву...
Христе, я каюсь!
Я не видал, чтоб птица взмыла вверх
В пространстве безвоздушном, или рыба
Плыла, где нет воды, а громкий смех
Сотряс до колик каменную глыбу.
Без Бога не заносят вверх руки или ноги,
Я жив, покуда Бог дарует жизни меру,
Насколько Он живет во мне — я жив среди других...
Я оживаю... Я согрет Христовой верой.
***
Христофор
Нездешний Младенец, неведомый Лик.
Взгляд Его скорбный мне в душу проник!
Его на себе через бурный поток
Я взялся нести. Был экстаз, был восторг.
Потом страсть и тяжесть. Колени дрожат,
Мой ум погрузился в пылающий ад.
Как никогда переправа трудна,
Ноги скользят по ухабинам дна!
Словно бы все прегрешения других
На плечи взвалил я. Господь, помоги
Стерпеть эти скорби и тягость креста.
Понял — несу я Младенца Христа!
***
Сказывают, есть в восточных странах
Птица, называемая — Феникс,
В мире — лишь одна! Тиха и странна,
Там, где процветают кедр и финикс,
Жизнь ее — всегда по пять столетий.
Зная часа смерти приближение,
Из ливана, смирны и соцветий
Терпких экзотических растений
Делает гнездо… Во время оно
Феникс в нем, сгорая, умирает —
Из истлевшей плоти оперенный,
Огнезрачный птенчик вырастает.
Поокрепнув, юный Феникс гордо
Сам берет гнездо с костями предка,
И свершает путь в священный город.
Ровно в полдень эту ношу в ветки
Жертвенника Солнца опускает,
На виду у всех, принесших жертвы,
И, трубя, обратно улетает
На столетия, чтоб вернуться мертвым.
Вот такой удел у этой птицы,
И счастливый, и необычайный:
В жизнь из самого себя родиться,
Одному на свете жить, не чаять
От себе подобных утешения.
Лишь одну невесту выбирая —
Это смерть, как дар, до воскрешения
Данный Богом миру после рая.
Нам, посредством птицы, здесь являет
Знамение, Господь — о воскресении
Всех, кто лишь на Бога уповает,
И радеет о своем спасении.
Только умерев и жизнь отринув,
Мы, пройдя вратами смерти, снова,
Жизнь воспримем и навеки скинем
Тяжкие могильные оковы.
***
Философ
Его слова не всяк поймет,
Их смысл — весь тайною окутан,
Они — сладчайший терпкий мед,
Но перемешанный с цикутой.
Готов я слушать целый день
И ночь его воскликновения,
Про свет от Истины и тень
От заблуждения и сомнения.
Стал мистагог, как он. Я рад,
Что тайн мистерии изведал.
Пусть я смертельный принял яд,
Но меда сладкого отведал.
***
Из «Несбывшихся пророчеств»
«Дeтyшки, aнтиxpиcт!»
Вл.С.Соловьев „ТРИ РАЗГОВОРА“
***
Сбылись знамения, слухи, недобрые сны,
Затуманилось солнце во мгле,
В одеянии ангела сын сатаны
Объявился на грешной земле.
Как две капли он внешне похож на Христа,
Но пришел от другого отца,
Ловко лжет одновременно в разных местах
О добре, о любви без конца.
Золотой диадемой, порфирой, мечем
И оливковой веткой прельстил,
Всех, кто гордо Евангелие, мельком, прочел,
Кто печати на теле носил.
Тех, кто крестные раны, терновый венец,
Багряницу и Крест позабыл,
Обласкал, обогрел, и последний подлец,
И охальник, как брат ему был.
Не заметили зла под личиной добра,
Те, кто дар различения духо;в,
За похлебку, за угол, за сон до утра,
Распродал для желанных оков.
Не увидели волка под шкурой овцы,
За улыбкой — звериный оскал,
Слишком хитро учили его мудрецы,
Да и правды никто не искал.
Разуверился в Боге сонм старцев святых,
Им по нраву стал бунт сатаны,
С внецерковным добром побратались на «ты»,
С оцерко;вленным злом став дружны.
Сверхтаинственный культ, обаятельный клир,
Изобилие таинств и треб,
Убеждало священников, власти и мир:
Дух сошел на вино и на хлеб.
И никто не прозрел тот вселенский соблазн,
Что магичен дурной мистицизм,
Что коварен и пагубен ложный экстаз,
Жестосерд показной аскетизм.
То, что царствует мерзость на месте святом,
Пасху празднует ложь и обман,
Наплясавшись с бесами Великим постом —
И до неба угар и дурман.
Сам Господь их не слышит, зови не зови,
Их трапеза мертва и пуста,
А их церковь живет без Христовой любви,
Христианство — давно без Христа.
***
Апостасия. Мир в плену греха.
Отвергнут путь молитвы. От бессилья
Бесстрастие убито впопыхах.
В забвении благодати изобилие.
Добились страстные прощения грехов.
Достигло нераскаянных спасение.
Зовут блаженным, если стал готов —
Уже не зная ясности трезвения, —
Грех смертный только в мыслях совершить,
А от греха на деле — воздержался.
Тот, кто не стал по немощи грешить, —
Берущим Царство силой вдруг назвался.
Мертвящий дух оставив устроять
По образу и Божию подобию
В добре душой не могут устоять,
Злом очерствив свое благоутробие.
Молитву позабыл их гордый ум;
Мечтая без нее достичь блаженства,
По лествице духовной наобум,
Восходят, только телом, к совершенству.
Нет никого на царственном пути,
В обход рабы торят свою дорогу,
От пепла и земли не смеют и взойти
В усыновление Господу и Богу.
***
Кончины день грядет все ближе,
Исчезнет мир в кромешной мгле,
Как все, умру и не увижу
Жизнь в Царстве Божием на земле.
С времен изгнания из рая
О Нем лишь грезит человек,
Но смерть все так же пожирает
И всех и вся — который век.
О, Царство, славно и прекрасно,
В нем жить и счастье и мечта…
Пока ж реальность так ужасна, —
Земная жуть и пустота.
Везде война, пожары тлеют,
На трон антихрист посажен,
Живой о мертвых сожалеет,
Рожденный — тем, кто не рожден.
