Вырос сын, перестав называть за спиной, просто - папа,
Всё по-взрослому, смято и скомкано как-то - отец,
А в моей скудной памяти - тень на стене, как волшебная лапа,
И биение двух очень любящих близких сердец.
И сражения вместе, с плохими и тёмными снами,
Когда маленький лялька просил в этой битве помочь.
И вот чуть погодя, за сбежавшими в сумрак слезами,
Он их гонит на кОнике, с сабелькой в лунную ночь.
Ледяные ходы, к Волшебству белоснежные норки,
Именная лопатка - дорожки копать к чудесам,
Разговоры о сказках, пока не уснёт, без умолку,
Ложка, каша, тарелка, уверенный вывод: "Я сам".
Как из буковок мы составляли с тобою слова,
Как всегда убегала от нас непослушная "рэ",
Как из садика шёл, до земли опустив рукава,
На сугробах, рисуя как Морзе, сплошные тире.
"Голова тяжела", - говорил: "Очень трудно идти)",
И руками держать помогал с укоризненным взглядом,
Я в карете тебе сокращал половину пути,
Так и шли мы домой очень дружным, весёлым отрядом.
А в глазах целый мир, где жар-птицы, драконы летают,
Где ты звёзды катаешь на санках, с кометой в упряжке,
Где тебя, милый друг, любят так, что всегда понимают,
Сосчитав перед сном всех кудрявых небесных барашков.
В своих детях мы видим всегда мягких, плюшевых мишек,
Или кукол-принцесс, разложивших мечты, как полоски.
И над вами, склонившись, мы Времени шепчем: "Потише...
Продлевай этот миг волшебства, вороша их причёски".
(G Sh)