Позолота слезла давно с непростого ключа
Погорел за волшебной дверью Чудесный театр,
Папа Карло скатился, ромом залив печаль,
Инструменты с шарманкой в руки уже не брал.
Не сложилось с Мальвиной, стерва она еще та,
Артемон же с*ка, хоть с виду вполне кобель.
Говорящий сверчок заткнулся, его голова пуста,
Наркоман-Пиноккио вскрыл себе вены в апрель.
Черепаха, забрав монеты, легла на дно,
За решетку попал весельчак-балагур Арлекин,
Будни тянутся серые, тусклые день за днем,
Под волшебной дверью тихо гниет Буратин.
Вспоминает, с чего его жизнь началась,
Он герой, Карабас-Барабас — злодей,
Он наивен, вокруг него всякая мразь,
Но еще – много верных, хороших друзей…
Вот прошло пару лет, оказалось, что сказке конец,
Что в волшебной стране никто Буратино не ждал,
Что увел его девку богатый мудак под венец,
А друзья - кто скололся, а кто ушел в криминал.
Ну а если судить, то вполне Карабас был мужик,
Предлагал небольшой, но стабильный и «белый» оклад,
С перспективой карьерного роста, без дрязг и интриг,
На условиях этих работать сейчас каждый рад.
А с Базилио можно было отлично бухнуть,
И вполне себе бабой была та Алиса-лиса,
Все на месте было в лисе - попа, ноги и грудь,
Не Мальвина, конечно, но можно закрыть глаза.
Жил он в хате, пускай небольшой, но все же своей,
Но был глупым, упрямым, совсем молодым…
А теперь лежит и гниет у волшебных дверей,
И вдыхает театра сгоревшего приторный дым.
На дворе холода, и сожгут Буратина в печи,
Отсыревшее дерево злобно трещит между дров,
А вокруг – позолоченные ключи,
Для таких, как он, рассыпаны, дураков.