Всяк позабыл о Божием страхе:
Все в суете, все суета…
Пусть мир сгорит, пусть станет прахом:
Зачем спасать, коль — все тщета? …
Но, буди, буди! В этом мире
Найдет спасение человек,
В короне дивной, и в порфире
Он встретит свой счастливый век.
Все будет благо и блаженство,
Повсюду царствует любовь,
Меж всеми лад и совершенство,
Не рыщет смерть, не льется кровь.
Всепримирение, всепрощение,
Всегармоничность, вселюбовь,
Всемир, всебратство, всеобщение,
Всеравенство — настали вновь!..
Пока ж я гость чумного пира
Бегу несения креста.
Христос и истина вне мира,
Я — в истине, но без Христа.
***
Светопреставление уже близко…,
а теперь только идёт репетиция.
А. В. Сухово-Кобылин
Солнечный карбункул воспалился,
Черный вихрь до неба закружил,
Разум человека помутился,
Серный дождь на пажити излился,
И настало в мире время лжи.
Вышел древний змий, дракон великий
Лжи отец, из мрака, не таясь.
Оглядел людишек полудиких,
Выслушал восторженные крики,
И отверз рыгающую пасть.
Лжеучителя и лжепророки,
Лжеапостолы, лжебратья, лжехристы
Столбовые заняли дороги,
Возгласили истину — пороком,
Лжи уродство — царством красоты.
Лжесвидетели, лжебратья, лжемонахи,
Лжесвященники, лжестарцы, лжескопцы,
Правду погребли единым махом
В капище под пеплом, сором, прахом.
Сворой, как безумные слепцы,
В алтаре блудницу усадили,
Обрядили в царственный венец,
Скипетр и державу подарили,
Золотые бармы возложили,
И провозгласили: «Лжи — конец!».
Мерзость, возомнив себя царицей,
Разомкнула смрадные уста,
Чтобы, словно яд, могли излиться,
Лжи потоки, грязь и небылицы,
На Отечество, на Церковь, на Христа.
Этим воплям вняли миллионы,
Приняли на веру срамный бред,
Воспротивясь Божьему Закону,
Растоптав Писание и каноны,
Гордо побрели за кривдой вслед.
Насмерть замороченные ложью
Диавола, (что верит, но дрожит),
Всё бредут, во мгле, по бездорожью,
И никто не верит Слову Божию:
«Я есмь Путь и Истина и Жизнь».
***
Нет пастуха, одно лишь стадо!
Ф. Ницше
Какой вселенский холод сковал цветущий век,
Насквозь душой и телом продрог весь человек.
Тоской заиндевела бесплодная земля,
Под тернием с волчцами забытые поля.
Повсюду запустения и тления черты,
Разрушенные храмы, прогнившие кресты.
Не видно света веры сквозь мутное окно,
Повсюду, как в могиле, и глухо и темно.
От глаз под прахом скрыты святые образа,
Во тьме ночной вампиры под куполом скользят.
На жертвенниках пыльных попы не правят треб,
Уксит вино, черствеет проскомидийный хлеб.
Опять времен порвалась мистическая связь,
А в мир вошел без маски лукавый, не таясь.
Пустых бесцветных мифов магическая муть
Утопиям отверзла широкий скользкий путь.
Изящная безнравственность царит, вводя в соблазн,
Давно без корня Theos больной энтузиазм.
Греховный плотский разум, при помощи наук,
Холодным знанием веру опутал как паук.
Ее искра угасла в тумане и глуши,
Укрытая в подполье расхристанной души.
Ум задремал по – барски, упившись сам собой,
А толпы злых чудовищ безжалостной гурьбой,
На мир набросив сети по всей родной стране,
Улов ужасный тащат для жертвы сатане.
Глаголы вечной жизни закрыты на засов
Когда – то чада Божии — опять рабы бесов.
Кто были новой тварью с Христом и во Христе,
Смертельно одряхлели в грехе и суете.
Культ выродился в шоу и балаганный стиль,
Все нации танцуют бесовский водевиль.
Их цель в подлунном мире безумна и пуста:
Достигнуть царства Божия без Господа Христа…
Болезненно цветущий беспечный славный век!
В безбожии живущий заумный человек,
Презрев свет Откровения, влюбившись в темноту,
Свершил свое падение и изменил Христу.
***
Упали сумерки на землю,
Идут в обнимку свет и мгла,
В бездумьи мир подлунный дремлет,
Презрев пути добра и зла.
На образах кривые рожи
В церквах безверие и смрад.
Иисус Христос не есть Сын Божий —
Убеждены и стар, и млад.
Они давно «убили Бога».
Он стал лишь кич, лишь бибабо.
В своих «евангелиях» убогих,
Не ждут восстания из гробов.
Не верят в Боговоплощение,
И Искупление на Кресте,
Считают чудо Воскресения
Подложным мифом о Христе.
Твердят: Христова вера — в прошлом,
Надежды к вечной жизни нет,
Что рай, что ад — глупы и пошлы,
Любовь — бессмыслица и бред.
Одновременно миром правят,
То Бог и мстительный и злой,
То тот, кого по стогнам славят —
Диавол, добрый и святой.
Фантомы и оксюмороны!
Всерьез твердят: о добром зле,
О злом добре, и видеть склонны
Претемный свет в пресветлой мгле,
Что целомудрие развратно,
Но целомудрен лишь разврат,
Добротолюбие превратно
Лишь враг есть друг, Иуда — брат.
Признали: мир без новых правил
Существовать уже не смог.
Коль диавол не живет как диавол,
То Бог — уже совсем не Бог.
То диавол учится у Бога,
То Бог вершит бесов дела.
Смерть Одного есть смерть другого:
Добро не может быть без Зла.
Диавол не соперник Бога,
Он есть соратник и двойник.
Они идут одной дорогой
Меж Них навек соуз возник…
Забылся мир в своей усладе,
Ему не нужен Добрый Врач,
Пока дебел и теплохладен,
Не холоден и не горяч.
***
Вот уже пришло и наступило
Время исполнения пророчеств:
Небо черной кровью окропило,
Мир земной, как бурей раскурочен.
Плоть природы чахла и бескровна.
Люди стали недочеловеки:
Все вокруг, телесно и духовно —
Словно прокаженные калеки.
Все святыни в мерзости и прахе,
Никому молитвы неизвестны,
Как мирские стали все монахи,
А мирские стали — словно бесы.
***
— «Ты живешь в счастливую эпоху,
Славную эпоху — Водолея!
