Опять гуляет нечисть по дворам.
Сочельник страшен, улицы пустынны.
Пчелиный зуд бежит по проводам.
Смола стекает по бокам невинных
Скрипичных арок. Ложечкой фагот
Мешает свет. Рождественские окна
Пускают просинь неба в оборот,
Из белых нитей день ещё не соткан,
Но снег на ставнях описал петлю,-
Челнок луча плывет по хрусталю.
Дрожат смычки. В опалине двора
Как заключенный, черный ворон ходит:
Туда-сюда, опять туда-сюда.
А в комнатах натоплено - жара,
Сияет самоварная гора,
Горит лампадка. Ходики на взводе
Выстукивают слово «ма-е-та»,
И тает свет, и входит темнота.
И на каком-то траверсе отвесном,
Уже хмельном немного от тоски,
На простыни просыпалась телесность,
Цветущий вереск - веточки тонки,
И мы губами ягоды-веснушки
Прилежно собираем в туески,-
Язык разбухший, пересохший рот.
И вмятина, как будто на подушке,
Невидимый, лежал Чеширский кот:
Свидетель наших антигравитаций,
Бедняга разучился улыбаться.
За каждым сотрясением - обвал,
Закинутая к небу голова,
Конвульсии сплетающихся пальцев
Сметали на пол мятые слова,
И каждый жест,- нелеп и угловат,-
Дарил лучистой нежности полоний,
Когда я к остывающей ладони,
К её изнанке влажным лбом приник,-
Когда приличье подавило крик
И в уши пульс о вечности долдонил.