Ты помнишь воздух тот краснознамённый? –
Не продохнуть от комсомольских морд, –
Когда народ, проклятьем заклеймённый,
На кухнях пел про Ванинский про порт.
Мы воспаряли, словно два Икара,
Пытаясь Катю обольстить Гордон.
Нас познакомил – для самопиара –
Один известный штопаный гондон.
Я помню, как, похмельем утомлённый,
Ты говорил, от важности зловещ:
– «Товарищ Сталин, Вы большой учёный» –
Моим отцом написанная вещь.
Я в тот момент, конечно, не поверил,
Но позже, разумеется, узнал –
И ты мои сомнения похерил, –
Когда продемонстрировал журнал,
Где с этой вещью вышли и другие,
Что при совке пополнили фольклор, –
Я начал рассуждать о синергии,
Ты перевёл на Катю разговор.
Кто лучший был тогда из нас оратор,
Не знаю… только, думаю, не вдруг
Я пригодился ей как дефлоратор,
А ты функционировал как друг.
Нам пятьдесят. Мы не дошли до точки.
И Катя не одна из наших жён.
Я в соцсетях карябаю стишочки,
Ты на Фейсбуке лезешь на рожон.
Но жизнь нас поматросила, не бросив:
Среди больших талантов и умов
С тобою Лев приятельствовал Лосев,
Меня Гандлевский знает, Шаргунов.
Мы маялись то трезвостью, то пьянкой,
Пока не перешли свой Рубикон.
А Катя оказалась лесбиянкой
И гомоэмигрантом стал гондон.
И воздух снова стать краснознамённым
На акциях протеста норовит,
Опять кипит наш разум возмущённый,
И порт в посёлке Ванино открыт.