Раньше было все ужасно плохо:
Климат был не тот, и люди злее.
Лишь когда призвали все мы править
Нашего великого Кумира,
Только он смог разум наш избавить
От угара тлеющего мира.
Он открыл глаза на христианство,
Как на змея лжи и шарлатанства…
Был лишь аватар Эпохи Рыб —
Названный Христом! С Ним не смогли б...» —
Так вещал отец, идя на реку
С сыном, после утренней прогулки,
Счастливо живущий в N – ном веке,
В N – ном доме, в N – ном переулке.
***
Сбылось безумие от Ницше:
Сверхчеловек вернулся в мир,
От кубка жизни похмелиться,
И завершить свой буйный пир.
Все сокрушив, в порыве злости,
Взяв волей разум на излом,
Играть в божественные кости
Сел за божественным столом.
— «Бог умер! Мы Его убили!
Всё, всех — своею мерой мерь!
Мы ценность переоценили, —
В кого, во что, как хочешь, верь!
Живи по воле, так, как сможешь,
Ты господин своей судьбы,
Будь сам себе всего дороже,
Мы — господа, а не рабы!
Ничто грядет с иным заветом,
Влюбляйся в хаос и беду!
Пусть нигилизм багряным светом
Цветет в расхристанном саду!
Смерть Бога ясно означает,
Что человек отжил свой век,
Его насильно замещает,
Новейший вид — сверхчеловек.
Кто, по – старинке, в Бога верит,
И смерть Его признал за слух,
На сыновьях своих проверит,
Как был он к зову Рока глух.
Увидит веры погребение,
Оставит прежнее жилье,
Познает мерзость запустения,
Вкусит прогнившее былье» …
Сородич бестий белокурых
С лучистой родинкой во лбу,
Былых людей с простой натурой
Ведет к позорному столбу.
Земля не слышит глас моленный,
Но всяк своим бесам кадит.
Из обезбоженной Вселенной
Родимый Хаос в нас глядит.
***
Novella
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится...
Вергилий
Я латыни не знаю, давно древнеримских поэтов
Не читал, но, как варвар, всю ночь прокорпел, до рассвета,
Над престранным посланием, присланным Ложей Нотр – Дамской,
Лично мне — в нем описаны были вещания пророчицы Ламской.
Заблудился в трех соснах — хвала переводчику из Internetа —
Но узнал, что живу я при смене периода, circulus vitae, при этом,
Ultima aetas живу я в последние годы железного века.
Далее, лишь — Nuper vero и новый геном человека.
Я не раз вопрошал: что опять возвратилось Saturnia regna?
Да, sic, Dominus, мне отвечали, сейчас наступает Satania regna!
Постепенно gens aurea сменит весь род наш железный и ржавый.
Plurima saecula нам принесет благоденствие, счастье и славу.
Будут в новых иных категориях мыслить все в nova progenies
В семьях бедных, богатых, родится великий талант или гений.
На окраины дальние вывезут фабрики, фирмы, заводы,
Круглый год будет праздник на девственном лоне природы.
День и ночь карнавалы, балы, фейерверки, салюты.
Все бесплатно — не нужно ни денег, ни криптовалюты.
Omnis ferret omnia tellus всё, всюду земля обеспечит. На ветках,
На земле всю еду собирай, а не хочешь — ешь все, но в таблетках.
Коль по нраву — живи в мире этом, реальном и натуральном,
Не захочешь — в иной нисходи, в ирреальный и виртуальный.
После нескольких войн, примиряющих сильных, perpetua pace наступит.
Будут им наслаждаться не только счастливцы — кто в клинике вечную молодость купит,
Но и те, кто был бедным и смертным, войдут, непременно, уже в aureum saeculum.
Видно силы вселенские в схватке смертельной, последней столкнулись.
Из созвездия Девы вернется на землю (есть дата и код) — Magna Mater,
И Она в нужный срок нам ребенка родит (есть и дата и код) — Magnus Pater.
Будет он magi magni, великий Философ, Пророк и Правитель.
Он исполнит все то, что исполнить не смог предыдущий Спаситель.
Время «Х» наступило, в условленный день я спросил, не шифруясь.
А в ответ только фишинг да спам, да компьютерный вирус по имени «Lues»:
«Нет! Предсказанный в книгах Сивиллы infantem ребенок совсем не родился…»
«Да! Родился, точней — родилась, но Puella Прекрасная! Миф возродился!..»
«Мальчик! Рост: 66 см 6 мм, …Heros!.. Вес, чуть побольше, в кг: 6.600…»
«Sexdigital… lupus furrure на спине… vaticinatus… stultus… полный идиот!..»
О сердце, уме и душе
I
На умозрительном и праведном пути
Нам противостоят лукавых духов легионы.
Одни, застрельщики, лишь начинают брань вести,
Другие, ратники, ведут атаки и заслоны:
То стрелами греха поранят тех, кто пожелал
По Божьим заповедям жить; то яростно смущают
Умы счислителей Вселенной; то уязвив тех тела, —
Кто логосов, присущих Божеству, отсветы созерцает, —
Смущают дух. А сам лукавый шлет иных бесов:
Те самолюбия пытаются внушить нам страсть, те — озлобления,
Те — гнева, те — тоски, а те кладут на чаши всех весов
Три главных страсти: чрева, славы, серебра — любление.
Чревоугодие рождает тонкий помысел блуда,
За сребролюбием змеей ползет любостяжание,
Гордыня за тщеславием царем приходит, и тогда
Жди лень, печаль, уныния и зависти лобзания…
Так что ж, конец? Нет! Постоянно бдеть и сторожить.
По помыслу в себе узнаешь точно время приближения,
И имя беса… Бей врага! От тех, кто стал молитвой жить,
Они как тени отлетят, и легион потерпит поражение.
II
Ты сам своей свободной волей движешь ум,
Сам мыслишь все: о Боге, людях, ангелах, природе.
Бес может лишь увлечь в безумный гам и шум,
Души разумное начало. В буйном хороводе
Часть неразумную души в смятение привести,
Чтоб вопреки ее природе, Благом сотворенной,
Начала эти в зло ввести: тогда на гибельном пути
Ум, тело и душа лишатся иерархии священной…
Ум тварный много легче и стремительней огня,
Его природа цельна, безгранично световидна,
Но страсти грубые, как путами, к камням
Земли его грехами привязали!.. Очевидно,
Лишь чистая молитва исцелит, омоет муть и грязь;
Ум безмятежно станет созерцать вещей материальность,
Во снах безмолвствовать, но наяву не даст
Стать миром личных снов — духовную реальность.
Кто был прелюбодей, хитрец, всегда собою пьян,
В ком образы бегут в галоп, как лошади в манеже, —
По благодати станет собственным сиянием осиян
И тьму кромешную Фаворский свет разрежет.
III
В раю Бог человека создал чудом из чудес,
Как в золоте отлитым и сияющим нетленно.
Стал — ветхий человек, плотяный полубес,
С душою полумертвую и духом полупленным.
Хотя душа едина и несложна по природе, — но проста,
Трех главных сил в ней наблюдается господство:
В одной — всех помыслов, прилогов, мыслей простота,
В других — страсть зверская и скотских похотей уродство.
Заходит солнце — это из души ушел Христос,
И ночь безлунная приходит к долгой власти,
Непроходимый мрак в души природу словно врос,
И звери мысленные, — бесы, — рвут ее на части.
И ты — отступник и союзник, близкий сатане,
Лишенный благодати Божьей ризы светозарной:
Внутри — мертвящий дух. А злобный дух — извне,
Как лев, рыкая, пожирает всех в пустыне тварной.
Лечись! Спасайся! Ко Христу душою обратись!
Ты образ Божий! Убегай от низменных предметов,
К высокому и лучшему любовью прилепись,
И Бог вновь душу воскресит и освятит Фаворским светом!
IV
1
Исчез Божественного света яркий дивный луч;
Под сердцем каменным волчцы и терния родились.
Все небо застилает пелена из грозных черных туч
Страстей греховных. Смыслы жизни омрачились.
Мы плотски мудрствуем, по плоти любим жить.
Ни Божья красота, ни Духа жизнь нам недоступны;
В лесу земных вещей мечтаем бегать и кружить;
Желания наши наглы, вероломны и преступны.
Мы как бы оскотинились, жуя, сопревший тлен.
Всего себя, свой труд отдали призрачному благу;
Годами попадаем все в один и тот же томный плен;
Страдаем жаждой, но не пьем живительную влагу.
Отсутствие богатства, власти, славы в наши времена
Сродни вселенской катастрофе и великому лишению.
Мы никогда, на мертвой почве, жизни не посеем семена,
Пока хоть раз, но навсегда не примем мудрое решение:
Стремиться в Царство Божие по узкому и трудному пути.
Обресть, познать и исцелить — нет цели благородней! —
Больное сердце. В глубь его Святого Духа низвести,
Чтоб, словно в зеркале, в нем отразился Лик Господень!
2
Плотское сердце — есть не только мышечный комок или мешок,
Оно — центр личности, всех человечьих бездн непостижимость;
В нем, в правде — капля лжи, то в лжи — чуть правды, на вершок;
В нем, то Святого Духа благодать, то бесом одержимость.
Жестоковыйно, необрезанно — ему теперь сродни,
Окамененное нечувствие и сталь ожесточения,
Мед сластолюбия, несмысленности мутные огни:
Больное сердце в нас всегда нуждается в лечении.
Но как не могут вместе быть вода с огнем,
Так и греху втереться в сердце невозможно,
Пока прилоги - лисы не устроят норы в нем,
Соделав теплохладным и пустопорожним.
Без благодати сердце ввержено в недуг,
Укрыто неким черным кружевоплетением
От Бога. В глубине его очерчивают круг:
Нечистота, неправота, неведение, забвение.
3
Стяжание Царства Божия есть плод немалых мук,
Берется силою и многими скорбями. Этой силой,
Пусть с болью, с плачем сладостным, с кровавой язвой рук,
Стяжи смирение с сокрушением, даже до могилы.
Моли Небесного Царя простить безмерный долг,
Укрух смирения смачивай горючею слезою:
Не может мирно жить с ягненком злобный волк,
А в сердце сокрушенном страсть лежать змеею.
Скривится все прямое, будь в прави;ле кривизна,
Не свяжешь сокрушение с умилением и молитвой,
Жди — мрак отчаяния, томления грязная волна
Все сердце надорвут, и проиграешь битву.
Узрение Бога — цель для всех, кто сердцем чист,
К нему ведет нас покаяния целебное лекарство.
Молитва сделает багряное белей, чем чистый лист,
И на скрижалях сердца вспыхнут заповеди Царства.
Оно, как сокровенный человек, который только ждет
В нетленной красоте, когда с хрустальной сферы неба
Рассветная звезда в сердечный мрак сиянием сойдет,
И Бог откроется ему — и Светом, и с небес сошедшим Хлебом.
____________
От гордости житейской, плоти похоти и похоти очей,
От тех, кто любит грех, кадит во славу бесам —
Уйдем в мир добродетели и Духа, пить от сладостных ключей,
К тем, кто сегодня на земле живет, как в Царствии Небесном.
О некоторых грехах особенно
I
О зависти
«Но если в вашем сердце вы имеете
горькую зависть и сварливость,
то не хвалитесь и не лгите на истину.
Это не есть мудрость, нисходящая свыше,
но земная, душевная, бесовская,
ибо где зависть и сварливость,
там неустройство и все худое»
(Иак. 3:14-16).
Давно известно: «Зависть есть печаль
О том, что ближний твой благополучен».
Куда бы ни смотрел я, внутрь себя иль в даль —
Все вижу лишь его. Я болен, зол, измучен;
Лицо черно. Успехи брата своего
Я личной неудачей называю.
Я горд, не потерплю стать равным никого;
А тех, кто выше станет — убиваю
Деньгами, словом, делом, клеветой.
Я, неблагополучия желая,
Не ем, не сплю, мир кажется тщетой.
Яд дьявольский жжет, сердце пожирая…
Когда же злополучие, как тать
Его пырнет; он станет нищ, бесхлебен.
Я в церковь с радостью войду, чтоб заказать
Ему на год о здравии молебен.
II
О гневе и злобе
«А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу,
злоречие, сквернословие уст ваших»
(Кол. 3:8).
1
Над внешними эмоциями власть,
Пока что, слава Богу, я имею,
Но, есть и лютая мучительная страсть,
Перед которой слепну и немею —
Гнев! Сердце, как разбуженный вулкан,
Его огнем в больное тело извергает.
Глаза, как угли, жилы словно у быка;
Зубами скрежеща, рот пену изрыгает.
Кручусь, верчусь, ногами топочу,
И волосы и брови встали дыбом,
Хулю, ярюсь, лью слезы, хохочу;
Змеей извившись, бьюсь о землю рыбой.
Я сам себя не помню в этот миг;
Как будто бесноватый из Гадары,
Извергнув легион, издав ужасный крик,
Расслабленный, сижу в немом ударе…
Горящий дом быстрее нужно потушить,
Иначе огнь пожрет вокруг дома и церкви.
Гнев, если будет в сердце долго жить,
Погубит и меня и всех, кто станет жертвой.
Я буду к Богу воздыхать, что станет сил,
Чтоб душу лютую, уврачевав, исправил,
Соделал сердце чистое, дух правый обновил;
С смирением я встретился, а гнев меня оставил…
2
Сегодня многие из злобных молоко,
Сыр, яйца, рыбу, мясо не вкушают.
Убрали со стола недрогнувшей рукой
Все, что Господь не запрещал, но — разрешает
С молитвой благодарной есть и пить.
По средам, пятницам у них во рту ни крошки
Вареной пищи, лишь салат да сныть,
Вина же пьют не больше винной мошки…
От злобы ж ни минуты попоститься не хотят!
Живых людей, как жертву, любят кушать.
В их сердце злобы скрыт бесовский яд,
Что отравляет их тела и души.
Их злоба, не щадит из ближних никого.
Одно убежище душе благочестивой:
Молитва, упование на Бога Самого,
Который видит все, что в сердце нечестивом…
3
Отложим злобу, перестанем враждовать,
Но вспомним заповеди Божии, смерть, истление.
Господь всем будет по делам их воздавать,
И к злобному придет от Бога вразумление.
И то бывает, злобный ближним роет ров,
Но первым падает в него, во тьме не видя.
От гнева Божия над злобным рухнет кров,
И на главу его — его ж неправда снидет!
III
О клевете и осуждении
«Не судите, да не судимы будете,
ибо каким судом судите, таким будете судимы;
и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.
(Мф. 7:1-2).
Оклеветание, осуждение и злословие
Суть сродные пороки. Суть плоды
Гнилого сердца, языка для суесловия,
Не огражденных страхом Божиим. Мы горды.
Мы судим языком, кивками, вздохом, смехом —
Всех, вся. Свои грехи желая скрыть,
Других злословим и клевещем для утехи
Нам важных лиц, желая вглубь зарыть
Всю правду о себе… От зависти мы ропщем,
Увидев ближнего и славу, и почет,
Мы имя честное его в такую грязь затопчем,
Что и подонок сам, его бесчестным наречет.
А иногда, скорбя от злобы и бессилия,
Что нет возможности впрямую отомстить
Субъекту зависти, все грязные усилия
Приложим к клевете, чтоб ниже опустить…
Но, чаще, все ж от ревности, влияния дурного…
Будь беден ты, будь в роскоши рожден,
Не забывай вовек слова Христовы:
Кто осудил, сам будет осужден.
Воздержны от вкушения мяса или рыбы, —
Хвала нам, мы очистили родник,
Но более хвала нам, если мы смогли бы
Не угрызать плоть ближнего, как всякий клеветник.
IV
О лжи, лести и лукавстве
«Не ревнуй лукавым и не завидуй делающим беззаконие.
Ибо они, как трава, скоро засохнут, и как зеленый злак, скоро отпадут.
Не ревнуй в лукавстве, ибо лукавые истребятся»
(Пс. 36:1-2, 8).
Сам дьявол есть отец лжи и лукавства, —
Ему сродни лукавство, ложь и лесть.
Он обучает слуг самоуправства
Как ложью в душу к ближнему залезть.
Их прозывают родом двоедушных.
Они имеют как бы две души:
Есть внешняя — для ближних простодушных,
Есть внутренняя — в тайне и глуши.
В общении с ближними все мило, гладко, тихо,
Но лестно и коварно, чтоб в сердца,
Как вор и тать тайком забраться лихо,
Разграбить, разорить, изгадить до конца.
Назавтра ж подойти с смиренным видом,
Божиться, хлопать дружеской рукой.
На языке елей, внутри же яд обиды;
Снаружи — здравицы, внутри — за упокой.
Так Каин Авеля призвал к меже заветной.
Иуда целованием приветствовал Христа.
Так бес является, как будто ангел светлый,
Чтобы отвратить несения креста.
Лукавые да лживые — моральные уроды,
Слова их сладкий мед, а дело, словно яд.
Все отравители намазывают медом
Поверх злодейства, чтобы скрыть подклад.
Словить простосердечных пожелая,
Их простодушие зная наперед —
Яд злобы и коварства разбавляют
Словами сладкими и липкими как мед.
Но, сколько ни хитрят, как долго ни виляют,
Настанет и для них расплаты страшный миг.
Вином разгорячась, вдруг гневом воспылают, —
Что было на уме, все смелет их язык…
Лукавым не ревнуй, и лживым не завидуй,
Все беззаконные ударят как волна
О скалы, и исчезнут в мгле безвидной.
А праведным Господь воздаст сполна.
V
О праздности
«Ибо когда мы были у вас, то завещевали вам сие:
если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»
(2 Фес.3:10).
1
Мы пребываем в праздности да лени.
Живя в греховном отдалении от трудов,
Мы нарушаем Божие повеление,
Что дал Адаму, по вкушении плодов,
Господь: что тот, пока не ляжет в землю,
В поту лица свой будет хлеб вкушать.
Святой апостол просто не приемлет
Тех христиан, что леностью грешат:
Всем праздным, не желающим трудиться,
Он запрещает есть. Таков сей грех…
Мы сможем от него освободиться,
Трудясь благословенно — кроме тех,
Кто престарелый, немощный, убогий.
Они трудиться искренне хотят,
Но нынче, к сожалению, не могут:
Такую праздность ангелы простят.
Жизнь в праздном времяпровождении,
Без добрых вдохновляющих трудов,
Становится причиною рождения
Злых и греховных гнилостных плодов.
Быть в праздности устанет сердце наше,
И склонится на грех или порок:
В дом пуст, чист, выметен, украшен,
Всегда приходят бесы на порог.
Как плевелы взойдут дурные мысли,
В деяния похоти вольется горький яд,
Труд станет труден, тяжек, обессмыслен;
Заглянут: злоба, блуд, лукавый взгляд,
Соблазны, пересуды, ложь, хуление,
Злословие, пьянство с ночи до утра;
А, там — хищения, клятвопреступления,
Обман, грабеж, азартная игра,
Бесчиния, беспутства, драки, ссоры.
Рождается стремление богатеть,
Желать излишней роскоши, которой
Не может быть, покуда не раздеть
С десяток ближних; общество украдкой
Ославить, как последних дураков;
Устроить дом мечты для жизни сладкой,
Забывши про сирот и бедняков.
Но, долго счастья не видать такому дому…
Обману, лести, лжи желая удружить
Нас «праздность научила многому худому».
Всяк праздный в похотях желает вечно жить.
2
Не только душу праздность губит, но и тело,
Все праздные недужны, немощны, больны.
Вода в болоте тухнет, духом застарелым
Гниет и тлеет, — так и слуги сатаны
Кровь ленных, как не любящих движения,
Огустевают, портят, делают гнилой.
Тот, кто не трудится, есть пищу с наслаждением
Не может — поражен болезнью злой.
Под вечер трудником проделана работа —
И сладок сон, а праздный до утра
Змеей извившись, съевши до перхоты
Таблеток, жаждет снов…
Пришла пора!
Пока ты спал, ленивец, как прохожий
На пир нежданно бедность забрела;
За ней, как тать, приставив к горлу ножик,
Нужда ворвалась и последнее смела.
3
Чтоб избежать нам праздности да лени,
И всех за ней идущих зол и бед,
Мы твердо знать должны: есть в мире тления
Жемчужина, какой нужнее нет,
Важнее всех сокровищ и дороже:
Она суть — время! Если в губы не поймать
Слова произнесенные, как сможем, —
И это праздным надобно понять, —
Как нам сыскать потерянное время?
Уже не за горами времена,
Когда все наше каиново племя
Ответит за грехи свои сполна.
Мы, как богач, который люто страждет
И молит дать ему воды глоток,
Все станем умолять, стенать и жаждать
Неудержимый времени поток
Остановить, — дать миг для покаяния.
Но, не получим! Время для суда,
А не для милости — за праздные деяния,
За годы, что прожили без труда.
4
Нам, нынешнее время — и для торга:
Господь дает всем праведно стяжать;
Трудами, с Божией помощью, с восторгом
Им данные таланты умножать.
Чтоб не сказал Господь: «Ленивый, грешный,
Лукавый раб, талант ты скрыл в земле,
Стократно не умножил. Бросьте к внешним,
Пусть будет плач и вопль в кромешной мгле».
Но, как не всякий труд идет на пользу, —
Не в каждой праздности царят зло и порок.
Труд злобного, что хитрости да козни
Сплетает сетью и кладет вам на порог, —
И зло и пагуба. Все так же беззаконен
Лукавца подвиг, что старается прельстить
И обмануть всех ближних, чтоб мамоне
Тайком работать и служить. Всех возмутить
Способен труд завистливых: кто ближних
Увидев многие имения и добро,
От зависти себя сгрызает… В жизни
Не пожелал бы я таких трудов.
От них нам достохвально упразднение.
И я бегу их, мне блажен покой,
Когда в уме стихают упражнения
В зловредных мыслях. Чистою рекой
Святая благодать блаженно омывает
Пороки сердца. Чувств как будто нет.
Глаза не видят, уши не внимают,
Язык не говорит… Исихия и свет!
Все благо, лепота и сообразность!
Вершится мир Божественной рукой!..
Блаженна эта истинная праздность,
Благословен такой святой покой…
Молитва всех нас кротких и смиренных,
Униженных, убогих к небу вознесет.
Труждающихся и обремененных
Христос Сам упокоит и спасет.
VI
О пьянстве
«Не упивайтесь вином, от которого бывает распутство»
(Еф.5:18).
1
Бог создал все добро зело.
Так и вино — добро. Во благо
Мы можем пить живительную влагу,
Иль злоупотреблять себе во зло.
Пить можно, —упиваться им нельзя.
Печального оно увеселяет,
В недуге немощного подкрепляет;
За рюмкой, через час, мы все — друзья.
Вино увидев, многие грешат.
Одни не пьют его, не ради воздержания,
Но чтя за грех, гнушаясь до страдания,
Хулят создание, невольно суд верша
И над Создателем. Другие, возгордясь,
Мнят о себе высоко и мечтают:
«Я, как Предтеча, воду потребляю,
Зато вина не пил я отродясь» …
Бес в рот вина ни капли не бирал,
Не ел ни крошки хлеба: он бесплотен;
Но кто есть ненасытней в злой работе,
Как пить нам кровь и души пожирать?
Так и вина не пьющий может быть
Не лучше беса. Трезвый внешне,
Внутри он пьян собой безгрешным
И презирает всех, кто станет пить.
Не пьешь вина — похвально, так держать!
Но не суди и всю когорту пьющих,
С хмельным вином по – дружески живущих,
Чтоб страсти осуждения не стяжать.
2
Грех не в употреблении вина,
Но злоупотребление порочно,
Не вовремя, без меры, в одиночку;
И не в вине, а в пьянстве вся вина.
Свет, землю, воду, хлеб, огонь — любой
Мог Божии создания, взяв дарами,
Во зло употребить. Мы топорами
И храмы рубим и во тьме вершим разбой.
Причина пьянства, брат, не есть — вино,
А необрезанное сердце, сластолюбие,
Обычай злой, дурные люди, славолюбие,
Невоздержание, окаянство, зло сатанино.
Так не само вино, но пьянство — это грех,
Пьянчуги не наследят Царства Божия,
Оно грехов причина и безбожия,
Через него всегда имеет бес успех.
Бой, драки, брань, кощунства, кровь от ссор,
Хуления, досады, враки, суесловие,
Ложь, лесть, обиды, ярость, буесловие:
Все это — пьянство!.. Брачный сняв убор
Да украшения, пойло пьем в нечистоте;
Как бессловесный скот, сидим в болоте,
Отвергнув образ Божий, взявши скотий,
Забыв о высшей чистоте и простоте.
Бес нынче так не любит ничего,
Как роскоши, и пьянства до упаду;
Даст бесу пьяница победу и усладу,
Склонившись, во хмелю, пред волею его.
Для тела и души причина зол —
Все пьянство! Тело в немощь расслабляет,
Всех храбрецов пленит и погубляет…
И вот, ты нищ, убог, гол как сокол.
Где имя доброе, где слава и почет?
Бесславие, презрение, омерзение,
Гнушение людей, бездонное падение,
Потеря звания, несбывшийся расчет.
Все пьянство! Пагуба, болезнь, сквозь слезы смех,
Припадки добровольных беснований,
Причуды самовольных истязаний,
Безумство, ямы тьма, похеренный успех…
Смерть пьяницы люта. Она их ждет среди
Плевков, в беспамятстве, без слезного прощения,
Без покаяния, Святого Причащения.
Собачья смерть! Господь не приведи!
VII
О сребролюбии и лихоимании
«Никто не может служить двум господам:
ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить;
или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть.
Не можете служить Богу и мамоне»
(Мф. 6:24).
1
Страсть сребролюбия не только есть любовь
К сребру и злату, но, ненасытимое желание
Земное все стяжать, иметь, копить и вновь
Копить и богатеть: жить страстью обладания.
Есть сребролюбец, что скопил добра
На десять жизней, ни гроша не отделяя,
Ни бедным, ни больным. Есть тот, кто серебра
В глаза не видел, но безудержно желает.
Не всякий, кто богат — сребролюбив,
Но все, кто к деньгам сердцем приложился, —
Богат ли, беден ли, — но душу распалив
Стяжанием, с сребролюбием сдружился.
Так сребролюбец истинный давно не только тот,
Кто много настяжал, и многое имеет,
Но тот, кто день и ночь страдает, грезит, ждет
И сердцем, и душой, что вдруг разбогатеет.
Богатый сребролюбец тоже не богат —
Всегда не достает, что он приобретает.
Кто в недостатке данному не рад,
Не может быть богат, его богатство тает.
Как сребролюбец, он богатству — сателлит.
Давно не господин, он раб, а не владетель,
Скорее плоти часть, разрезав, отделит,
Чем будет на пятак кому – то благодетель
Как раньше, так и ныне много есть
И славных, и богатых боголюбцев,
Что Богу угодили, им хвала и честь,
Но больше, — бедных страстных сребролюбцев.
2
Есть лихоимцы — люди злей иных зверей.
Пресытясь, хищники уже не похищают,
Но эти — никогда, случится так, скорей
Себя сожрет, но ближних не прощает.
Страсть лихоимства, всех других вольней,
Всех ненасытнее, чем больше накопляет
Чужого лихоимец, тем сильней
Она желание красть усугубляет.
Как пьяницы, чем больше пьют вина,
Тем большую испытывают жажду;
Так лихоимец, чем полней мошна,
Тем ненасытней жаждой денег страждет.
Есть звери, что нигде покоя не найдут,
Внутри у лихоимца тоже свой мучитель;
И даже в море волны взмоют и уйдут,
У этих сердце — вечной бури расточитель.
Они наказаны по жизни, в смерти и по ней;
Мучение всю жизнь, при смерти, после смерти.
Печаль — что не имеет, а желание все сильней;
Страх — что имение вмиг отнимут черти,
Лихие люди, сродники, которым не хотел
Гроша швырнуть, как будто псам презренным.
Грош, за который будет в вечности, — меж тел
Таких же, как и он, — гореть в огне геенны.
3
Двум господам везде мечтая услужить,
Поет про честь, про Божии законы.
Устами лживо продолжает Бога чтить,
Но сердцем гордым верный раб мамоны.
Бог всем велит: «Просящему — воздай!»,
Мамона же: «Возьми!». Бог вновь повелевает:
«Кто жаждет — напои! Кто алчет — напитай!
Одень нагого!». Вперекор мамона завывает:
«Кради, что есть! Срачицу совлеки!».
— «Продай имение! Раздай! Да не укради!
Помилуй, бедного!». — «Сними с него портки!
Хватай, что можешь! Все друг другу гадят!»
4
Всяк лихоимец — есть мамоны друг.
Всяк сребролюбец — идолослужитель.
От них все беды в мире, солнца круг
Затмился, стонет мирный житель…
Всяк человек есть ложь, а жизнь есть сон.
Мятемся, не по силам ношу выбираем:
Какая польза человеку, если он
Весь мир приобретет, а душу потеряет!
Безумец! В этот бренный мир он своего
Не принести и вынести не сможет.
Вокруг все — Божие! Мир и мы — Его!..
Довольствуйся лишь малым. Бог поможет!
VIII
О кончине или смерти христиан
«Честна пред Господом смерть преподобных Его»
(Пс. 115:6).
Смерть, — если поглядеть со стороны, —
Равна для всех, и праведных, и грешных.
Благочестивый, нечестивый, — все равны;
Пред ней успешный в жизни, неуспешный, —
Болеет, вянет и лишится жизни сей.
Что мученик Христов страдает отсечением
Главы, рук, ног, — разбойник и злодей
Казнен четвертованием. Жизнь в мучениях,
Равно закончил душегубец и святой, —
Тот и другой, сжигался, распинался,
Копьем пронзался, потоплялся. Со тщетой
Все в землю погребаются. Остался
Для всех, для нас, один «вход в жизнь
И одинаковый исход», — сказал Премудрый,
Как сильно за нее руками не держись,
Она окончится. Издохнет скот приблудный,
И человек умрет…
Но, если заглянуть
Во внутреннее наше состояние,
Да испросить святую веру, — тут же путь
Благочестивых с нечестивыми, деяния,
Их подвиги, кончина, в мире сем
Их житие, нам станут так различны:
Упоминание, рядом, их имен, совсем
Не к месту, даже просто неприлично…
Так все, кто погребен во прах земли,
Пробудятся, — одни для жизни вечной,
Другие к посрамлению…
Легли
В сон, «от трудов своих» беспечно, —
Благочестивые, — кто в подвиге трудясь,
Для благочестия и веры в мире этом.
Покуда сладко спят, но встанут, возбудясь
Архангельской трубой, для судного ответа.
Благочестивые лишаются лишь благ
Земных и временных, но больше обретают —
Всех вечных и небесных. Тех, что враг
Прельстил, — всех нечестивых, — он лишает
И временных, и вечных. Перестав
Жить временно, благие начинают
Жить вечно. Нечестивые, не став,
Ни временно, ни вечно жить, меняют
Для смерти вечной — жизнь в трудах, скорбях,
Болезнях. Ангелы несут благочестивых
На лоно Авраамово; другие, вострубя,
На муки, в ад, уносят нечестивых.
Благочестивые, ликуя, ждут блаженный час,
Когда настанет чудо воскресения,
И вновь все верные, услышав Божий глас,
Во плоти оживут. И как порой весенней
Цветами одеваются все травные чины,
Восставшие от гроба в совершенство,
В нетленный и прекрасный вид облечены,
Получат от руки Господней высшее блаженство,
А нечестивые окончат путь в аду.
Их, по соединении с телами,
Ждет воздаяние и мучения, пойдут
В геенну, отягченные делами.
Благочестивые такую смерть нашли,
Которая для них — «приобретение»;
Через нее в жизнь вечную вошли,
И нареклись сынами воскресения.
Смерть нечестивых — пагуба вдвойне,
За беззаконие и грех их забирают
Во ад по смерти временной; за ней,
В мучениях — смертью вечной умирают.
***
О прелести
1
Прелесть!?… Друг мой, все мы в прелести!
Я, бывало, как и ты, над ней смеялся,
Думал, это все ушедшее, из древности.
Чтобы я, да ей, по – рабски покорялся?..
Но, не внял словам «Добротолюбия»:
«Прелесть есть противник православия.
Ни правдивость, ни истиннолюбие
Нам нельзя искать в аскезе инославия».
Прелесть — соль душевных нестроений.
Есть других обман и обольщение,
Лживое души прельщенной устроение,
Заблуждение и самопрельщение.
Гордый человек всегда мнит и мечтает,
Что уже достиг духовного познания,
Что его никто вокруг не понимает,
Сло;ва истины его не слушает, заранее
Все грешат к нему предвзятым отношением,
Доводы его всем видятся нелепыми —
На смех поднимают все его суждения,
В пошлость низвергают благолепие…
Мир, прелестник, ложно понимает
Бесов действия, и тонкие внушения
Он за откровения Духа принимает,
Как и легкую нервозность с возбуждением, —
Вследствие ночных усиленных молений.
Чуда, прозорливости, предвидений искание,
Вещих снов, духовных сфер прозрение —
Вот его подобострастное желание.
Хочет просветить всех «падших и заблудших»,
Привести их всех на путь спасения,
Мнит себя меж старцев самым лучшим,
И повсюду, всем внушает мнение.
И;мет ревность Божию не по разуму,
Соль кладет на рану вместо пластыря,
Гонится за бисером да стразами,
Принимает волка вместо пастыря…
2
Первый вид серьезной прелести есть — мнение.
В извращенном сердца воспитании —
Вся его основа. Самость — суть его рождения.
Блуд и сладострастие — питание.
Одержимый этой прелестью тончайшею,
Мнит, что он стяжал все добродетели,
Изобилует дарами Духа величайшими,
Этих чудных действий — ангелы свидетели.
Мир — весь в благодатных озарениях,
В высших неземных переживаниях,
В непрестанных богооткровениях,
В сладких благодати излияниях.
А внутри — картины ясновидения,
А вокруг — восторги и открытия,
Завтра — безусловное предвидение,
А вчера — святых пророчеств сбытие.
Впавший в мнение, только по наружности
Называет, вслух, себя — великим грешником.
С языка слова святые сходят по окружности.
Смирен, набожен. На деле же приспешником
Служит бесам. В тайниках души расхристанной
Зло жестоковыен, люто злобен, мстителен,
Тайный еретик, гонитель Церкви истинной.
Скрытно, Бога Самого прослыл хулителем.
3
Отметим: прелесть, искони, есть усвоение
Всем человеком лжи, им принятой за истину.
Ум, поражен, свершает мыслей искажение,
Затем, на сердце опадает мертвым листвием.
И, словно терние и волчцы, владея нашей сущностью,
Смертельным ядом разливается на дело ко спасению,
И отравляет тело самое, какое видимой наружностью,
Укрыло кожаными ризами душу в средостении.
Все виды прелести бесовской от того, что покаяние
Источником, душою и молитвы возрождением —
Не сделалось. На топком, шатком основании
Не строится для битвы укрепление.
Дух сокрушенный, покаянный плач, суть признаки
Всей правильности избранного подвига.
А их отсутствие — блуждание в мире призраков,
Лишь признак обольщения, прелести, бесплодия.
4
Но, самое опасное в молитве — сочинение,
Картинок фантастических, мечтаний до истомы,
Греховной силой своего воображения:
Как будто б «из Евангелия» —на деле же, фантомов
Из всех страстей своих, падений и греховности,
Так льстящих гордости, тщеславию, самомнению,
Мы видим, что мечтатель встал на путь условностей,
Лжи, сатаны — из мира истины свершил свое падение.
Возвел он к небу руки, ум, глаза горящие,
Уж видит наяву совет Предвечный Лиц Святыя Троицы
Всех ангелов чины, небесные блага, огни слепящие.
Душою возбудясь, не в силах успокоиться,
Он проливает слезы, плачет, видит Духа утешение,
Все молит Бога, чтоб всегда остаться в этом делании.
В итоге — сумасшествие и умоисступление,
Потеря разума, бесстрастия, доброделания.
5
Так многие прельстились, зряще свет или сияние,
И не преображенными очами, грубыми, телесными,
Вдыхали благовония нечутким обонянием,
И слушали ушами глухо возгласы небесные.
И вот, одни из них вдруг люто взбесновались,
Другие быстро стали умоповрежденными,
Не обретя нигде, ни в чем покоя, шлялись
Бездумно обители в обитель с оглашенными.
Так, кто – то принял беса, в виде Ангела пресветлого,
Иной прельстился так, что не вернулся к исправлению.
Те, пренебрег от старшей братии советами,
Весь подвиг свой свел лишь к умоповреждению.
Ну, а иные диаволом ко злому подучаемы,
Вдруг руки на себя, несчастных, наложили!
А тот низвергся в пропасть от отчаяния,
А этот удавился, эти сан с себя сложили!..
__________________________
Как избежать нам прелести губительного плена?
Плач покаянный — будет нам всего дороже.
Дух сокрушенный, сердце сокрушенно и смиренно, —
До обновления духа человека Духом Божиим.